– Значит, вам некуда идти? – уточнила я.
– Нет, – покачала головой Зоя и разрыдалась. Девочка, которую, очевидно, звали Кристина, безостановочно ела куски хлеба с маслом.
– Тебя стошнит от жирного, – тихо сказала Тамара.
– Не-а, – пробормотала девчонка, запихивая в рот толстенные кусищи, – вкусно очень.
– А ну прекрати людей объедать, – неожиданно выкрикнула Зоя и с размаху отвесила Кристине оплеуху.
Девочка поперхнулась, закашлялась, но не заплакала, очевидно, побои были для нее привычным делом. А может, просто не обращала внимания на колотушки, я же в детстве сносила молча затрещины тети Раи.
– Вы не волнуйтесь, – залепетала Зоя, – она мало ест, сейчас чегой-то прорвало, а так… Ну супчику полтарелочки или каши какой, без мяса! Один раз в день!
– Нас не пугают дети с хорошим аппетитом, – медленно проговорила Тамара, – не бейте ее.
– Работать пойду, – неслась дальше Зоя, – профессия в руках нужная, парикмахер, деньги рекой потекут. Нам бы только где голову преклонить. Криська может что-нибудь по хозяйству; убрать, стирать, готовить. Уж не гоните нас!
Я поглядела на Веру, абсолютно безучастно евшую геркулесовую кашу. Славная, однако, компания подбирается! Ненормальная девица и безработная беженка с девочкой. Ну зачем я назвалась Раисиной дочерью? Надо немедленно внести ясность и… Что? Выставить их на улицу? Усталую, измученную женщину и оголодавшую до последнего предела девочку?
– Никто вас не гонит, – твердо сообщила Тамара, – ешьте, отдыхайте, а там решим. Сейчас позвоню Ольге Подкопаевой, у них в больнице санитарок берут, дают общежитие, а кушать можно в столовой, от больных много остается.
– У нас прописки нет, – напомнила Зоя.
– Ничего, – легкомысленно отмахнулась Томуся, – у нас приятель Юрка в милиции работает, поможет.
– Счастье-то, счастье! – закричала Зоя и бросилась на пол. – Давай, Криська, становись на колени, кланяйся моей племяннице золотой, дай, дай поцелую…
И она, вытянув вперед руки, поползла ко мне на коленях. Я в ужасе отпрянула и налетела на Веру, которая по-прежнему без лишних эмоций глотала овсянку.
Томочка побледнела и кинулась поднимать Зою, но та как-то странно выпучила глаза, потом приложила левую руку к груди, тихо сказала:
– Печет очень, прям огнем горит, – и упала на бок, неловко подогнув правую ногу.
Тамара понеслась к холодильнику за валокордином, но влить в Зою лекарство мы не смогли. Она не желала ничего глотать, пахучая жидкость текла по подбородку, глаза, странно открытые, не мигали.
Приехавшая «Скорая» тут же вызвала милицию: Зоя умерла. Началась томительная процедура. Сначала прибыли два парня, которые изъяснялись как индейцы, или глухонемые, в основном знаками с небольшой долей междометий.
– А-а-а, – пробормотал один, – ты, это, того, в общем.
– Да, – отреагировал другой, – оно, конечно, надо бы.
– Ну давай, – велел первый.
– А-а-а, – протянул второй, – надо, да?
– Да! – припечатал первый.
Следом появился мужик постарше, владевший все же словарным запасом людоедки Эллочки. Он быстро навел порядок. Записал наши с Тамарой паспортные данные, повертел в руках документы, найденные в сумочке у Зои, и раздраженно протянул:
– Ну ни фига себе, головная боль, прописка в городе Грозный и регистрации нет.
– Она наша дальняя родственница, – быстро сообщила Томуся, – только что прибыла.
– Сердце небось больное, – то ли спросил, то ли определил милиционер и сел писать какие-то бесконечные бумаги.
Кристина и Вера как испарились. Я же решила уточнить ситуацию и поинтересовалась:
– Вот предположим, нашла на улице человека без памяти, что делать?
– Как это нашла, – буркнул мужик, – валялся в канаве?
– Нет, женщина в ночной рубашке стояла возле дома. Ничего не помнит – ни как зовут, ни фамилию…
– И где она? – заинтересовался мент.
Но мне отчего-то не захотелось говорить правду, и я быстренько ответила:
– Ну это так, для общего образования.
– А раз так, – гавкнул мужлан, – то нечего мешать людям работать, итак из-за вас столько времени зря потерял!
Я уставилась на него во все глаза. Интересное дело, можно подумать, что он играет в симфоническом оркестре, а тут его заставили ехать «на труп». Да ведь это и есть его работа! Ну погоди, грубиян, привык небось бабулек с укропом от метро гонять.
Сделав самое сладкое лицо, я защебетала:
– Понимаете, пишу детективные романы, придумала интересный поворот: главная героиня находит на улице женщину, потерявшую память. Как ей следует поступить?
– На такой случай, – принялся словоохотливо пояснять только что крайне нелюбезный сотрудник правоохранительных органов, – существуют приемники-распределители, доставят туда.
– А дальше? – не успокаивалась я.
– Ну, – милиционер почесал голову шариковой ручкой, – там обученный персонал, разберутся.
– Как?
– В больницу свезут психиатрическую, лечить станут, она все и вспомнит.
Я тяжело вздохнула. Знаю, знаю, какие порядки в этих милых учреждениях. Целый месяц, польстившись на приличную зарплату, мыла полы в сумасшедшем доме. Выдержала только тридцать дней и с позором бежала. Ей-богу, не знаю, кто там страшнее – несчастные больные или средний медицинский персонал. Невероятные вещи проделывали они с теми, кто пытался спорить с медиками. Пеленали мокрыми простынями, привязывали на сутки к кровати. Я уже не говорю об уколах аминазина. Никто не станет лечить несчастную Верочку, подержат несколько месяцев – и сдадут в приют, поселят возле никому не нужных стариков и олигофренов. Я невольно вздрогнула:
– И это все?
– А чего надо? – удивился мужик. – Государство заботится о таких людях.
Еще хуже. Спаси нас, господи, от необходимости просить у нашего государства помощи.
– Только имейте в виду, – подытожил мент, – субсидию на похороны вам не дадут.
– Почему? – поинтересовалась Томуся.
– По месту жительства положена.
– Но она из Грозного!
– Там и получите, – преспокойненько заявил «дядя Степа» и захлопнул планшет.
Я поглядела на Томочку.
– А от чего скончалась Зоя?
– Вскрытие покажет, – равнодушно бросил милиционер и ушел.
Не успел он скрыться за дверью, как опять раздался звонок. Мы так и подпрыгнули. Наверное, скоро при звуках его веселой трели у меня будет приключаться медвежья болезнь. Что еще на нашу голову?
Но за дверью, робко переминаясь с ноги на ногу, стоял мой ученик Тема.
– Тетя Веля, – пробормотал он, – вы забыли, да?
Точно, совершенно вылетело из головы.
– Идем, детка, – сказала я и пошла в соседнюю квартиру.
Темочка – замечательный двоечник. Больше всего на свете он любит покушать, причем особых пристрастий в еде не имеет. Ест все подряд, ему нравится сам процесс. Результат налицо, вернее на теле. Весит Темка значительно больше меня, впрочем, это неудивительно. Учение дается ему с трудом: ну не лезет наука в детскую голову. В дневнике ровными рядами стоят двойки, но в четверти, да и в году волшебным образом выходят вожделенные тройки, и Темочка переползает в следующий класс. Впрочем, любым чудесам находятся вполне реальные объяснения. Во-первых, Темка милый и абсолютно неконфликтный ребенок. Учителя частенько используют его в качестве тягловой силы: просят донести до дома неподъемную сумку с тетрадями или переставить парты. Артем никогда не отказывает, его любят, и учительская рука сама собой выводит «удовлетворительно». А во-вторых, Наташа, его мать, постоянно таскает в школу всевозможные презенты. Сколько раз я говорила ей:
– Забери парня из этой школы. Не тянет он. Немецкий пять раз в неделю по два часа! Ну куда ему! Отдай после девятого класса учиться на повара или на парикмахера!
Но нет предела родительскому тщеславию. Наташа категорично заявляет:
– Никогда. Я всю жизнь копейки считаю, пусть хоть мой ребенок в люди выйдет, высшее образование получит. Ты его тресни, если лениться начнет, но немецкий он обязан знать.