– Ладно, где наша не пропадала, – усмехнулся Сабарат. – Значит, по сорок за голову?

– Да.

– Дней через десять привезу вам целую ораву, – пообещал работорговец.

Фатагар поморщился.

– "Ораву"! Что за выражения? Изысканность! Изысканность! Изысканность! Вот наш девиз! Мы торгуем не ублюдками, которым место в руднике или на галере. Наш товар нежный, тонкий… – Он вытянул губы трубочкой и просюсюкал: – "Стайка"! Вот как следует говорить – "стайка девушек"… или даже лучше – "пташек"…

Сабарат расхохотался во все горло.

– Стайку так стайку, – ухмыльнулся он. – Я знаю, где они чирикают. Свеженькие, хорошенькие… Исключительно глупенькие… И почти все хорошего происхождения. Порода – это очень важно. Во всяком случае, в нашем деле.

– Да, – кивнул Фатагар, мечтательно чмокнув губами. Он уже рисовал себе в мечтах эту "стайку пташек".

Среди тех, кому Фатагар поставлял наложниц, были самые разные люди: и богатые вельможи, приближенные венценосного шада, и торговцы, и перекупщики, увозившие девушек далеко за пределы Саккарема. Многие задерживались в загородном доме Фатагара на несколько месяцев, а то и лет. Сам работорговец был большим знатоком и ценителем собственного товара.

Кое-кто в Мельсине знал об основном источнике доходов торговца шелком Фатагара. Но о размахе этой его деятельности не догадывался ни один из его покупателей. Фатагар тщательно скрывал свое истинное лицо. По это причине он много времени проводил здесь, за городом. Его уединенный дом, окруженный высокой оградой и скрытый густым тенистым садом, служил отличным убежищем от любопытных глаз.

Салих проснулся среди ночи. Алаха лежала рядом, жалобно морщась во сне и беспокойно поводя головой. Он осторожно погладил ее по щеке, стараясь не задеть шрама, и получше укрыл одеялом. Девочка повернулась набок, подсунула под голову ладонь и затихла.

Вот и хорошо. Ей нужен отдых.

Салих сел, огляделся по сторонам. В доме было тихо. Дрова в очаге уже прогорели, но тепло еще сохранялось – до утра оставалось несколько часов. В окне стояла полная луна – круглый, холодный белый глаз. Глядя на него, Салих не мог поверить в то, что Кан – Богиня Луны – исполнена добра и материнской нежности. Лунный свет казался ледяным. Здесь, среди льда и заснеженных вершин, он был мертвенным и ярким.

Дядюшки Химьяра в доме не оказалось.

Это выглядело более чем подозрительным. Салих осторожно выбрался из-под одеял и достал свои сапоги. Обулся, стараясь не шуметь, взял пояс с ножнами. Еще раз осмотрел весь дом – благо единственную комнатку можно было окинуть одним взглядом. Нет, хозяина и впрямь здесь не было.

Салих нахмурился. Куда же ушел охотник – на ночь глядя, в мороз? Дело попахивало скверно. Привыкший подозревать в людях все самое дурное (к несчастью, эта привычка его, как правило, и не обманывала), Салих тотчас начал прикидывать различные варианты. Что выманило старика из теплого дома? Насколько Салих знал людей, только одно могло оказаться сильнее желания бездельничать, лежа возле очага после чаши горячего вина со специями, – жажда наживы.

Ну да, конечно. Красивая девочка – и при ней всего лишь один охранник, еле живой от усталости и потому не опасный… Кто не слыхал о работорговцах? Встречаются еще такие звери в человеческом обличии, которые выслеживают женщин и продают их на чужбину – в гаремы владыкам, на потеху скучающим господам…

Хорош "дядюшка"! Вызнал все, что хотел, напоил вином, уложил спать – а сам оделся и подался к сообщникам! Салих ощущал непреодолимые спазмы в горле. Хоть бы раз чужой человек, которому он доверился, оказался бы не негодяем! Он устал жить в мире, населенным одними сволочами.

Салих прикусил губу. Так уж и одними сволочами? Он укоризненно покачал головой. Плохо же ты помнишь доброе, Салих, сказал он сам себе. А твой брат, а твоя мать, а брат Гервасий? И даже Соллий!

Но как бы ни обстояли дела с человечеством – а намерения дядюшки Химьяра вызывали вполне законные подозрения у того, кто считал себя стражем своей госпожи.

И потому, отметя все лишние мысли как несвоевременные, Салих бесшумно выбрался из дома.

Мороз как будто поджидал его за стенами и обрадовался, заполучив в свои свирепые лапы новую добычу. Тысячи мельчайших иголок впились в лицо и руки (по глупости не надел рукавицы!). Салих прищурился. Снег казался синим. Восток уже слегка посветлел – через два часа там запылает золотисто-багровый, яростный рассвет.

Человеческих следов возле дома не было. Салих обошел дом несколько раз, внимательно рассматривая снег. Нет, люди здесь не появлялись. Он готов был вздохнуть с облегчением, когда вдруг заметил нечто, заставившее его содрогнуться. Чуть в стороне от порога в снегу четко выделялся отпечаток огромной звериной лапы. Судя по всему, здесь прошел очень крупный медведь.

Зверюга явно кружил возле дома. Салих обнаружил еще один след в десяти локтях от первого. Затем – еще один.

Несколько минут он колебался, рассматривая следы. Не попал ли в беду старый охотник? Впрочем, он живет здесь, судя по всему, уже долгие годы. Неужели не изучил повадки окружающих дом зверей? Небось, и по именам их всех кличет…

Раздумья Салиха были прерваны. Внезапно впереди выросла гигантская белая фигура косматого зверя. Зарычав, он поднялся на задние лапы. Салих видел свирепую морду со сморщенной верхней губой, обнажающей желтоватые клыки. Медведь не шутил – он явно намеревался наброситься на человека и располосовать его своими страшными когтями.

Салих схватился за рукоять кинжала, но тотчас оставил всякую мысль о неравной схватке с чудовищем. Сражаться один на один с такой зверюгой означало верную смерть. Умереть сейчас, оставить Алаху на произвол судьбы – такое в планы Салиха никак не входило. Он повернулся и бросился бежать к дому, благословляя свою нерешительность, не позволившую ему отойти далеко от порога. Зверь все еще стоял на месте и угрожающе ревел. Салих знал, что расстояние, отделяющее его от порога, медведь может преодолеть одним прыжком. Значит, нужно было успеть прежде, чем зверь прыгнет.

Он толкнул дверь и кубарем вкатился в дом. Дверь захлопнулась за спиной.

Тяжело дыша, Салих прислонился к стене. Медведь некоторое время бродил под дверью, пытался даже открыть ее, но не сумел. Вот когда Салих понял, почему дверь в горном доме открывалась не наружу, как во всех городских постройках, а внутрь, в дом. Может быть, с точки зрения чистоты и уюта, это и неудобно, зато надежно охраняет от непрошеных гостей. Медведю, как и многим другим неразумным созданиям, свойственно тащить все к себе. Мало кто из живых существ догадается оттолкнуть дверь от себя. Разве что человек. Да и то не всякий.

Пожалуй, только эта предусмотрительность старого охотника и спасла Салиха от расправы со стороны разъяренного хищника. Тот, порычав для устрашения, в конце концов удалился несолоно хлебавши. Снег громко хрустел под его могучими лапами.

Салих без сил опустился на пол…

– Я что, всю ночь здесь проспал? – спросил Салих дядюшку Химьяра.

Охотник стоял над ним и тихо, насмешливо покачивал головой.

– Должно быть, так, – сказал он наконец. – А что, в постели тебе не понравилось?

Салих бросил взгляд в окошко. День уже наступил, солнце заливало горные вершины. Ночное происшествие казалось теперь чем-то невозможным, как ночной сон, который рассеивается с первыми лучами рассвета. Но он знал: то был не сон. И дядюшка Химьяр выглядел каким-то смущенным.

– Твоя девочка все еще спит, – сообщил охотник. – Разбуди ее, не то захворает. Я дам ей молока и сыра. Пусть поест. И смени повязки на ее ногах, не то будет долго заживать.

Салих поднялся, потер поясницу. Ему не раз доводилось спать и на голых камнях, и на досках, и просто на земле. Но тело, оказывается, быстро привыкло к мягкой постели и теперь словно бы возмущалось. Вот оно, безбедное житье в Мельсине, – сказывается! Получается, что рановато ты нацепил личину богатого господина, друг Салих.