Не за гривнами вы сюда пришли, а кто иначе думает, того, мнится мне, князь наш по доброте своей отпустит из дружины своей да еще серебра даст. Иди, добрый человек, в гости торговые али еще куда. И ни к чему тебе быть причастным к нашим делам богоугодным. Верно ли я сказываю, княже? Отпустишь ли? — обратился отец Николай к Константину. — Не станешь карать слабодушного?

— Верно, — кивнул князь. — Слово мое твердо. В том я ныне на мече роту даю. И отпущу, и обиды держать не буду, да еще и гривенок отмерю. Коль тысяцкий уходит — поболе, коль сотник — помене, но пустым от меня ни один дружинник не уйдет. Насильно тащить никого не станем. Но назад вернуться таким дороги уже не будет.

Тишина, наступившая после этих слов, была какая-то настороженная, и у Константина появились серьезные опасения, что кое-кто из собравшихся здесь уже прикидывает — что выгоднее.

Он оглянулся по сторонам и наткнулся на пристальный взгляд Вячеслава. Тот сочувственно смотрел на Константина, но не как на князя, как на своего товарища, который попал в затруднительное положение и надо его срочно выручать, а как — неизвестно.

Затем верховный воевода всего рязанского войска глубоко вздохнул и отчаянно тряхнул головой, весело хмыкнув и задорно подмигнув князю. Выглядел он не как властный, не терпящий возражений Вячеслав, который совсем недавно, в сентябре месяце, гонял всю дружину до седьмого пота, включая будущих учителей пеших ратников, а скорее как прежний бесшабашный Славка, капитан с краповым беретом, никогда не унывающий и всегда умеющий найти выход.

— А я вот что скажу, — он окинул всех своим суровым взором, как и надлежало смотреть набольшему верховному воеводе Рязанского княжества, и громко — торжественно воззвал: — Други мои. Соратники славные, — и, внимательно оглядев всех, продолжил проникновенно: — Вспомните, что допрежь пеших ратников вам и самим строю учиться пришлось. Хорошо ли я вас учил?

Нестройный гул голосов означал, по всей видимости, что учебой своей все довольны.

— Не забижал ли? — поинтересовался, выждав, пока все стихнет, Вячеслав.

И вновь почти каждый из тысячников заверил его в том, что все было замечательно.

— И что вои наши незамеченно обошли Ингваря — моя заслуга, — начал он перечислять, загибая пальцы. — И что именно там, где нам нужно было, мы его окружили, тоже я постарался. И что из окружения уйти не дал — и здесь я молодец. А кто всего с двумя сотнями Переяславль-Рязанский взял? Опять я. А кто под Коломной полк засадный привел в нужный час? Сызнова я. И вот теперь вопрошу я нашего славного тысяцкого Радунца — кто большей награды заслуживает от нашего князя, я или ты?

— Да кто ж спорит! — развел руками Радунец. — Знамо ты. Ибо набольший ты у нас и все мы под тобой ходим, а выше токмо един князь Константин.

— Хорошо, — важно кивнул головой Славка и продолжил: — Стало быть, кому, Афонька, надлежит первым награду просить у князя нашего?

— Тебе, тебе, — раздалось со всех сторон.

— Все согласны? — поинтересовался воевода.

— Тут перечить не в чем. Справедливо ты все сказываешь, — ответил за всех Изибор.

— Ну а раз так, то я первым, с вашего согласия, к князю за своей наградой и подойду. Как только он даст мне все, что я у него попрошу, — тогда лишь ваш черед настанет. А пока я не подошел и не попросил — вам и соваться нечего, ибо с воеводы свово пример надо брать. И более, чем я, просить вам, стало быть, не след.

— То исть ето как? — не понял Радунец.

— А так, — пояснил ухмыльнувшийся Стоян. — Пока наш Вячеслав-воевода молчит, то и тебе молчать надобно.

— А ты когда ж свое слово князю обскажешь? Можа, прямо чичас, а мы обождем, — предложил Афонька-лучник.

— Ишь ты какой прыткий, — хмыкнул Славка и пожаловался: — Продешевить боюсь. Ну как попрошу, да мало. Так что лучше еще подумаю. Как следует.

— И сколь же ты мыслить будешь? — с досадой спросил все уже понявший Изибор.

— Тут торопиться не надо, да, торопиться не надо, — зачастил Славка, пародируя незадачливого жениха из «Кавказской пленницы». — Важно попросить большую награду. Очень большую. Важно не ошибиться. Торопиться не надо, — и тут же, сменив тон, медленно и внятно, чуть ли не по слогам произнес: — А пока я молчу, то и всем остальным надо тоже помалкивать, — последнее слово прозвучало особенно. Это была рекомендация, по тону явно напоминающая приказ, который, как известно, обсуждению не подлежит.

На этом заседание и закончилось. Только Славка не спешил подниматься со своего места.

— Спасибо, старина, — поблагодарил его Константин, едва закрылась дверь за последним тысяцким. — Выручил.

— Влип, очкарик! — констатировал воевода-спецназовец и зловеще пообещал: — Это тебе только цветочки, запомни мое слово. Но и ягодки не за горами. Я ж тебе говорил про медальки с орденами. Разработано все давно, так чего тянешь?

— Это сказка скоро сказывается, — огрызнулся Константин. — Раньше лета не успеть златокузнецам нашим. Минька сказал, что на одни маточники месяцы уйдут.

— Ну, до лета время, может, и потерпит, — покладисто кивнул Славка. — Но все равно поторопи. Чтоб к концу июня сработали. Для Ярослава это самое время будет — между севом и жатвой.

— Считаешь, что он тогда придет? — осторожно осведомился Константин.

— Может, и позже, — пожал плечами Вячеслав. — Тут ведь не угадаешь. Главное, что сеча эта, судя по тому, что мы трех родных братьев твоего тезки положили, далеко не последняя. Отсюда и отталкиваться надо. А я другое хочу узнать. Ты-то сам что думаешь делать? — невинно осведомился воевода, склонив голову немного набок в ожидании княжеского слова.

— А что тут делать, — развел руками Константин. — Драться будем.

— И все? — недоверчиво переспросил Вячеслав. — И это все, что ты можешь мне сказать?

— А что еще?

— Ты же учитель истории, — возмутился бывший спецназовец. — У тебя высшее образование. Через твою голову прошли сотни, если не тысячи научных трудов. Пусть они, как я все больше и больше догадываюсь, особого следа в ней не оставили, но хоть что-то должно было задержаться. А как же Калка? Ты же сам говорил об объединении Руси. Или ты уже передумал?

— А как объединяться? — горько усмехнулся Константин. — Кто сейчас со мной в союз вступит, ты об этом подумал?

— А ты что же хотел — все это мирным путем осуществить? — в свою очередь искренне удивился Вячеслав. — И ты, наивный, считал, что князья тебе власть подадут на блюдечке с голубой каемочкой? Добровольно откажутся от своих привилегий?

— И что делать? Идти силой забирать?

— А власть иначе никто и никогда не брал. Ну-ка поскреби в мозгах, пораскинь умишком, — предложил Вячеслав и тут же замахал руками на впавшего было в раздумья князя. — Да брось, брось. Не мучайся. Убежден, что если месячишко в такой позе просидишь, то что-нибудь и припомнишь — спорить не берусь. Однако, как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, исключения лишь подтверждают общее правило.

— Это не твоя мамочка говорила, — хмуро поправил его Константин. — Это впервые… сказал…

— Оставь в покое свои энциклопедические познания, — перебил его нетерпеливо Вячеслав. — Пусть она это лишь цитировала — не суть важно. Главное — мудро и правильно. А вы сейчас, княже, — он перешел на еврейский акцент, — размазываете белую кашу по чистому столу. Вспомните пламенного революционера Льва Давыдовича[109]. Уж он бы не растерялся. Тем более что сейчас задача намного легче, чем в двадцатом веке, ибо в нынешних городах почта, телеграф и телефон отсутствуют напрочь. Остаются только князья и бояре, а из всех общественных зданий — их терема. Но мои спецназовцы завсегда готовы и никакими трудностями их не запугаешь, ежели оно, конечно, во имя светлого будущего и процветания всего прогрессивного человечества, — на едином дыхании выпалил Вячеслав концовку своей речи и умолк, выжидающе поглядывая на князя.

— А тебе не кажется, что лозунг «Железной рукой загоним все человечество в счастье» уже прошел испытание на практике и себя не оправдал? — возразил Константин.