Некоторое время я пребывал в глубочайшем оцепенении. Подперев подбородок рукой, я застыл в кресле. Вот я и приплыл в никуда. Ничего нет на этой пленке. Ничего. Все было напрасно. Я ошибся. Я шел не тем путем.

Оцепенение сменилось чувством, близким к панике. Я вскочил с кресла, вышел во дворик. Ходил по растрескавшемуся бетонному полу, задевая табуретки и заламывая пальцы. Не может быть, чтобы там не было ничего, не может быть! Что мне остается, если я ошибся в главном? Отсутствие мотива? То есть я имею дело с обыкновенным маньяком, психически больным человеком, в воспаленном мозгу которого вдруг вспыхнула ненависть ко мне и другим людям, оказавшимся рядом со мной. Неужели в этом и заключается та куцая и жалкая правда, которую я так упорно ищу?

Я пошарил в шкафах, тихо посмеиваясь, нашел недопитую бутылку портвейна, наполнил стакан и залпом выпил. Вацура! Современный Шерлок Холмс! Мастер дедукции и индукции! Ты выработался, как старый мотор! Тебя пора на свалку. Недостаток ума ты пытаешься компенсировать денежными вливаниями, но даже они бессильны. Ты швыряешься деньгами и смешишь людей…

Я швырнул стакан в саманный забор, и мелкие осколки застучали по пластиковому навесу. Нет! Нет! Нет! Не верю! Не может быть!

Я кинулся к телевизору, перемотал кассету в начало и стал смотреть заново. Я вперил свой взгляд в экран, словно ткнул кончиком меча в горло своему врагу. Я высчитаю тебя, сволочь! Я подловлю тебя на туманном намеке, на секундной реплике, на вздохе, на жесте. Я найду тебя, найду!!

– …ответная реакция «око за око». Это единственный способ сохранения нашего бытия, гармонии и равновесия, – бубнил телевизор.

Надо представить себя преступником, оказавшимся на этом концерте. Надо воспринимать эти слова как бы через мозг, наполненный страхом разоблачения. Допустим, я бандит, ограбивший банк. Или террорист, взорвавший бомбу в многолюдном месте. И я не просто слушаю – я вслушиваюсь, примеряя слова на себя, как одежду.

– …не будет зла – не будет и его оборотной стороны, то есть добра… Истинный криминальный сыск не способен существовать в прокрустовом ложе академических схем и методов. Он подобен вольной птице…

«Академических схем…» Может, преступник – погрязший во взятках преподаватель или декан какого-нибудь вуза?

– …как только наши души выдерживают эту нескончаемую битву антагонизмов, которые сидят в нас? Как нас не разрывает от противоречий, сила которых подобна энергии ядерного реактора…

Или он физик-ядерщик, похитивший из своего НИИ опасный изотоп? И эти слова он адресовал себе? Я взял карандаш и нацелил отточенный кончик на лист бумаги. Физик-ядерщик?

– …сегодня кто-то из нас темнее ночи, он обуреваем жаждой наживы, и его флюид разверзает над ним небо, и льется обжигающий золотой дождь. А завтра он – сыщик, он уже с другой стороны баррикады…

«Золотой дождь…», «обжигающий золотой дождь…». Моя рука дрогнула, грифель сломался, и карандаш порвал бумагу. Где-то я слышал про золото. Кто-то произнес это слово в каком-то важном контексте, причем произнес уже в этой мрачной эпохе, а не тогда, «прежде». Я вскочил с кресла, кинулся на кухню. Там что-то уронил, загрохотала посуда… Я что-то искал. Мои руки хватались за те предметы, которые оказывались рядом. Я был словно слепой, которому важно, очень важно найти некую мелкую вещицу. Оставив беспорядок на кухне, я выбежал во дворик и стал смотреть на звездное небо. Большая Медведица, высоко задрав голову, шествовала куда-то в сторону гор. Под ней, почти у горизонта, мерцала слабыми звездочками Малая. Подул ветерок, принеся с собой запах прелой листвы и сырой земли. Я опустил голову, уперся лбом в шершавую стенку… Золото… золото… И вдруг память выдала лицо врача, его печальные глаза за толстыми линзами очков: «Пицца была обработана каким-то цианидом. Это соединение никогда не применяется в кулинарии, разве что при добыче золота или серебра…»

Вот он, хрупкий мостик! Я вернулся к телевизору такой походкой, словно нес в руках полную тарелку щей и опасался пролить. Отмотал эпизод и просмотрел его еще раз. Алексей стоит в глубине сцены, свет софита хлещет широким потоком по зрительским рядам, и всем кажется, что артист растворяется в темноте, и оттого голос его кажется особенно мрачным и зловещим: «Его флюид разверзает над ним небо, и льется обжигающий золотой дождь…» Стоп! Опять перемотка назад. И еще раз этот же эпизод… Мне уже стало казаться, что кто-то в зале вздрогнул от этих слов, чей-то темный силуэт начинает выделяться среди сотен зрителей, от него исходит свечение, жар, и накал все сильнее, и вдруг – пшших! – шапка на нем вспыхивает ярким пламенем и горит, горит! Вот он, вор, убийца, насильник, террорист!

Артист продолжал свой монолог, но я уже не понимал смысла слов и почти не слышал его голоса. Мне удалось за что-то ухватиться. Может быть, я обманывался. Но ничего другого больше не было. Я падал в бездну и сжимал в руке кольцо, надеясь, что именно оно позволит выпустить спасительный парашют. «Его флюид разверзает над ним небо…» Его флюид… Начнем игру сначала: если бы я был преступником, что испугало бы меня в этих словах? Золотой дождь – это может быть истолковано как много денег, шальных, льющихся, словно дождь. Причем дождь обжигающий. То есть деньги горячие, огненные… М-да…

Я поменял позу, положил на колено бумагу и нарисовал несколько кружочков – это был золотой дождь. Очень ценная и интересная информация. Причем почти что исчерпывающая. Но что еще можно выудить из нескольких слов? Деньги не просто сыплются сверху, сначала флюид разверзает небо. А что такое «разверзать»? И что такое «флюид»?

Я выбежал во дворик и, на ощупь отыскивая выключатель, зашел в самую крайнюю и самую маленькую комнатку. Здесь не было ничего, кроме тумбочки и панцирной койки. Это самое убогое место я сдавал бесплатно любому бродяге. Отличительная особенность спального места заключалась в том, что металлическая рама стояла не на ножках, а на стопках старых книг, которые я вывез из своей квартиры. Опустившись на корточки, я рассматривал потрепанные корешки книг и вскоре нашел то, что было нужно. Старый, издания 1957 года толковый словарь. Я выдернул его из стопки, отчего койка наклонилась на один бок, и стал листать пожухлые страницы. Вот! «Разверзать» – это значит широко раскрыть. А «флюид» – это ток, истечение, невидимые волны. Все понятно. Невидимые волны вызывают золотой дождь. Абракадабра какая-то!

Я потер лоб, чувствуя, что у меня начинают переклиниваться мозги. Я не то делаю. Я пытаюсь понять глубинный смысл слов Алексея. А должен уловить ассоциацию, которую эти слова вызывают. Лучше б я не узнавал точного значения непонятных мне слов. Итак, все сначала. Некий флюид вызывает золотой дождь. Слух режет слово «флюид». А что, если это название какой-нибудь коммерческой фирмы? Допустим, я ее директор и тайно занимаюсь незаконными финансовыми махинациями.

Через минуту я уже разговаривал с оператором справочной службы.

– Девушка, мне нужен телефон фирмы «Флюид»!

– Ждите, вам позвонят, – ответила оператор сонным голосом, словно вежливо посылала меня подальше, чтобы продолжить прерванный сон.

Тем не менее я не успел вернуться к телевизору, как мне перезвонили:

– К сожалению, фирма под таким названием в данный момент нигде не зарегистрирована.

Что ж это такое!! Неудача за неудачей!

– Может, не «Флюид», а «Флюидный дождь»? – не сдавался я. – Или «Золотой Флюид»?

– Нет, нет! Это слово нигде не встречается. Всего доброго!

Уж сколько раз повторялось подобное: надежда вспыхивала и столь же быстро угасала. Я бродил по двору и унижался перед фактами: «А может быть, еще разочек проверим? А может быть, ошибочка вышла?» – «Да пошел ты! – говорили факты. – Надоел своими приставаниями!» Они отворачивались от меня, а я понуро брел за ними и искал повод, чтобы снова обратиться к ним.

Начало светать. Я заметил, что в последнее время уже не первый раз наблюдаю за небом в это время суток. Я перестал привычно делить сутки, выделяя обязательное время для сна, бодрствования, еды и отдыха. Суточный коловорот размотался и превратился в длинную-длинную ковровую дорожку. И вот я шел по ней, не обращая внимания на то, в какой части неба находится ярило, урывками питался, урывками спал, как лодка, вышедшая в бесконечное плавание по морю, как паутинка, подгоняемая ветром…