Из всех трех десятков только одного человека и оставил у себя – Николку Панина. Или Паныча – как правильнее? Нет, скорее Панина. Так все-таки больше по-русски получается. А оставил, потому как очень уж парень просил. Когда он лепетал про то, что заговоренный, Константин даже не слушал, но когда стал вместо награды, положенной ему за то, что так успешно за Мстиславом Удатным сходил, требовать его оставить, то тут князь не выдержал. Хоть и не по-божески это, за такой успех смертью поощрять, ну да что делать, коли он сам ее себе выпрашивает. Велел только на коня сесть. Подумалось, что на коне-то легче уйти мальчишке, если что. Бывают же чудеса на свете.
Особых иллюзий он не питал. Хорошо, конечно, что на Оке такой могучий и умелый булгарский заслон выставлен. С другой стороны – много ли с него толку будет, когда вся пешая рать после неудавшихся попыток прорваться по реке с ладей на землю ступит? То-то и оно.
У Ростиславля же стены ветхие, старые. Давно пора настала их подновить, башни нарастить вверх метров на десять, да все руки не доходили. Словом, укрепления эти один, самое большее – два дня выдержат.
Одно хорошо было. Помимо Оки с одной стороны, Ростиславль еще одна речушка омывала, да как здорово-то. Не доходя до города верст пять, она раздваивалась и текла по обеим сторонам крепостных стен, будто губы, в призывном поцелуе открытые.
Впрочем, почему «будто», если местные жители их так и называли: Левая Губа – это та, что к границе ближе, и Правая Губа. Были они неширокие, метров по тридцать каждая, но достаточно глубокие. Переправа, чтобы вброд перейти, только в одном месте на каждой и имелась, где-то верстах в четырех от самого города.
Вот и получалось, что штурмовать Ростиславль возможно лишь там, где у города за стеной не река текла, а лишь небольшой узкий ров был вырыт, обе Губы соединяющий.
С другой стороны, даже если и выстоит его трехтысячное воинство два дня – что толку. На третий они непременно дальше двинутся, в глубь княжества, а удержать их некому.
Может, Вячеслав был бы – подсказал что-нибудь путное. Все-таки у парня и военное училище за плечами, и практики боевой хлебнуть довелось. У Константина за душой одна только кафедра военная да еще обязательные трехмесячные курсы. Он и взводом-то, если б довелось, кое-как командовал, а тут полки, то есть тысячи, под началом.
В голову же кроме классической битвы при Каннах ничего не лезло. И одна мысль суворовская в ушах зудела непрестанно: «Не числом, а умением». Константину и без того ничего другого не оставалось, вот только где взять это самое умение-то?
Да тут еще всякие упрямцы вмешаются, сосредоточиться не дают. Один Маньяк чего стоит. Как только его князь не уговаривал уехать – бесполезно. Уперся на своем слове, которое он Всеведу дал, что будет неотлучно подле Константина до осени до самой, и все тут.
Мало того, к вечеру еще одна сотня чудиков подвалила во главе с Сергеем, который из Ивановки, точнее, теперь уже правильно будет говорить – из Ожска. Разумеется, и Минька тут как тут. Помощники выискались.
Эдисон юный сослался, правда, на то, что он отливку стекол хорошо освоил, и даже результат преподнес – подзорную трубу. Из сотни увеличительных стекол, что изобретатель состряпал, штуки четыре ему удалось в один комплект собрать. Виделось сквозь нее хоть и мутновато, но зато и впрямь далеко – простому глазу в такую даль нипочем не заглянуть. Про двадцатикратное увеличение изобретатель, конечно, перебрал, но где-то семи-восьмикратного он и впрямь добился.
Ну, подарил ты ее, так иди обратно в Ожск. Нет, уперся, подобно ведьмаку, и хоть кол на голове теши. На все доводы один ответ: «Друзья так не поступают». Подумал бы как следует и понял, что как раз так и надо поступить, чтоб у друга еще и за тебя душа не болела.
Пробовал Константин через Сергея остальных уговорить. Ну, глупо же. Каждому свое: ремесленникам – в мастерских трудиться, так сказать, меч победы ковать, а уж этим мечом – извини, подвинься, дай другим помахать, тем, кто этому учился, да не месяцами, а гораздо дольше. Вон, у него, Константина, целых полтора года практики было, когда он по-тихому у своего тезки покойного уроки брал, и то он сейчас далеко не каждого в своей дружине одолеет. А уж им-то куда лезть? Вроде логичные соображения, но куда там – и слушать не хотят.
– Я, княже, сколько раз говорил, что вольная птица. Уж больно людишек у тебя мало – вот и решили подсобить.
Ишь, помощнички выискались! И ведь это первый заместитель Миньки. Вот нахал!
– Сергей Вячеславович, ну ты сам посуди, – пытался Константин по-доброму его урезонить, но куда там.
Единственное, чего он от Сереги добился, так это обещания, что как только дело совсем худо будет и враги городские ворота взломают, так он сразу с двумя самыми дюжими кузнецами Миньку в охапку и деру на булгарские ладьи. Как говорится, и на том спасибо.
Нет, приятно, конечно, чего греха таить, что народ за своего князя горой встал. Но от этого еще горше на душе становится. Ведь силища-то какая идет, аж дух захватывает. Эти спецназовцы – ребята лихие, пока Константин с Мстиславом разговоры вел, успели все повыведать, в том числе и подсчет сделать. По их словам выходило все грустно и печально. Одной конницы тысяч восемь шло, а пеших столько же, если еще один ноль к числу добавить. Тут ведь не только городку Ростиславлю, но и воеводе Вячеславу со всей ратной силой навряд ли удастся устоять.
То есть первоначальная тактика при таком явном перевесе сил напрашивалась как бы сама собой: удержать врага подле себя, измотать его, дождавшись Вячеслава со всеми войсками, и уж тогда… А теперь еще кто подсказал бы, как это сделать… Сколько ни ломал голову – ну ничегошеньки на ум не приходит. Лишь когда усталое солнце стало проваливаться в лес за Окой, чего-то там смутно забрезжило в голове и кое с чем сложилось. А почему бы так, как под Коломной, не попробовать да рвы тайные не выкопать? В конце концов, чем он рискует? Тем, что разгадают и в обход пойдут? Скорее всего, так оно и произойдет, ведь там Ярослав, а он хоть и сволочуга первостатейная, но не дурак, далеко не дурак. Ну и что? Всегда в Ростиславль можно успеть уйти, если что. И потом, это если все целиком повторить, а если кое-какие новшества внести?..
– Бой примем на подходе к городу, – сказал князь твердо на вечернем совете. – Посему и воям своим, и дружине, и всем жителям Ростиславля повелеваю…
* * *
Учиниша оные булгары на реце Оке лютовати нещадна, тако же нападоша на святое воинство подла и лодьи русськи учаша вертети и трясти.
Константин же, яко приспешник нечистаго, ликоваша премного, узрев муки люты народа православнаго и бысть середь них плач и стон велик…
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1817
* * *
И тако рек им княже Константине: «Доколе ж свары, при и которы учиняти промеж собой? Не лучшей ли миром все дела решати?» И услышали словеса оные мужи, числом четверо, и идоша обратно восвояси. Остатние же не вняли и пошли далее в землю резанскаю.
И сташа княже Константин под градам, Ростиславлем нареченным, и повелеша тако: «Негоже, братия моя, пускати их, яко волков злобных в овчарню. Встанем же тут, помоляся, и услышит нас господь, ибо правда за нас, а бог завсегда там, где и она. И не посрамим пращуров наших!»
А бысть у Константина воев мало числом, ворогов же по десятку на каждого, но не убояшися они, подъяв мечи свои и биша их дружна.
Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1760
* * *
Как получилось, что Константину пришлось принимать бой под Ростиславлем, и притом малыми силами, легко объяснимо. Просто он ожидал наступления объединенных ратей совсем с иной стороны – намного севернее, то есть с верховьев Волги. Именно там и были сосредоточены его основные силы во главе с воеводой Вячеславом Михайловичем.
Встретив огромную рать, Константин решил применить тактику измора, но воеводы объединенных сил оказались хитрее и ловким маневром сумели отрезать ему пути к отступлению, в результате чего рязанскому князю не оставалось ничего иного, как сесть в осаду в Ростиславле.
О. А. Албул. Наиболее полная история российской государственности.
СПб., 1830. Т. 2, с. 161.