Ольга Андреевна мне понравилась намного больше, чем директриса, и я любовался ее портретом до тех пор, пока у меня не занемела шея.
Последняя фотография, привлекшая мое внимание, в ряду педагогического коллектива оказалась на самом последнем месте. «Учитель физкультуры Белоносов Ярослав Николаевич».
Я пялился на подпись к снимку и не мог понять, почему же мой взгляд споткнулся на этом месте. Белоносов Ярослав Николаевич… Может, у меня были знакомые с такой фамилией?.. Нет, не было… Ярослав Николаевич… Мне казалось, что я уже где-то встречал это сочетание имени и отчества.
Пока мои мысли витали в темных лабиринтах памяти, глаза рассматривали фото учителя физкультуры, который был косвенным или непосредственным виновником печальных событий, повлекших гибель моего несчастного товарища. Ему на вид было лет тридцать. Голова слегка приплюснута сверху, стрижка короткая, «спортивная», губы мясистые, рот крупный, нос прямой, чуть заостренный, челюсть широкая. Мне казалось, что у него должны быть крупные и редкие зубы, а голос низкий, речь неторопливая, что гарантированно производит впечатление сильного и уверенного в себе человека. Я запросто мог поверить в то, что этот чернобровый мужчина, не лишенный обаяния, крутил шашни с десятиклассницей. Дыма без огня не бывает, сказал я сам себе. Кроме того, спортивная медаль, забитая в замок ремня безопасности, – самая серьезная улика из числа тех, которые можно принимать во внимание. Но я следовал давно заведенному правилу: рассматривать главную улику и главного подозреваемого в последнюю очередь. А сперва надо расчистить подступы к нему, вычеркнув из списка подозреваемых менее одиозные и выразительные фигуры.
В нижнем углу стенда я приметил групповой снимок. Подростки, юноши и девушки в летней одежде стояли перед памятником Ленину. На переднем плане – учителя. Между ними затесалось несколько учеников – наверное, любимчики и отличники. Я склонился над фотографией и нашел мою Ольгу Андреевну. Химица держала под руку красивого юношу в костюме и галстуке. Если бы я не знал, что она учительница, а юноша – ее ученик, то подумал бы, что девушка стоит рядом со своим кавалером, который чуть постарше ее.
Отыскать физрука оказалось не так-то просто. Не думаю, что он был настолько наглым, что посмел бы встать рядом с девочкой, интерес к которой стал основой скандала. И все-таки мне было очень интересно взглянуть на Ярослава Николаевича, окруженного толпой, в которой могли быть и свидетели, и недоброжелатели, и… и…
Меня вдруг словно мешком пыльным по голове стукнули. Ярослав Николаевич? Учителя физкультуры зовут Ярослав Николаевич? Я. Н.! Точно такие же инициалы были выжжены на пластиковой ручке плоскогубцев, найденных рядом с телом Лешки!
Я непроизвольно хлопнул себя по карманам, хотя прекрасно помнил, что положил плоскогубцы вместе с другими вещами в сумку. А сумка осталась в машине. Я сделал несколько шагов к двери, но тотчас остановился. Нет, мне совсем не хотелось опять брести на ощупь по темному коридору, выходить из школы в дождь, открывать машину. Зачем? Я отлично помнил, что на ручке были именно эти инициалы – «Я.Н.»
Вероятность того, что я столкнулся с совпадением, была ничтожной. По своему опыту я знал, что в подобных случаях версию о случайном совпадении можно вычеркивать не задумываясь. Плоскогубцы явно принадлежат физруку. Но как они оказались рядом с разбитой «Нивой»? Значило ли это, что физрук был на месте аварии, пользовался там плоскогубцами и нечаянно забыл их рядом с трупом?
Учитель физкультуры с большим, как у Щелкунчика, ртом не выходил из моей головы. Я принялся бродить по комнате. Во мне кипело желание немедленно сесть в машину, поехать к физруку домой и устроить ему допрос по полной программе.
Спокойно! Не наломать бы дров! Я остановился у стенда про борцов за Кажму и уставился на страшные глаза бритоголового человека.
Во-первых, никто не давал мне права допрашивать людей. Я частный детектив, а не следователь, и потому вмешательство в частную жизнь учителя будет противозаконным. А во-вторых, сгоряча это не делается. Физрук, если он умный человек, немедленно выставит меня за дверь. А если не выставит, то на мои вопросы ответит с легкой иронией: «Нашли плоскогубцы с буквами «Я.Н.»? А вы докажите, что они принадлежат мне… Медаль в замке ремня безопасности? А при чем здесь я? Такие медали коробками продаются в любых спортивных магазинах!» И мне останется лишь хлопать глазами.
Возбуждение, заставившее меня маятником ходить по комнате, постепенно угасло. Я успокоился. Для начала надо выспаться. Утро вечера мудренее. Сейчас в голове полный хаос. А после пробуждения я буду немного тупым и флегматичным. В таком состоянии лучше всего смотреть на накопившиеся проблемы. Они выглядят как гладкие и ровные шарики. Мысленно перекатываешь их с ладони на ладонь и думаешь: а чего это я вчера вечером тужился и делал титанические мыслительные усилия? Ведь эти проблемы решаются элементарно, Ватсон!
Я кинул взгляд в угол, где стоял стол с небольшой трибуной, обшитой красной тканью. Из-за стола выглядывала алюминиевая дуга раскладушки. Я приметил ее почти сразу же после того, как зажег свет, но почему-то избегал подходить к ней близко.
Другой кровати мне никто не предложит. Я вытащил раскладушку из-за стола, распрямил ее ножки, поставил на пол и несколько раз надавил ладонями на тугой брезент. Еще сегодня утром на ней спал Лешка. С нее он встал, чтобы уже больше никогда не лечь в нормальную постель. Сейчас он ночует на прозекторском столе в морге. Через пару дней его ложем станет гроб…
Мне стало нехорошо. Я посмотрел по сторонам, прикидывая, из чего можно соорудить нары. В углу комнаты стоял единственный стол, на который я мог лечь, но он был слишком коротким. Ложиться на длинный стол с фотографиями под стеклом я посчитал не столько неудобным, сколько кощунственным. Усталость медленно и неуклонно давила во мне волю и притупляла неприятные чувства. Я еще раз окинул взглядом комнату и, махнув рукой, снял с себя куртку, скинул ботинки и лег на раскладушку. В конце концов, на ней лежал живой человек, а не покойник. А даже если бы покойник – ведь он был моим коллегой, моим товарищем, можно сказать, другом.
Я сцепил ладони в замок и подложил их под голову. Выключать свет не хотелось. Привычка спать в любой некомфортной обстановке была неплохим моим приобретением, и гудящая под потолком неоновая лампа мне не мешала. Я прикрыл глаза и постарался очистить сознание от мыслей. Если начну думать о физруке, о директрисе и моей кукле – хана, пропал сон! Так можно проваляться до утра, перетирая в голове одно и то же. Поэтому надо расслабиться и погрузиться в мир ощущений. Мне мягко. Мне тепло. Мышцы расслаблены. Дыхание глубокое и спокойное. На сегодня рабочий день закончился. А завтра он от меня никуда не денется. Наступит завтра, придет и работа. Придет и не спросит…
Кажется, я уже засыпал, как вдруг откуда-то извне, из наружного мира, разгоняя сладкую дремоту, ворвался едва уловимый звук.
Я тотчас открыл глаза и прислушался. Гудит неоновая лампа. Где-то методично цокают дождевые капли о металлический подоконник… И вдруг опять тот самый звук – шарк! Как будто кафельная плитка качнулась под чьей-то ногой.
Лежать я уже не мог и незамедлительно сел, вперив взгляд в дверь. Кто там ходит по темному коридору во втором часу ночи? Или мне это показалось?
От напряжения гул неоновой лампы стал казаться мне ревом стартующей ракеты. Я ждал неизвестно чего. Надо на все наплевать, мысленно сказал я себе. Наплевать на все. Не в стане врага же я нахожусь! Не в плену у людоедов! Не в зиндане у исламских террористов!
Это были хорошие, правильные мысли, и все же я не торопился снова лечь и закрыть глаза. Пусть даже по коридору бродит задохлый двоечник, который из-за боязни родительского гнева решил переночевать в школе. Я обязательно должен в этом убедиться, чтобы потом спокойно заснуть. Это нормальное условие всякого животного и человека. У меня должна быть пещера, нора, будка, в которую, пока я сплю, никто не должен забираться.