Я брел по сумеречным улочкам, и тихо умирающий день как нельзя точно передавал настроение моей души, полной тоски и печали. Я был одинок. Мне нередко приходилось расследовать преступления в одиночку, но всегда я держал в уме неприкосновенный запас, последний резерв – живой ум и недюжинные способности Ирины. Теперь мне приходилось полагаться на себя, и не было на всем свете человека, который бы поддержал меня и утешил. Кто бы знал, каким черным и пустым казался мне сейчас окружающий меня мир!

Стараясь избегать оживленных улиц, я добрел до фонтана, изображающего осьминога, облепленного мозаичной плиткой. Здесь с Ириной мы выясняли наши отношения после серьезной ссоры. Я хорошо помнил ее глухой, чуть хрипловатый голос. Если мы с ней ссорились, она никогда не молчала, не пряталась в коконе собственной гордыни, а пыталась разобраться, кто кого и как обидел, какие у нас друг к другу претензии, и всегда первой шла на примирение… От фонтана я свернул в старый двор, с сырыми и темными подъездами, утопающими в непроходимых зарослях. Вот лавочка, на которой мы Ириной в честь нашего примирения распили бутылку шампанского. Отсюда мы пошли на море… Невыносимо идти по ее следам! Сколько в этом городе дворов, лавочек, парков, скверов, которые помнят ее! И мне теперь ничего не остается, как терпеть эти бесконечные взрывы памяти, как сдерживать слезы при виде ничем не приметных предметов…

В интернет-кафе был аншлаг, подростки резались в сетевые игры, дрались на полях сражений, гонялись друг за другом на гоночных автомобилях и освобождали от космических пришельцев мрачные подвалы. Мне удалось найти свободную станцию, правда, с изрядно подсевшим монитором и без звуковых колонок. Я зашел на сайт оператора своей телефонной сети и заказал подробную распечатку входящих и исходящих звонков за последнюю неделю. В ожидании распечатки купил пива и, цедя его мелкими глотками, думал о том, что не смогу дальше жить в этом городе. Куда-нибудь переехать. Продать квартиру, закрыть агентство и умотать в какую-нибудь глухомань, где никто не знает меня и ничто не будет напоминать мне Ирину.

На мой электронный адрес пришло письмо. Я открыл его. Да, это распечатка звонков… Я нашел дату и время, когда отдыхал на верхней даче – пятнадцатое июля, двадцать два часа семь минут. Вот номер входящего звонка от Батуркина. Я переписал его на листок, вышел на улицу и позвонил в агентство справочных услуг… Все равно я тебя найду, голубчик! Хоть из-под земли выцарапаю, как бы ты ни прятался.

Мне ответила диспетчер агентства.

– Мне нужны фамилия и домашний адрес владельца этого телефона, – сказал я и продиктовал номер.

Девушка предупредила, что услуга платная. Я ждал недолго и, экономя время, медленно шел в сторону улицы Садовой, где можно было без труда поймать такси. Я приеду к этому Батуркину прямо сейчас. Я выдерну его из постели, если он уже приготовился отойти ко сну. Я причиню ему физические страдания, если он станет упрямиться. Меня ничто не остановит. Я уже не человек. Я баран, прицелившийся на новые ворота…

– Вынуждена вас огорчить, – сказала мне администратор, и от этих слов у меня под сердцем словно пустота образовалась. – Владельца у этого телефонного номера не существует. Вам звонили из телефона-автомата номер две тысячи триста пятьдесят шесть, который находится на пересечении улиц Достоевского и Строителей, рядом с магазином «Электроника».

Вот это облом так облом! Ирина, милая Ирина! Где ты со своими мудрыми и своевременными советами? Почему ты оставила меня одного ломать голову над этим мерзким клубком преступных тайн? Как мне теперь найти этого неуловимого Батуркина, если я пропитан отчаянием, как песок в прибое пропитан солью?

Не знаю, что я хотел увидеть на пересечении улиц Достоевского и Строителей… Я все же вышел на шоссе и остановил попутку. За рулем был молодой человек, почти мальчишка. Всю дорогу он болтал о своей любимой футбольной команде. Я знаю точно, что не проронил ни слова, не ответил ни на один его вопрос, но тем не менее водитель часто разбавлял свою речь следующими фразами: «Вот вы говорите, что отечественный футбол пришел в упадок», «Не спорьте, у них нет никаких шансов выиграть», «Как вы можете с этим согласиться, если у них почти наполовину сменился состав…» Наверное, этому парню никогда не бывает скучно в одиночестве – стоит ему поставить перед собой резиновую куклу или плюшевого мишку.

Я почувствовал огромное облегчение, когда вышел из машины и остался один на темной и пустынной улице. Тусклый фонарь освещал серые стены домов, из окон на тротуар падали неровные тени. На углу безликого дома, похожего на большую коробку из-под обуви, поблескивали стекла козырька, прикрывающего телефон-автомат.

Я подошел к нему, снял трубку, послушал гудок, повесил трубку на место, провел рукой по кнопкам… Вот и вся информация о Батуркине – он был здесь, он звонил мне отсюда пятнадцатого числа, приблизительно в десять часов вечера. Что я могу еще сделать, кроме как в бессильной ярости укусить воздух? Может, развесить объявления с текстом: «Кто видел такого-то числа, в такое-то время человека, похожего на хомячка, который звонил из этого автомата?» Представляю, как будут развлекаться пацаны, увидевшие это объявление. Я сам бы не сдержался и обязательно позвонил автору: «Алло! С вами говорит хомячок, который в указанное вами время висел на трубке телефона-автомата, бесцеремонно раскачивался и грубил прохожим!»

Пора было возвращаться. Куда? На набережную, чтобы окунуться в рев музыки, смешанной со всполохами огней, влиться в праздную толпу и там забыться? Или на остывший и обезлюдевший пляж, лечь на топчан и под шум волн рассматривать звездное небо? Или на верхнюю дачу, в сарай, прицепившийся к склону горы, словно гриб-паразит к стволу дерева?

Я сделал несколько шагов к магазину «Электроника» и вдруг обратил внимание на блеснувший, словно пенсне, объектив телекамеры. Она смотрела на меня одним глазом, напоминая ворону, которая уселась на карнизе второго этажа. По-видимому, эта штука должна была отпугивать от магазина воров. Внезапная идея озарила меня. Я быстро подошел к двери магазина и нажал кнопку звонка. В динамике что-то щелкнуло, а затем раздался низкий и очень недоброжелательный голос, который можно было сравнить разве что с ревом разбуженного зимой медведя.

– Чего надо?

– Срочно сюда начальника охраны! – потребовал я.

– А министр обороны не нужен? – медленно распалялся голос. – Я охрана. Какого черта звонишь?

– Ты уверен, что не прозеваешь взломщика?

На некоторое время воцарилась тишина. Охранник переваривал мои слова, думал, как бы на них отреагировать.

– Ты хочешь убедиться, что уверен? – с угрозой произнес он, стараясь грозной интонацией повергнуть меня в состояние нервного паралича. – Проваливай отсюда, пока кишки не выпустил!

– Есть полезная информация от частного детективного агентства, – сказал я. – Выйди, поговорим. Это в твоих интересах.

Дабы убедить охранника, что я абсолютно безопасен, я отошел от двери на несколько шагов и вынул руки из карманов. Не знаю, из окон ли он меня изучал или через замочную скважину. Щелкнул замок, дверь чуть-чуть приоткрылась, и показалась лысая голова. От таких тупых и свирепых физиономий меня всегда бросает в дрожь. Охранник необыкновенно напоминал гориллу, его тело туго стягивал бронежилет. Расплющенный нос и скривленная широкая челюсть свидетельствовали о том, что его лицо часто использовалось в качестве боксерской мишени.

– Короче, – прорычал он, сплевывая на асфальт через дырку между передними зубами.

– Нашему агентству стало известно о готовящемся взломе, – тихо сказал я, оглядываясь по сторонам. – Информацию о личности взломщика предоставим бесплатно.

– Лажа, – рыгнул охранник. – Сюда никто не посмеет сунуться.

– Наше дело предупредить. Мы выловим его сразу, как только у нас появится его фейс, – сказал я, поглядывая наверх, где тускло сверкал объектив. – Он засветился на вашей телекамере пятнадцатого июля. Если скинешь мне видеоряд того дня, то мы его сразу возьмем.