Если я благополучно выпутаюсь из этой гнусной истории, то первым делом поеду в санаторий для нервнобольных. Нельзя же так колбасить мои нервы! Разбудило меня пронзительное пиликанье мобильного телефона. Первой моей мыслью было, что звонит Татьяна, ибо снова случилось что-то ужасное. Чувствуя, как в груди неистово колотится сердце, я схватил телефон.

– Алло! Слушаю!! Алло!!

Мне не сразу ответили, я подумал, что в комнате слишком слабый сигнал, и кинулся к окну.

– Алло!! Татьяна?!

– А Петросян вас устроит? – наконец ответил какой-то неприятный голос – хоть и мужской, но по-женски высокий и тягучий.

– Что?!

– Петросян, говорю, устроит?

– Какой еще Петросян? Вы куда звоните?

– Как куда? По объявлению.

– Ничего не понимаю! По какому еще объявлению?

– По объявлению в газете «Приморский бульвар». Вот, цитирую: «Куплю за большие деньги видеозапись выступления Кирилла Вацуры в летнем театре «Балаклава» восемнадцатого июля». И ваш номер телефона.

Я поперхнулся, не зная, что ответить.

– Ну, так как? – напомнил о себе бабий голос. – Петросян сойдет? Качество записи отличное! Продолжительность – один час двадцать минут. Обхохочетесь!

– Вы же сами прочитали текст объявления: концерт Кирилла Вацуры! – мрачным голосом произнес я. – Зачем предлагаете Петросяна?

– Как хотите! Если надумаете – звоните, ваш определитель должен был засечь мой номер.

Я отключил трубку, сел на диван, яростно массируя пальцами голову. Случилось самое скверное, чего я больше всего опасался: в газете вышло объявление, что я интересуюсь записью выступления «Кирилла Вацуры». Разумеется, это начудил Алексей. Идиот! Кто его просил давать такое объявление? Кто ему разрешил проявить тупую инициативу?!

Я пошел в душ, пустил холодную воду тугой струей и встал под нее. Нащупал пузырек с шампунем, плеснул себе на голову. Но раздражение не ушло вместе с пеной. Во мне по-прежнему все клокотало. Хоть бы этот флюидный лицедей посоветовался со мной, прежде чем идти на такой шаг! А откуда мне знать, что он еще задумал, дабы поддержать свою захиревшую честь? Его богатая фантазия может выкинуть совершенно бредовую идею.

На завтрак – кофе и два печенья, которые я нашел в кухонном шкафу. Причесываясь на ходу, вышел из квартиры. Подошел к дому напротив, кинул мелкий камешек в окно на первом этаже. Татьяна открыла форточку, сначала наружу выплыло облако дыма, потом – ее лицо, безжизненное, сине-белое.

– Все нормально? – спросил я.

– Можно сказать, что так, – ответила она.

– Форточки не забывайте закрывать. Я на связи!

По пути я купил в киоске свежий номер «Приморского бульвара», пробежал глазами по последней странице, где размещались частные объявления и реклама. Так и есть! «Куплю за большие деньги видеозапись выступления Кирилла Вацуры…» О господи! Этот умник еще воткнул в конец объявления мое имя! Это не только приманка для киллера. Это такой магнитище, благодаря которому в ближайшее время на моем телефоне повиснет вся милиция и прокуратура Побережья! Лучше не отвечать незнакомым абонентам. Было бы разумно вообще отключить телефон, чтобы меня не смогли найти при помощи каких-нибудь хитрых технологий, но я пообещал Татьяне быть на связи.

Я торопился, чтобы Алексей не успел еще чего-либо отморозить. Я очень вразумительно попрошу его забыть мой телефон, а также меня, мой визит к нему и наш разговор. Вычеркнуть меня из памяти. Нет меня и никогда не было! И ничего он мне не должен! Я высунул голову из окошка такси, и горячий ветер быстро просушил волосы. Хорошо бы побриться да сменить одежду. Хорошо бы покончить с этой жизнью и начать другую, в которой никто не будет меня преследовать, никто не будет убивать моих знакомых, в которой нет глупых актеров и глупых поступков, нет злых и безжалостных милиционеров… В которой живая Ирина, и наша яхта, и шампанское, и всплеск волн, и скрип снастей…

Подняв облако пыли, такси остановилось у ворот дачного поселка. Я вышел из машины, на ходу скручивая газету в трубочку, как если бы собирался бить мух. Сделал я это машинально и сам этого испугался: неужели я готов отхлестать артиста газетой по лицу? Кто знает, на что я способен в подобные моменты, когда ноги сами несут меня вперед, и кулаки невольно сжимаются, и зубы стиснуты, и язык как свинцовый от ругательств.

В кармане засвистел телефон. Я глянул на дисплей, где высветился незнакомый мне номер. Не буду отвечать. Наверняка это звонят по объявлению. Нет меня. Я умер. А номер телефона, опубликованный в газете, – досадное недоразумение.

Вот и знакомая калитка. Я открыл шпингалет, толкнул дверь ногой, позволив себе немного нахальства. Отмахиваясь от ветвей вишен и яблонь, заскочил на крыльцо. Тело пружинило, мышцы развеселились. Я сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться и придержать вскипевшие эмоции, и уже хотел было постучаться, как увидел, что дверь приоткрыта. Может, приехала сестра Варвара? Не хотелось бы разговаривать при ней.

Я пару раз стукнул по двери кулаком и крикнул в проем:

– Алексей! Можно зайти?

Никто не ответил. Я спустился с крыльца и оглядел маленький сад, но и в тени ухоженных деревьев не было никого. Тогда я зашел на веранду, залитую золотом солнечных лучей.

– Есть кто дома?

Тишина. Я сдвинул штору и заглянул в комнату. Столик из полированной некрашеной сосны, продавленное кресло, в котором Алексей сидел во время нашей встречи, книжный шкаф с потускневшими, измочаленными корешками… Я вошел. Солнце заполняло теплом комнату, и здесь пахло так, как в жаркий полдень в сосновом лесу. Я подошел к столу, посмотрел на стакан в серебряном антикварном подстаканнике. Чая в нем было чуть меньше половины, под ним растеклась коричневая лужица.

Я обернулся и увидел лежащий на полу, у дивана, торшер… Нет, это случайность. Просто неосторожное движение… Затаив дыхание, я подошел к нему, под моей ногой хрустнуло стекло от разбившейся лампочки. И тут сердце мое словно ошпарили кипятком. Будто испытывая необъяснимое сопротивление воздуха, я не без усилий сделал еще один шаг и увидел скорчившегося между диваном и стеной артиста. Он лежал в такой позе, будто был мягкой тряпичной куклой, которую недобрый ребенок затолкал в узкий закуток. Льняные брючины задрались и оголили тонкие бледные лодыжки. Правая рука была заведена за спину, а левая, вымазанная в крови, упиралась в стену, как если бы артист изображал агонизирующего, но еще не сломленного Атланта.

Я сдавил его запястье, пытаясь нащупать пульс, но под тонкой холодной кожей не проявлялись даже слабые удары.

– Алексей! Алексей!

Я осторожно потряс его за плечо, чем невольно нарушил слабое равновесие и статичность позы. Колени артиста заскользили по паркетному полу, ноги стали разгибаться, фигура обмякла, и голова с гулким стуком ударилась о плинтус. Я отпрянул. На меня, сквозь кровавую маску, одним глазом смотрел мертвец. Лицо артиста было обезображено, ото лба до верхней губы протянулась глубокая рубленая рана.

Я попятился, давя осколки стекла, и тотчас услышал за спиной сдавленный крик. Обернулся, задыхаясь и сжимаясь, как пружина. В дверях с перекошенным от ужаса лицом стояла высокая нескладная женщина со спортивной сумкой на плече. Сестра Алексея! Туфли в пыли, лицо влажное, раскрасневшееся. Только что с автобуса. Я судорожно сглотнул, сделал нелепый жест, показывая на мертвеца.

– Это не я…

Неимоверных усилий стоили мне эти слова! Я произнес их и сразу же почувствовал, как неубедительно они звучат. Женщина покачала головой, выронила сумку на пол и попятилась.

– Не приближайтесь ко мне, иначе я буду кричать! – произнесла она.

Она не сводила с меня обезумевших глаз и шаг за шагом отступала к полочке с телефоном.

– Я только что зашел, – попытался объясниться я.

– Не шевелитесь! – проговорила она на еще более высокой ноте. – Только посмейте сделать шаг!