Он махом опрокинул семидесятиграммовую рюмку в рот и захрустел очередным огурцом. Минут через десять в ванную было принесено блюдо с холодцом, фарфоровая миска с маринованными, посыпанными кольцами красного лука грибочками и широкая тарелка с курятиной, зажаренной в тесте, с зеленым горошком.

Несколько ободрившийся приемщик тоже отхлебнул из своей рюмочки и торопливо потянулся вилкой к грибам. «Видно, придется уступить долларов триста, четыреста, – размышлял он, – но уж это предел, мне же еще этому парню тысячу восемьсот отдавать, а откуда я их возьму. Надька просит новые туфли и сумочку, а Елена мне уже всю плешь проела намеками о гарнитуре с изумрудами».

Через некоторое время их молчаливая трапеза была прервана появлением вернувшегося парня, недавно отправленного звонить в Москву. Тот шаркающей рысью приблизился к их столу и, подозрительно взглянув на застывшего в ожидании приговора приемщика, положил перед своим шефом сложенный вдвое листок бумаги. Тот склонил голову и приоткрыл написанное на нем сообщение таким образом, будто открывал последнюю, решающую карту при игре в очко. Содержание написанного было таково:

«Серебряные подсвечники из Майденских мастерских в Москве редкость ох-я. Бери не глядя! Если они идут в паре, то цена на них сейчас колеблется от пятнадцати тысяч «баксов» и выше. А если они в неважном состоянии, поцарапаны или помяты, то больше «десятки» за них как ни крути не получишь. В том случае, если тебе предлагаются звериные лапки, то тут цена может подниматься и до пятидесяти штук за пару. Не промахнись. Вечно твой Лева».

Селицкий прикрыл записку рукой и подумал: «А ведь не соврал мне этот прощелыга, пусть живет пока. Но шесть тысяч я ему все равно не дам. Слишком жирно будет».

– Так, голубчик, – жестко произнес он, резко пододвигаясь вместе со стулом к своему собеседнику, – шесть тысяч говоришь?

– Можно, конечно, и немного подвинуться, – неуверенно заерзал на своем месте приемщик, – но это уже называется – рвать куски от живого тела.

Азартно поторговавшись еще минут пять, они ударили по рукам, сговорившись на сумме в пять тысяч четыреста долларов.

– Кстати, у кого же ты выцыганил эти штучки? – спросил через некоторое время Селицкий у уже порядком захмелевшего приемщика.

– Да забрел ко мне один мужик, видимо просто хотел прицениться, – довольно хрюкнул тот, – а я его сразу под «штопор» и обработал, для Вас, стало быть, стараючись. Но раньше я не видел его никогда.

– А он случаем не из наших, не из «братвы»? – остро взглянул на него Селицкий.

– Не-е-а, – протянул гость, – он с усами, а усы у нас только «менты» носят.

– Так выходит, он из них, – озабоченно поднял брови Селицкий, – обнищал, что ли, на основной-то службе?

– Да ну, нет же, – сонно моргая глазами, пробормотал приемщик, – не «мент» он, я их за километр чую... ик... никогда!

– Ну, пойдем, голуба, пойдем, – полуобнял его за плечи Валерий Игнатьевич, направляя гостя к двери на лестницу, – а то что-то загулялись мы с тобой. Так ты ему что, никак сразу все бабки отдал, или потом отдать пообещал?

– Конечно... все, как же... разбежался! – воскликнул приемщик, пытаясь поймать руками ускользающие перила, – уж не такой я и чудак, ты понимаешь, что я хочу сказать... чудак, хи-хи.

Его так качнуло, что Селицкий с трудом удержал его от падения.

– Не-е-е-т, – продолжил вновь обретший равновесие приемщик, – за мной там должок еще остался, маленький, и-к, небольшой. Но я как штык! Да и вдруг этот чудила еще что-нибудь притащит, а вдруг он еще может? Надо держать ре-но-ме, – с трудом выговорил он, неуклюже заваливаясь на стену.

Поручив своему водителю отвезти вдребезги упившегося поставщика в город, Селицкий уселся на обтянутый белой кожей итальянский диван и задумался: «Чем черт не шутит, – размышлял он, медленно размешивая сахар в кофе, – а вдруг у этого неизвестно откуда взявшегося «чудика» припрятано еще что-то столь же редкостное. Ведь сколько слухов идет об устроенных еще немцами тайниках. Как этот балабол сегодня сказал? В королевском дворце стояли. Да самого этого дворца уж сорок лет, как и след простыл. Откуда же у кого-то появились столь хорошо сохранившиеся вещички? Наверняка этот старатель случайно наткнулся на одно из таких захоронений. И озабочен теперь реализацией своих находок».

Он встал из-за столика, подошел к камину и вновь взял в руки один из тускло сиявших на полке подсвечников: «Сорок с лишним лет как кончилась война, а блестит, как новенький, – почесал он за ухом, – странно все это».

Поставив подсвечник на место, он в задумчивости начал неторопливо прохаживаться по комнате. «Надо бы мне попробовать как-то перехватить этого парня самому, – решил он наконец. – Чем этому живоглоту лишние бабки платить, так лучше напрямую договориться. Завтра же надо будет прямо с утра подослать в магазинчик нашего горе-искусствоведа парочку ребят. Пусть они там дождутся этого, никому не известного коллекционера, проводят его потихонечку до дому... а потом видно будет.

Наутро, едва приемщик, постанывая от одолевавшей его с утра головной боли, уселся в свое просиженное кресло у забранного прочной решеткой окна магазина, как дверь резко распахнулась, и на пороге возник один из тех парней, что отвозили его вчера на встречу с Селицким.

– Что, – наметанным глазом взглянул вошедший на скукожившегося приемщика, – небось, башка после вчерашнего трещит?

Приемщик слабо кивнул, не очень понимая, что в таком случае принято отвечать. Вошедший усмехнулся и, сунув руку во внутренний карман, вынул плоскую стеклянную фляжку молдавского коньяка.

– Держи, – протянул он ее собеседнику, – поможет.

Тот подрагивающими от нетерпения пальцами скрутил металлическую пробку и сделал хороший, затяжной глоток. Оторвавшись от горлышка и отведя бутылку на вытянутой руке в сторону, он с чувством втянул носом воздух через обшлаг пиджака другой руки и удовлетворенно выдохнул: «У-ух».

Он протянул обратно так вовремя поданную спасительную бутылку, но стриженый парень с коротким смешком отвел ее.

– Подарок шефа, владей навечно.

Парень уселся на свободный стул и со стуком выбросил перед собой ноги в черных кроссовках на массивных протекторах. Когда приемщик несколько пришел в себя, он повернулся к незваному гостю с некоторым недоумением.

– Валерий Игнатьевич что-то хочет передать мне?

– М-да, – мрачно кивнул головой парень, – именно, передать.

– И что же? – меланхолично пробурчал приемщик, вновь протягивая руку к бутылке.

– Шеф просил Вас о небольшой услуге.

– Все, что угодно, – монотонно закивал головой приемщик, отвинчивая пробку.

– Ну, раз так, – хохотнул парень, – тогда проблем нет. Шеф хочет, чтобы ты посвятил нас с Панамой во все секреты этой нелегкой профессии.

– С Панамой? – выпучил глаза приемщик.

– Ага, – кивнул парень, – он в машине пока сидит, но через час меня сменит.

Вернувшись домой Юрий у ворот едва не столкнулся с мужчиной в белом халате. Проводив глазами отъехавшую бело-красную «скорую помощь», он вошел во двор. Увидев задумчиво стоящую у крылечка Наташу, он быстро направился к ней.

– Как у Семеныча дела? Что сказал врач? – спросил он ее.

– Сейчас, кажется, получше, – слабо улыбнулась та, – вот доктор приезжал, предлагал положить его в больницу, но я не согласилась.

– Почему же? – удивился Юрий.

– Ну что он там будет один делать? – начала горячо отстаивать свою точку зрения девушка. – Там все равно никаких лекарств нет, медсестры ленивые, да и кормят плохо. Мы сами его лучше выходим, ведь правда же? – доверчиво заглянула она ему в глаза.

– Конечно выходим, – обрадованно ответил Юрий. – Ты только посмотри, Натаха, сколько я денег намыл за никчемные подсвечники, помахал он вынутой из кармана пачкой долларов, – все, что надо из лекарств, теперь купим!

– Ой, Юрочка, я так тебе благодарна, – на секунду прижалась она к нему.

– Ну что ты, котенок, перестань, – он слегка обнял ее за талию, – мы же с тобой как никак хоть и дальние, но все-таки родственники.