– Боже мой, Рэй! Что ты туда подмешал?
– Кое-что, чтобы тебя взбодрить!
– Скорее чтобы взорвать!
Абрахам понял, что Карен нравилось в «Семерке червей» – так назывался бар. Он представил себе какую радость ей доставляли визиты в это заведение после утомительных серых будней. Ей нравились также люди, которые сюда приходили. По мнению Стефана, они должны были казаться ей оригинальными и экстравагантными. В девушке проглядывали черты начинающей авантюристки, и он с удовольствием наблюдал за ее едва ли не детским восхищением, с каким она созерцала окружающее.
Он положил на нее глаз с того самого момента, как она появилась в клубе, и следил за каждым ее движением, стараясь при этом не выдавать своего присутствия и маскируясь во мраке, который обычно царил в такого рода заведениях. Тот факт, что она не замечала его испытующего взгляда, лишь усиливал его возбуждение. Сидя в засаде, он пытался представить ее серую будничную жизнь и те способы, какими она пробовала расцветить свое существование. Затем он принялся рисовать яркими красками в своем воображении сегодняшнюю ночь, те нехитрые уловки, которыми он заманит ее в уединенное место, и ужас, который охватит все ее существо, когда избежать печального исхода станет невозможно. Эти фантазии заставили его сладко содрогнуться от предвкушения ожидавших его радостей, и он понял, что пора действовать.
Рэй заметил, как Абрахам поднялся с места и двинулся вдоль стойки. Их взгляды встретились, но никто не произнес ни слова. Карен заметила Абрахама, когда он оказался рядом. Он впился пронзительным взглядом в лицо девушки, и она была обескуражена неприкрытым вызовом, отразившимся в глубине его глаз.
Абрахам увидел свое отражение в мутном зеркале, висевшем за стойкой. Он в этот вечер надел черный костюм и темно-синюю рубашку, застегнутую до ворота на кнопки, инкрустированные ониксом. Согласитесь, было бы глупо закрывать такую красоту галстуком. У него были длинные густые темные волосы, которые он зачесывал на лоб и за уши и которые лежали как приклеенные, хотя по всем законам им следовало бы свисать на его худое лицо. Слегка выступающие славянского типа скулы и бледно-голубые глаза довершали портрет.
– Извините, мне не хотелось пугать вас своим неожиданным появлением, – произнес он.
– Вовсе вы меня не испугали, – соврала девушка, изображая хладнокровие.
– Позвольте мне угостить вас. Кстати, меня зовут Стефан.
Девушка преодолела смущение и наконец позволила себе улыбнуться. Абрахаму понравилась ее застенчивая улыбка. Она подняла глаза и посмотрела на Абрахама, отметив про себя доброжелательное выражение, запечатленное на его лице. Затем она протянула руку и представилась:
– Карен.
– Вы что будете? – осведомился он.
– Что я буду?
– Я хочу сказать, что вы будете пить?
Она кивнула и улыбнулась чуточку более открыто:
– Дайте подумать. Что бы, например, предложили вы?
– Ну, я…
Абрахам замер. Его сердце заледенело, словно мясная туша на продовольственном складе. Где-то там, в темноте бара, сверкнуло нечто, напоминавшее ему яркостью северное сияние в ночном небе. Улыбка на лице Карен тоже словно намертво примерзла к ее устам. Тем временем Абрахам пытался ответить на вопрос – уж не привиделся ли ему этот блеск?
– Вы в порядке? – спросила наконец Карен.
– Я… э… вы… будете… пить?
– Вы не заболели, часом? Вид у вас, признаться, нездоровый.
Абрахам почувствовал, как у него в душе поселился страх. Он ширился, обретал плоть, и его размытый, но оттого не менее реальный силуэт уже почти поглотил его. Холодные щупальца паники подбирались к самому горлу, сжимаясь одновременно в страшное объятие смерти. Абрахам ухватился рукой за полированное стальное перильце, которое шло вдоль стойки.
Рэй обратил внимание, как переменилось выражение лица Карен, и заметил ее инстинктивную попытку отодвинуться подальше от нового знакомого. Он отметил, что девушка при этом едва не свалилась со стула.
– Что такое… что с вами случилось? – пробормотала она, обращаясь к Абрахаму.
Тот смотрел сквозь нее, словно она была стеклянной, и не слышал обращенных к нему слов. Его брови изогнулись, глаза затуманились, но зрачки полыхали ярче, чем обычно. Карен неловким движением опрокинула свой стакан, разлив «взбадривающую» смесь Рэя на стойку.
Абрахам прижал ладонь ко лбу и прикрыл веки. Ужас толчками отдавался в голове. Свечение в темноте, однако, не, только напугало его, но и заинтриговало. В глубине души он уже понял, что перед ним открылось, но рассудок протестовал. Желание выяснить правду росло в нем одновременно с острой потребностью убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю. Он поднял глаза, и появившееся в них отчаяние окончательно перепугало Карен. Она соскочила с высокого вращающегося стула и уронила сигарету на пол.
Подошел Рэй:
– У тебя все нормально, Карен?
Она не отвечала, а продолжала с ужасом смотреть на Абрахама. «Как ярко полыхают его глаза, – подумала девушка, – прямо горят огнем». Рэй собрался было снова открыть рот, когда Абрахам неожиданно сорвался с места и бросился вон из бара. Не прошло и минуты, как он исчез, смешавшись с толпой.
В противоположном от Карен углу бара Роберт потягивал дорогой, сильно разбавленный водой коктейль из водки и тоника. Рядом стояла Лаура, нежно поглаживая его по плечу.
– Хочешь потанцевать? – спросила она.
Роберту не хотелось танцевать – да и вообще здесь находиться. Вечер был специально спланирован, чтобы избавить его от мыслей об убийстве Сары, смягчить стресс, который ему полагалось испытывать в связи со случившимся. Сама мысль тащить его в какой-то клуб, чтобы там напоить допьяна, была, на взгляд Роберта, неостроумной и банальной.
Они пошли в «Сантьяго», испанский ресторан на Фрит-стрит после чего собирались перекочевать в один из клубов Вест-Энда. Роберту так и не удалось подсчитать, сколько всего людей присутствовало на обеде. Дюжина? Пятнадцать человек? Они сидели группками за столами и то и дело подзывали официантов, совершенно одуревших от жары и едва переставлявших ноги. Еда была ужасная, а от непрекращавшегося звона посуды и пьяных бессвязных выкриков Роберту далеко не всегда удавалось расслышать собеседницу…
Лаура поцеловала Роберта в ухо и закурила.
– Тебе здесь нравится? – спросила она.
Он тупо посмотрел на нее, отчего она расхохоталась, откинув назад голову. Роберт тоже улыбнулся.
– Мне приходилось видеть людей, которые выглядели лучше даже в кресле дантиста, – сказала она. – Послушай, я собираюсь, прогуляться. Увидимся позже.
– Может быть.
– Я позвоню тебе утром, если смогу, и дам полный отчет о своих приключениях.
Роберт остался в клубе и был предоставлен самому себе. Танцевальная площадка была забита до предела. Его друзья растворились в этом море разгоряченной плоти. Под потолком вращался огромный зеркальный шар, который слепил глаза лучами отраженного света. Неоновые лампы высвечивали уходившие под потолок колонны, подпиравшие своды зала. Роберт следил за Лаурой, которая отлично ориентировалась в этом людском водовороте и привлекала к себе хищные взгляды.
До сих пор ему не приходилось созерцать такого количества карикатурно выглядевших самцов, увивавшихся за своими еще зелеными девицами с пустыми стеклянными глазами. По углам сидели существа непонятного пола в темных очках, пребывая в трансе от мерзких психоделических коктейлей. Перебравшие спиртного дамы прижимались к извивавшимся в танце незнакомцам, при этом их смоделированные хирургом-косметологом пышные груди пытались вырваться из облегающих ярких платьев. Роберт обычно вытирал нос платками, на которые пошло больше ткани, чем на эти сверхмодные наряды.
Все те, кто был вместе с ним на обеде в испанском ресторане, куда-то исчезли. Они вошли в «Семерку червей» группой, но потом рассыпались, словно расколовшийся о камень хрустальный бокал, который, как известно, невозможно склеить.
Недра клуба представляли собой настоящий ад. Поначалу Роберту казалось, что жарко и шумно только в «Сантьяго», но теперь он понял, что «Сантьяго» – это еще цветочки. Там был просто северный полюс по сравнению с «Семеркой червей». Роберт попытался оттянуть промокшую от пота рубашку от тела. Со всех сторон его окружали фантастические, нелепые существа, под завязку накачанные наркотиками и алкоголем. Музыка била по мозгам, особенно усердствовали ударные, звук которых по назойливости можно было сравнить разве что с отбойным молотком. Сам себе он казался пришельцем с другой планеты, оказавшимся в непривычной обстановке, который тем не менее должен был исполнять свой долг – шпионить за собравшимися здесь безумными и пустыми людьми.
