Я оглянулся по сторонам и почувствовал себя в западне. Нет, в машине сидеть невыносимо. Голову свернуть можно! Прочь отсюда! В туман! Сейчас он мой друг. Он прикроет меня, как бронежилетом. Он спрячет меня в своих широких мягких складках, и я затеряюсь в нем, словно карась в мутной воде, и пусть щука щелкает зубами от злости и бессилия.

Как можно тише я приоткрыл дверцу машины и кинулся к углу школы, напоминающему нос судна, стоящего в дрейфе из-за нулевой видимости. Я же отчетливо видел перед собой две цели. Во-первых, Ольга Андреевна. Эта сладкая кошечка должна быть все время у меня на виду. А во-вторых, Белоносов. Никакие моральные соображения уже не удержат меня от необъявленного визита к нему. Я штурмом возьму его бастион. Если он дома, я сразу выложу перед ним все свои козыри. Я скажу ему и про плоскогубцы, и про медаль, и про пассажира такси в женском платье, и про химицу, которая утром приходила к нему и разговаривала с ним. И дам ему добрый совет: добровольно прийти в милицию и признаться в убийстве Лешки. Если этот негодяй станет упорствовать, я пригрожу ему очной ставкой с таксистом и с Шаповаловой, которую он терзал. Не окажется дома – я буду ждать Белоносова в его же собственном логове.

Но где же Ольга Андреевна? Почему ее нет так долго? Мне показалось это подозрительным, и я, касаясь рукой стены, как слепой, пошел к входной двери. Открывая ее и заходя внутрь, я невольно старался не шуметь. И вообще, пока я в Кажме, передвигаться лучше тихо. Надо уподобиться какому-нибудь зверю из семейства кошачьих, который вышел на охоту. Беззвучное передвижение и незаметность – два огромных преимущества. Нельзя расслабляться. Ни на секунду нельзя забывать о том, что Белоносов охотится на меня. И это не амбициозный юноша вроде Рябцева. Это человек с неясным прошлым, извращенец и убийца, умный и хитрый, к тому же еще и тренер по карате. Следовательно, ввалить может по полной программе. Остается только выяснить, какую роль при нем играет Ольга Андреевна. Действительно ли у нее с Белоносовым, как утверждает директриса, «не сладилось»?

Я на цыпочках взбежал по лестнице на второй этаж. Кругом – глухая тишина. Столовая. Небольшая сцена с занавесом, на котором все еще висели бумажные «кленовые» листья, символизирующие осень. Наверное, здесь проводили осенний бал или вечер прощания с летом. Но где же спортзал?

Вышел на вторую лестничную площадку с буфетом. Свернул по коридору налево. Кабинет химии, кабинет физики, кабинет биологии… Специализированный этаж. Я дошел до конца коридора и опять свернул налево. Ага, вот распашная дверь с табличкой «Спортзал». Значит, тренерская должна быть рядом. В стене я заметил темный проем. В нем – короткая и крутая металлическая лестница. Я подошел к ней, взялся за отполированный поручень и тотчас услышал приглушенный голос. Нет, даже не голос. Мне показалось, кто-то всхлипывал…

Я даже дышать перестал и очень осторожно стал подниматься по лестнице. Всего семь ступеней – и я оказался в темном небольшом помещении с низким потолком. Дверь с табличкой «Тренерская» была приоткрыта. Я спрятался за выступом в самом темном углу и прижался спиной к стене. Отсюда я прекрасно видел часть тренерской. Но что это? Мне трудно было поверить своим глазам! Ольга Андреевна стояла у стола, освещенного настольной лампой, и опиралась о него рукой. Плащ ее был расстегнут, и я видел, как короткое зеленое платье плотно, без складок, обтягивало ее превосходную фигуру. Рядом с ней, стоя на коленях и обнимая ноги учительницы, дрожал и всхлипывал Рябцев.

– Ольга Андреевна… Ольга Андреевна… – бормотал он, прижимаясь лицом к ногам учительницы. – Я не могу так больше… я не могу…

Он плакал и целовал ее живот. Его руки крепко сжимали ее бедра. Учительница через силу терпела прикосновения Рябцева. Я видел, с каким лицом она пыталась оттолкнуть его от себя.

– Сашенька, милый, так нельзя… – сдержанно говорила она, пытаясь одернуть край платья. – Ты должен взять себя в руки… Перестань, я прошу тебя… Я старше тебя, я твой учитель… Ну что ты делаешь!

– Я люблю вас, Ольга Андреевна! – шмыгая носом, плаксиво гундосил Рябцев. – Я с ума схожу… День и ночь, день и ночь я думаю только про вас…

Не знаю, как насчет дня и ночи, но сейчас кандидат на золотую медаль явно думал о том, как бы повыше задрать платье любимой учительницы. Ольга Андреевна уже сидела на столе, и отступать ей больше было некуда. Рябцев стучал коленями по дощатому полу и хлюпал носом в ноги учительницы.

– Саша, тебе надо думать об учебе, тебе надо получить «золото» и поступить в институт, – ласково приговаривала Ольга Андреевна, не то гладя ученика по взъерошенным волосам, не то пытаясь оттащить его голову от своих ног. – Перестань… Не заводись… Успокойся! Настоящий мужчина не должен так делать… Ты унижаешься…

Рябцев вдруг поднял лицо и со слезами в голосе крикнул:

– А как мне еще быть?! Что мне делать, если я вижу, как вы идете с ним под ручку?! Я убью этого журналиста! Я придушу его собственными руками!

Батюшки! И он тоже собирается меня убить? Да еще и придушить?

Мужество окончательно покинуло юношу, и он, отпустив ноги учительницы, схватился за лицо и заплакал навзрыд. Воспользовавшись моментом, Ольга Андреевна немедленно отошла от него, поправила платье, орошенное слезами гордости школы, и стала застегивать плащ.

– Ты сейчас слишком возбужден, – сказала она, наливая из графина воду в стакан. – Вытри слезы, прогуляйся на свежем воздухе, и все пройдет. И перестань меня ревновать к кому попало! При чем здесь журналист? Ну, посмотри мне в глаза! Не будь глупым мальчиком. Разве ты не понял, как я относилась к первому журналисту? Ты же все понял, так ведь?.. Посмотри же мне в глаза, Саша!.. А этот второй меня тем более не интересует! Это случайные люди. Ничего, кроме вреда, от них нельзя ждать!

Лучше б Ольга Андреевна не говорила этих слов! Наедине с озабоченным отличником она вела себя прекрасно, выше всяких похвал, чем понравилась мне еще больше. Но вот фраза «а второй меня тем более не интересует» словно ножом полоснула меня по сердцу. Мне вдруг захотелось посмотреть на себя в зеркало. Неужели я ничуть, ни на йоту ее не заинтересовал?

Ольга Андреевна подошла к Рябцеву, который все еще стоял на коленях, провела ладонью по его голове и протянула ему стакан с водой.

– Мальчик мой! Ты же знаешь, как я дорожу тобой!

– Дорожите! – знакомым мне высоким голосом крикнул Рябцев. – Да вам нужны только мои мозги! А ведь я не компьютер! И не какой-нибудь дряхлый академик! У меня есть сердце, и оно наполнено любовью к вам! Оно изнемогает от любви! Ольга Андреевна! Ну пожалуйста, пожалуйста! Я больше не могу…

Кажется, его опять потянуло на нее, как быка на красную тряпку… Хотя это сравнение не совсем точное. Красная тряпка здесь совсем ни при чем. Ольга Андреевна, кажется, не на шутку разозлилась. Она резко отшатнулась от Рябцева, и немного воды из стакана выплеснулось ему на лицо.

– Ну вот что, Саша! Хватит! – строго сказала она. – Мне это уже не нравится. Встань немедленно! У нас с тобой будет очень напряженная неделя. Предстоит много работы. Ты не должен расслабляться! Иначе… иначе я не смогу тебе помочь, и ты останешься без «золота» и без института! И уж, конечно, без меня…

Последние слова она произнесла с затаенным двусмыслием и призрачным намеком, но Рябцев едва не задохнулся от накатившего счастья. Он немедленно вскочил на ноги, прижал руки к груди и, приняв подобострастную позу, торопливо залепетал:

– Ольга Андреевна, да конечно… Да я ради вас все сделаю!.. Я сутками из лаборатории выходить не буду!.. Да я… да я…

У него больше не нашлось слов, которыми он пытался выразить свое безоговорочное согласие с предложенной сделкой. Впрочем, этих захлебистых эмоций Ольге Андреевне оказалось вполне достаточно. Она очень мило улыбнулась, отчего Рябцев судорожно, с резиновым скрипом, сглотнул, и, коснувшись пальцами его щеки, окончательно сломила его.

– Все у нас с тобой будет, мой мальчик, – шепотом произнесла она. – Все будет…