— В двадцать два, — поправил отходчивый Минька и в свою очередь съязвил: — Я на солдафонов никогда не обижаюсь, так что шути дальше. Можешь даже столь же плоско и деревянно, как сейчас.
— А когда вы их нам выдадите, Михаил Юрьевич? — вкрадчиво поинтересовался Вячеслав.
— Сегодня поздно уже, — зажеманился Минька. — Завтра давай, с утра.
— Одумайся, княже, — тихо попросил отец Николай. — Это же русские люди. Они ни в чем не повинны.
— Те, что не повинны, как ты говоришь, останутся живы почти все, — заметил Константин. — Точечный удар из арбалетов-гранатометов будет направлен еще до боя в княжеские шатры. А в них — поверь, отче, — будут как раз те люди, которые кое в чем повинны. И если бы не их приказы и повеления, никто на нашу землю бы не пришел.
— Вот и моя мамочка говорила, — тут же влез Вячеслав, — мудрый правитель должен уметь вовремя пролить малую кровь, дабы не пролилась большая[111].
— И приказал я это воеводе нашему не по злобе своей, а из-за того, что не вижу другого, более лучшего выхода, — хмуро продолжил Константин.
— А князь и святой земли Русской Александр Невский? Его тоже… из гранатометов? — еще тише, почти шепотом спросил священник.
— А при чем тут… черт! — не договорив, выругался в сердцах Константин и плюхнулся на лавку, закрыв лицо руками.
— А его прапраправнук святой Дмитрий Донской? — возвысил голос отец Николай. — И ему ведь тоже смерть придет, хоть он еще не рожден.
* * *
Одначе те вои, кои в голове дружины стояша и раны несчетна получаша во славу княжую, тако же бысть в обиде на Константина и тако оному князю рекли: «Должон княже землю, угодия прочии и людишек давати нам, ибо коли сего не буде, и княже над землицей онай буде сидети аки скряга над калитой, то некому буде опосля за князя оного воевати». Но Константине-княже мудрым словесам не вняша и дружину свою в гладе и хладе держаша злобна, аки смердав чумазых, и бысть потому распря и замятия изрядна в становище воев ево…
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1817
* * *
* * *
И бысть по всей земле Резанскай молитвы жаркия о здравии князя Константина, ибо един князь володел ратарями, смердами и прочими людишками тягловыми и в обиду их не даваша никому и сам защищаша. И прозваша за то князя Константина свово люд простой Божиим заступником…
Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1760
* * *
Трудно судить о том, что побудило князя Константина полностью отказаться от боярской прослойки и попытаться обойтись вовсе без нее, оставив лишь боярские звания и почти целиком лишив их всяческих привилегий. Подлинных бояр того времени у Константина можно по пальцам пересчитать — Батыра, который в скором времени скончался, а также Хвощ да Коловрат, да и то в отношении последних не до конца ясно — владели они землями и крестьянами или имели, как и остальные, лишь боярское звание. Ясно одно: процесс этот был нелегким, достаточно болезненным, и недаром одна из летописей смутно намекает на раздоры, происходящие среди рязанского руководства. Однако самодержавие, к которому стремился этот умный и дальновидный князь, неумолимо диктовало свои суровые требования, и Константин неуклонно их выполнял.
Трудно сказать, каких высот он добился бы в конечном итоге, если бы не ряд объективных трудностей и препятствий, которые ему постоянно подкидывала судьба на жизненном пути. Что же касается прозвищ князя, то их он получил от современников немало, но о безмерной благодарности народа наиболее красноречиво говорит, пожалуй, то, которое неоднократно встречается нам в летописях, — Божий Заступник. Более высокого звания вряд ли кто удостаивался на протяжении всей истории, причем не только в нашей стране, но и в Европе. Практически в каждой стране имелся король, царь или император, прозванный Великим: во Франции Карл I, в Польше — Казимир III, в Германской империи — Фридрих II и т. д. Государей, вводивших в своих странах христианство или просто щедро наделяющих ее землями, крестьянами и прочими богатствами, благодарная церковь после смерти и вовсе объявляла святыми и даже равноапостольными. Таковы Константин I в Византийской империи, Олаф в Норвегии или Владимир на Руси. Звание же Константина Рязанского уникально и аналогов не имеет.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности.
Т. 2. С. 136. СПб., 1830
Глава 9
Я планов ваших люблю громадье
На жестокость нужно отвечать жестокостью. В непротивлении злу насилием есть своя прелесть, но оно на руку подлецам.
А. Моруа
Затянувшуюся паузу первым нарушил Вячеслав.
— А почему вы, отец Николай, решили, что в шатре непременно Невский будет? — озадаченно спросил Вячеслав, не понимая, из-за чего заново разгорелся сыр-бор вокруг, казалось бы, давно решенного дела. — И потом, если мне память не изменяет, он же сейчас вообще салага. Кто его на войну с собой потащит? А уж Дмитрий Донской и вовсе из другой оперы.
— Иной салага… — буркнул Минька недовольно, решив, что это камень в его огород, но Вячеслав, не дав ему договорить, тут же миролюбиво заметил:
— О тебе вообще речи нет. Ты у нас гений. А Невский сейчас даже не твоих лет, а самый настоящий молокосос младшего дошкольного возраста. Так что я тебя, княже, не понимаю и твоего безутешного горя разделить с тобой никак не могу.
— Он его возьмет с собой, Слава. Он его обязательно возьмет. И вообще Ярослав без него пока никуда. — Константин устало вздохнул и потянулся к своему кубку с вином. Одним махом он лихо опрокинул содержимое. Опростав кубок до дна и задумчиво разглядывая пустую посудину, он пояснил: — Не родился еще Александр. В виде сперматозоидов он пока у отца его лежит. На хранении. А батька его как раз князь Ярослав и есть.
В ответ Минька только присвистнул, а Вячеслав растерянно развел руками, не зная, чего тут сказать.
— Ты не злой, княже. Но когда он, — отец Николай указал на воеводу, — руками своих стрелков сотворит непоправимое зло для земли русской, то оно свершится от твоего имени. И как ты мыслишь, кого в этом случае станут проклинать люди?
— А когда он родится? — поинтересовался Вячеслав смущенно. — Я, конечно, понимаю, что военный человек должен знать биографии всех своих знаменитых героев-полководцев как «Отче наш…», но как раз с датой рождения именно Александра у меня маленькая запинка. Запамятовал я.
— Запамятовал, Можно подумать, что ты помнишь, когда Невская битва была или Ледовое побоище, — фыркнул Минька.
— А сам-то, сам-то, — возмутился воевода.
— Я технарь. Мне можно, — парировал Минька. — А вот тебе, вояке, стыдоба.
— А чего стыдоба-то? Я как раз знаю, — не сдавался Вячеслав.
— Ну и когда, когда? — не отставал Минька.
— Это было… э-э… — воевода посмотрел на гладкий желтоватый пол, затем перевел взгляд на окно и утвердительно кивнул головой: — Ну, точно. Все сходится. Именно тогда это и произошло.
— Когда?
— В тринадцатом веке, — невозмутимо ответил Вячеслав.
— Стало быть, так, отче, — Константин наконец отставил кубок в сторону и встал из-за стола. Он уже был готов произнести свое решение, но потом потянулся за плавающим в братине ковшиком. Неспешно зачерпнув им вина, он так же неторопливо перелил его себе в кубок и заглянул в него задумчиво, будто ожидал увидеть в нем что-то иное, а не дорогое, ценою в три гривны серебром за ведро[112], фрязское вино.
