– Пойдем, закажем поесть, пока она собирается, – Олен сел на лежанке, покрутил головой, разминая затекшую шею.

В главном зале их встретила пустота и тишина. Гномы исчезли, прочие постояльцы то ли разъехались, то ли сидели по комнатам.

– Пива мессенам? – спросил хозяин, едва заметив Олена.

– Непременно, – кивнул тот, – и мяса. А где весь остальной народ?

– Мессены гномы уехали, – из-под стойки появились две глиняные кружки с выпуклыми боками и оттопыренными ручками, похожими на уши. Из краника на бочке с плеском потекла янтарная, пенящаяся жидкость, – купцы из Андалии тоже. А местные соберутся вечером. Музыканты придут, будут танцы. Вы как, останетесь?

– Нет, поедем, – Олен прихватил одну из кружек и пошел к тому же столику, где они сидели утром.

Мясо – жареную баранину с бобами – принесли в тот момент, когда из комнаты спустилась Саттия. Заработали острые ножи, крепкие зубы, и вскоре на блюде остались только обглоданные кости и немножко подливки. Да и ту Бенеш подобрал кусочком хлеба.

– Если у Кусаки подо мной не сломается хребет, это будет настоящим чудом, – заявил Олен, выбираясь из-за стола.

В животе тяжело бултыхалось выпитое и съеденное, глаза слипались.

Не дожидаясь, пока Саттия рассчитается с хозяином, вышел во двор и ополоснул лицо из стоящей у крыльца бочки с водой. Стало немного легче, сонливость отступила, особенно когда вышел под гадкий моросящий дождик. В конюшне Кусака встретил довольным ржанием, хитро покосился на хозяина. Олен заседлал его, вывел во двор. Подумал и вынул из сумки купленный еще десять дней назад плащ.

Когда выехали, дождик усилился, капли защелкали по лужам, поплыли по ним пузыри. Еще вчера разноцветный и яркий мир стал тусклым и серым, как засиженное мухами зеркало. Ветки деревьев обвисли, и даже крики птиц, доносящиеся из зарослей, сделались печальными.

Селение осталось позади, путешественники по деревянному мосту перебрались через речку, проехали мимо старого кладбища и углубились в лес. Миновали вырубку, где пышно разрослись малина и бурьян, и оказались в густом ельнике. Олен уловил по обе стороны от дороги какой-то шорох, но сделать ничего не успел.

Качнулись зеленые лапы, полетели иголки, на дорогу спереди и сзади вышли гномы – суровые, сосредоточенные, в кольчугах и шлемах, с топорами в руках.

– Старые знакомые, – прошипела Саттия, разглядывая седовласого предводителя – того самого, что утром пытался купить меч Олена.

– Откуда они только узнали, где нас ждать, клянусь Селитой?

– Среди них есть маг, – прошептал Бенеш, выглядящий под дождем точно мокрая ворона, – Память земли сказала ему, откуда мы приехали, а дальше им оставалось лишь устроить засаду в противоположной стороне от поселка.

Гномы окружали всадников кольцом, но близко не совались. Было их десятка полтора, каждый выглядел опытным воином. Трое без оружия держались позади остальных – предводитель, его переводчик и еще один бородатый и морщинистый, в простой темной одежде.

– Благородный Дерин фа-Трене-фа-Орон-фа-Некен-фа-Лонин-фа-Жерин-фа-Валин повторяет утреннее предложение, – заговорил переводчик, – он готов заплатить золота по вашему весу за этот меч.

– Я сказал – нет, – извлеченный из ножен ледяной клинок неярко сверкнул. Гномы дружно выпучили и так большие глаза, морщинистый же, наоборот, прищурился, – и решения не изменил.

– Тогда мы вынуждены будем напасть, – переводчик вполне по-человечески развел руками. – Для вас это оружие всего лишь игрушка, а для нас – инструмент в борьбе с подземным мраком. Мы…

– Идите сюда! – перебила его Саттия. – И я выпущу вам кишки! Даже кольчуги вам не помогут! – и она выкрикнула боевой клич, с которым эльфы шли в бой еще в те времена, когда людей и гномов в Алионе не было: – Эл атакуэ![4]

– Ни хар сьялв валт одет![5], – пробурчал предводитель и сделал властный жест.

Гномы с топорами шагнули назад. Морщинистый поднял обе руки, шевельнул пальцами. Земля содрогнулась, над мокрой, в лужах дорогой поднялись столбы из серой пыли, надвинулись, закрывая обзор. Один окутал морду Чайки, та испуганно заржала, из носа кобылы потекла кровь. Другой навалился на Бенеша, но тот стремительно нарисовал прямо в воздухе трехрогий знак, и столб рассыпался.

Левую руку Олена, сжимающую поводья, дернуло. От плеча к кисти прошла боль, и от пальцев полилось неяркое голубоватое свечение. Такое же замерцало вокруг меча, заструилось сверкающим вихрем. Полетели в стороны искорки холодного синего и белого пламени. Соприкоснувшиеся с ним столбы пыли один за другим исчезли, попадали наземь горстями сухого праха.

Гномий маг прорычал что-то через стиснутые зубы, сделал загребающее движение. Почва перед ним вздыбилась чудовищным грибом. С хлюпаньем и рокотом поднялось из нее уродливое существо без головы, с короткими толстыми ногами и длинными могучими руками.

Из бугристого коричневого тела торчали корни и пучки травы, в дырке на животе виднелся ошалело дергающийся червяк.

– Голем! – выкрикнула Саттия, вскидывая меч. Бенеш застонал и принялся рисовать что-то еще.

– Фрамат![6]! – рявкнул гномий маг, и существо медленно двинулось к всадникам. Кусака оскалил зубы и начал пятиться, Чайка сделала попытку рвануть в сторону, и наездница с трудом удержала ее на месте.

Рука Олена сама, без приказа, качнулась вперед. Поток свечения, состоящего из тысяч искорок, ударил в голема. Окутал его, и земляное создание замерло. Раздался треск, какой издают деревья во время сильного мороза, коричневая фигура посерела, по ней побежали трещины. С глухим рокотом голем развалился на куски покрытой инеем, твердой земли.

Гномий маг отступил, губы его затряслись, во взгляде мелькнул откровенный страх.

– Прорываемся! Шпоры! – быстрее всех сориентировалась в ситуации Саттия.

Олен послушался, не задумываясь, едва успел схватиться за поводья. Кусака заржал и рванул вперед, один из гномов-воинов успел отскочить, другого сбило наземь. Мелькнуло злое лицо седовласого предводителя, и обитатели гор остались позади. Сбоку выдвинулся серый мерин Бенеша с прижатыми ушами и вздымающимися боками.

Грудь его работала как мехи. Сам ученик мага выглядел так, словно получил сковородкой по голове – глаза выпучены, на лице ошеломление.

– Стоп! Хватит! – крикнула Саттия, когда они спустились в низину, и под ногами лошадей заплескала вода ручейка. – Еще коней запалим.

Всадники перешли на шаг.

– Что это было? – Олен поглядел на руку, на меч, без свечения кажущийся выточенным из обыкновенного льда. – Ты можешь объяснить?

– Нет, я никогда такого не видел… – залепетал Бенеш, – и учитель не говорил, да… если бы у меня имелись книги…

– Но книг нет, – оборвала его Саттия, – зато есть висящие на хвосте враги. Так что хватит болтать, и вперед.

Ехали быстро, но так, чтобы беречь лошадей. Постепенно темнело, дождик капал то сильнее, то слабее. Лес тянулся и тянулся без малейших признаков человеческого или иного жилья. Попадались болота, воздух над которыми дрожал от кваканья. Комары то и дело пускались в погоню за всадниками, зудели над ухом, потом отставали. Но на смену им являлись новые.

– Места тут дикие, и я их не знаю, – проговорила Саттия, когда стало так темно, что дорогу удавалось различить с большим трудом. – Так что лучше, наверное, остановиться. А то заедем еще куда-нибудь.

– Но темно… холодно… сыро… – донесся жалобный голос Бенеша. – Как тут можно ночевать?

– Я разведу костер. Это не так сложно, как кажется, – Олен нащупал на поясе сохраненный во всех передрягах мешочек с трутом и огнивом.

Проехали шагом еще около полумили, затем свернули к небольшому холму, на вершине которого почва оказалась посуше. Олен выбрал место, где пламя не будет видно с дороги. Спешились, привязали лошадей и принялись собирать хворост. Когда набралась большая куча, он выбрал тончайшие веточки. Стукнул огнивом, и слабенькие желтые огонечки заплясали на дереве.