Такой отборный, что и сам господин Фатагар не сразу пускал его в оборот, а придерживал у себя – пробовал.

Ну где же этот проклятый разбойник! Не хочется думать о том, что он попался… Ох как не хочется!

При мысли о новых девушках, которые, возможно, скоро появятся в его власти, Фатагар пришел в сильное волнение. Он принялся расхаживать по комнате широкими шагами, беспокойно теребить кружевные манжеты, обрывая с них позолоту и жемчуг, кусать губы. Он едва не плакал от досады и нетерпения.

Слуги давно уже привыкли к тому, что свое настроение господин Фатагар срывает на них. И потому старались не попадаться ему на глаза. Еще метнет в голову каким-нибудь тяжелым предметом – такое уже случалось.

Однако слуга, заглянувший в комнату, выглядел таким бесстрашным и веселым, что господин Фатагар от удивления даже позабыл разгневаться на дерзкого болвана, посмевшего нарушить его уединение.

– Ну? – спросил он. – С какой чушью ты ко мне явился?

– Господин! – выпалил слуга. – Явились посланные от того человека… От Сабарата… Пускать их?

Фатагар даже подскочил от радости.

– От Сабарата? Ты уверен?

– Я не могу быть уверен, господин, в том, чего не знаю, – осторожно ответил слуга.

Фатагар едва не закатил ему пощечину, удержав руку в последний миг.

– Не умничай! – резко сказал он. – Отвечай на вопрос!

– Прибыл экипаж, запряженный двумя лошадьми. Не роскошный, но достаточно богатый, – начал слуга обстоятельный рассказ. И продолжал, ободренный радостными огоньками, замелькавшими в глазах воспрявшего духом Фатагара. – На козлах, стало быть, один головорез. По виду сужу, – добавил он поспешно. – Глаза узкие, как у степняка, но его мамаша, видать, путалась с кем-то черным, потому что лицо смуглое, точно у полукровки мономатанца. Из экипажа высунулся другой. Каторжная морда, прости меня, господин, за такие слова! Этого и кнутом били, на плечах белая полоса осталась. И следы от кандалов на запястьях – точно отчеканенные. Ну вот, эта-то рожа и говорит: мол, не Фатагаром ли зовут хозяина этого дома? Я отвечаю: "Может, и Фатагаром, а тебе-то до этого какое дело?" Он в ответ хмыкает: "Есть дело, да не столько мне до Фатагара, сколько Фатагару до меня… Ступай, мол, бездельник, – это он мне так говорит, – и скажи своему господину, что явились присланные от Сабарата". Я спрашиваю: "По какому вопросу?" А он только руками на меня замахал: "Твой господин знает, по какому. Скажи, что от Сабарата. Этого довольно". Вот я и пришел…

Господин Фатагар сунул слуге серебряную монету за добрую весть и велел немедленно посланца доставить сюда. Слуга замешкался:

– В эти покои? В спальню? Больно уж грязен да неказист он, этот посланец Сабарата. Сущий бандит. Может, лучше его в задних комнатах принять, где прислуга?

– Не твое дело, болван, указывать мне, где и кого принимать! – рявкнул Фатагар. – Говорю тебе, зови его сюда, да поживее!

Слуга убежал.

Посланец Сабарат и впрямь оказался сущим разбойником. Как был в меховой безрукавке, в отброшенном за спину пыльном плаще, в грязных сапогах протопал по блестящему паркету, оставляя следы.

– Ах, мой друг! – вскричал Фатагар вместо приветствия. – Сапоги…

Разбойник с видом тупого недоумения уставился на свои ноги.

– Какие сапоги? – спросил он.

– Ваши…

– А что вам, собственно, не нравится в моих сапогах? – осведомился он. Голос у разбойника был хрипловатый, неприятный.

Фатагар невнятно пробормотал:

– Наборный паркет… Лучший во всей Мельсине… э-э… И цены нынче такие, что… В общем… Видишь ли, почтенный… э-э… друг… Опять же, мастеров пришлось выписывать из Аррантиды… Сапоги… – Он махнул рукой, видя, что разбойник упорно не желает понимать витиевато высказанной просьбы снять грязную обувь и не пачкать драгоценный паркет, который может непоправимо пострадать от такого бесцеремонного обращения.

– Ну так вот, этот болван, слуга, сообщил тебе, небось, что я – от Сабарата, да не один, а с доброй вестью, – заявил разбойник.

И нахально плюхнулся прямо на разобранную постель господина Фатагара! Надушенные батистовые простыни, атласные покрывала с вышивкой шелками и серебряной нитью, мягкие подушки с кружевными рюшами – все уютное "гнездышко" было смято и мгновенно перемазано дорожной пылью. Фатагар еле слышно простонал сквозь зубы.

Разбойник, похоже, даже не услышал этого.

– Распорядись, чтобы меня накормили, – нагло велел он. – Я голоден, как собака! У нас мало времени. Едем! Где ты держишь своих коз?

– Каких… коз?

– Ну, где твой загон для скота? Ты что, не понимаешь, о чем я толкую? – развязно продолжал негодяй.

Фатагар вызвал слугу, который метнул на наглеца, валяющегося на хозяйской постели, возмущенный взгляд, но от каких-либо комментариев воздержался. Велел подать гостю мяса, хлеба и вина. Это было исполнено с устрашающей быстротой – словно обед для посланца Сабарата уже ждал, приготовленный заранее.

С набитым ртом, разбойник продолжал:

– Ты держишь их где-то за городом, не так ли?

– Да… Где Сабарат?

– Стережет стадо, – пояснил разбойник, шумно глотая вино и рыгая. – Козочки – наилучшего разбора. Шерстка шелковистая, вымечко чистенькое…

Господин Фатагар непроизвольно проглотил слюну. Разбойник метнул на него быстрый непонятный взгляд, который, впрочем, мгновенно погас.

Салих без труда читал мысли Фатагара. Работорговец даже раздражение свое против нахального молодца позабыл – так увлекла его мечта о новых игрушках для гарема. О новых ЖИВЫХ игрушках! Драгоценных, дорогостоящих… Для таких, как Фатагар, нет, пожалуй, ничего слаще, нежели безраздельная власть над юным, наделенным душою существом.

И за это он поплатится. Сегодня же.

За это, за страх, который пережила Алаха, за унижение и боль, выпавшие на долю паломницам в храме Праматери Слез.

За все.

Загородное имение господина Фатагара находилось в часе езды от Мельсины. Все это время Фатагар сидел в экипаже рядом с Салихом и умоляюще выспрашивал:

– Какие… какие они, мои свеженькие цыпочки? Опишите мне их!

Салих неопределенно отвечал:

– Скоро увидишь… Настоящие бутончики. Перепуганные, трепетные… Одна другой краше…

От возбуждения Фатагар принимался трястись всем телом.

В экипаже находился еще один разбойник, но тот спал, закутавшись в плащ. Даже похрапывал.

Загородный дом Фатагара, окруженный тенистым садом, показался Салиху таким прекрасным, что он не удержался от мысленного упрека Богам: за что они позволяют негодяям уродовать землю и отдают в недостойные руки такие великолепные сады, такие дивные творения человеческого мастерства!

Однако долго рассуждать на все эти темы было некогда. Надлежало совершить неколько деяний – и хотя все они были направлены ко благу человечества и торжеству Божеской справедливости, однако вид имели весьма неприглядный.

– Куда… куда вы меня везете! – вскрикнул вдруг Фатагар, заподозрив неладное, когда возница, причмокнув лошадям, заставил их бежать быстрее. Загородный дом мелькнул и скрылся, впереди расстилались леса с высокими деревьями и сочной зеленью мхов. Фатагар попытался выскочить из экипажа, но спавший разбойник внезапно пробудился и прыгнул на него, как тигр.

Капюшон упал с лица закутанного, и Фатагар узнал его, несмотря на темную краску, вымазавшую лицо.

– Мэзарро! – воскликнул работорговец. – Во имя всех Богов, объясни мне, что это значит! К чему весь этот карнавал? Кто эти люди?

Экипаж свернул в лес и остановился на обочине. Фатагара, со связанными руками, выволокли наружу и потащили в чащу. Он был так потрясен, что даже не отбивался и только вскрикивал то и дело:

– Мэзарро! Почему?.. Во имя всех Богов!.. Что это значит? Куда вы меня ведете?

Его молча подгоняли тычками. Наконец Салих сказал:

– Хватит. С дороги нас не видно.

Возница устремил на Фатагара пронзительный взгляд. При виде этого маленького, хрупкого человечка с плоским лицом степняка Фатагара пробрала дрожь. Если смуглый цвет кожи был, очевидно, гримом, призванным сбить с толку случайных свидетелей, буде таковые попадутся по дороге, то безобразные шрамы на щеках и характерный разрез глаз маскировской никак не назовешь. Этот человек шутить не станет. И пожалуй, инстинктивно понял Фатагар, этот – самый опасный из всех троих.