– Не надо, Роберт. Уходи. Не нужно мне было… – Софи не могла говорить.

– И ты думаешь, я захочу жениться на тебе? Взять тебя в жены? А я-то… – Он поднял лицо к небу и невесело засмеялся, – я-то считал тебя совершенством. Совершенством!

– Уходи. Это так… больно. Уходи немедленно, умоляю.

Злобное выражение, появившееся в его желтых глазах, было ей незнакомо, но не очень удивило.

– Так вот чего ты хотела. Так-так. Теперь я все понял. Какой я был дурак. – Он решительно шагнул к ней. Охваченная страхом, она закричала:

– Томас! Сюда, Томас, пожалуйста!

Роберт замер на месте, его кулаки разжались. Вид у него был ошеломленный, словно он сам поразился тому порыву ярости, что ослепил его.

– Не нужно звать на помощь, – хрипло сказал он. – Не бойся, теперь я не дотронусь до тебя, даже если станешь умолять.

Деревянной, какой-то дергающейся и в то же время непостижимым образом величественной походкой он направился к террасе, потом вышел на дорожку, ведущую вокруг дома к парадному подъезду. «Мне следовало выйти за него замуж», – думала она, глядя на его удаляющуюся спину, обтянутую дорогим твидом, на решительные взмахи рук. «Расставить сети и поймать его несколько лет назад. Тогда я была бы в безопасности».

Ужас настоящего вновь обрушился на нее.

– Роберт!

Он остановился и обернулся с леденящей медлительностью – смехотворной медлительностью, подумала бы она в другое время, но не теперь. Он вопросительно поднял соломенного цвета брови.

Софи сделала несколько шагов к нему, ломая руки – отчасти играя, чтобы произвести на него впечатление, отчасти действительно ужасно волнуясь.

– Несмотря ни на что… даже если ты… могу я… – Он, пожалуй, не уронил своего достоинства, но она свое растоптала. Она собралась с духом и мужественно закончила:

– Я всегда верила в твою порядочность. Ты рассержен сейчас, и ты прав. Но можешь ли ты мне обещать, что, когда успокоишься, все происшедшее здесь… признание, которое я сделала, всецело доверяя тебе, останется тайной, которую будем знать только мы двое? – Что за неповоротливые, допотопные фразы, думала она, прямо какое-то средневековье, но и ситуация, в которой она оказалась, стара как мир.

Он только презрительно фыркнул. Как она могла даже думать, что когда-нибудь полюбит его… будет хотя бы просто хорошо к нему относиться!

– Не беспокойтесь, мисс Дин. Ваша грязная тайна так противна мне, что, уверяю вас, у меня язык не повернется говорить о ней с кем-нибудь. Она заставляет меня стыдиться тех надежд, что я питал в отношении вас. Заставляет чувствовать себя полным дураком. – Он медленно и насмешливо поклонился. Нельзя было отрицать, что его уход был эффектен.

– Скатертью дорога! – буркнула она, вся дрожа, и обессиленно опустилась в кресло. Она скорее согласилась бы быть прикованной к позорному столбу или побитой камнями за адюльтер, чем связать свою жизнь с этим человеком.

Но теперь ее положение стало еще отчаяннее. Как она не подумала о возможных последствиях? Хватит ли у него порядочности? Можно ли положиться на его сдержанность? Софи чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Сквозь сгущающийся туман страха и отчаяния она видела последнюю ниточку, за которую еще можно было попытаться ухватиться. Если и это не удастся, все будет потеряно окончательно. Но если и получится, цена спасения может оказаться непомерной.

– Вот конец с-сорок четвертой г-главы. Н-нужно п-переписать ее к у-у…

– Утру.

Седые кустистые брови Энгуста Макдугала сошлись над тонким крючковатым носом. Когда ему помогали закончить очередную спотыкающуюся, запинающуюся, невразумительную фразу, это вызывало у него отнюдь не благодарность, но злость. Коннор уже понял это по опыту общения с ним за последние несколько недель, что работал у адвоката, но ничего не мог с собой поделать. Своим заиканием шеф доводил его до белого каления.

– Да, к у-утру, – намеренно повторил рассерженный шотландец и, чтобы отплатить Коннору, решил поговорить еще. – М-мне не п-понравилось, как вы с-сделали п-последнюю работу, м-мистер Пендарвис. В г-главе с-сорок третьей ч-чернильные п-пятна на п-полях, есть н-неразборчивые с-слова.

– Простите, сэр. Сорок четвертую главу постараюсь переписать лучше.

– П-посмотрим, к-как это у вас п-получится. – Макдугал положил на край стола, за которым сидел Коннор, белый конверт. – З-забыл п-передать вам это п-письмо. П-пришло со вчерашней по-по…

– Почтой. – Коннор покаянно опустил голову и безнадежно махнул рукой, больно ударившись при этом пальцем о край стола.

– Да, почтой, – холодно подтвердил Макдугал и извлек из кармана обсыпанного трубочным пеплом жилета ключ. – За-закроете в ше-шесть, до-до-говорились?

– Хорошо, сэр. – Коннор каждый вечер запирал кабинет, и каждое утро Макдугал забирал у него ключ, чтобы снова вручить в конце дня.

– Ни м-минутой раньше, – предупредил шеф, помахав костлявым пальцем перед лицом Коннора. Мелочная придирчивость не была свойственна его характеру, но он подражал диккенсовскому образу въедливого и эксцентричного стряпчего, своими причудами и манерами раздражающего окружающих. Заикание и сильный шотландский акцент были далеко не единственными недостатками этого человека. Он, например, забывал вовремя выплачивать жалованье. Впрочем, он это делал не намеренно, просто бережливость была у него в крови: Макдугал с трудом расставался с деньгами.

Коннор видел в грязное окно тощую фигуру Макдугала в черном пальто, вышедшего из дверей и растворившегося в сумраке дождливого вечера. День выдался длинный и утомительный, и Коннор не намеревался следовать предупреждению старого адвоката и сидеть до последней минуты.

В конверте, переданном Макдугалом, лежала коротенькая записка, нацарапанная на клочке дешевой бумаги. Коннор пробежал ее глазами: «Пишу второпях и, может, неразборчиво, поскольку нахожусь в поезде. Хочу еще раз напомнить, что мы с мистером Текером будем рады, если вы отобедаете с нами в четверг вечером. Обещаю, что мы с вами увидимся в самое ближайшее время. Ваш… Иен Брайтуэйт».

Загадочная по меньшей мере записка. Столь же загадочной была и встреча с ними на прошлой неделе, неожиданная и непредвиденная. Брайтуэйт был представителем одного из отделений либеральной партии. Он и его помощник Текер прочли статью Коннора в ежеквартальнике Радамантского общества, и, по их уверениям, она произвела на них сильное впечатление. Они приехали из Плимута явно с единственной целью – пригласить его на обед. Мужчины долго и пространно говорили о политике и реформах, но Коннор так и не понял, чего они хотят от него. «Думали вы когда-нибудь о том, чтобы занять государственную должность, мистер Пендарвис?» – поинтересовался Брайтуэйт за сигарами и портвейном. Но после того, как Коннор признался, что никогда не помышлял о подобных вещах, разговор перешел на другие темы. Если целью визита Брайтуэйта и было разузнать о планах Коннора, то он больше не возвращался к интересующему его вопросу, и Коннор выбросил этот случай из головы.

По крайней мере, он бесплатно пообедал, не такой уж и пустяк в эти дни. К тому же катастрофа в Уикерли, как ни удивительно, сослужила ему хорошую службу. Что за печальная ирония; в то время как личная жизнь потерпела полный крах, его профессиональная репутация, известная пусть и в узких кругах реформаторов, никогда не была столь высока, как сейчас.

«Я служу в Эксетере клерком у адвоката, – сказал он Брайтуэйту, – временно, пока не решу, какое из множества предложений принять». Неопределенная фаза: не полная ложь, но близко к тому. Зато звучит много лучше, чем такое, например, признание: «Я занят тем, что переписываю бредовые, написанные корявым почерком сочинения бывшего адвоката за квартиру, стол и одиннадцать шиллингов в неделю, пытаясь прийти в себя после любовной трагедии».

Он потер усталые глаза, расправил ноющие плечи. В тесном кабинете становилось сумрачно. Скоро шесть; даже если бы он и захотел остаться после шести, а он, конечно, не намерен расходовать свое время таким образом, скаредный Макдугал запрещает это, не желая тратиться на масло для лампы, которую приходилось жечь с наступлением темноты.