Она замолчала.

– Ну, – осторожно поторопила я. – Ну?

– Помню, в сумочке лежали, – пробормотала Вера, – очень запах нравился, и знаешь еще что…

– Что?

– Я села на кровать, вытащила из сумочки бумажный носовой платок, духи выпали и закатились под тумбочку…

– А потом?

Верочка потрясла головой:

– Не помню. Вроде какие-то люди вошли, закричали на меня… Нет, не знаю. Можно подушиться?

– Забирай их насовсем, – ответила я, – душись сколько хочешь.

Значит, иду по правильному следу. Вера, и впрямь сбежала от Константина.

– Тебе имя Костя ничего не говорит?

Верочка пожала плечами:

– Нет.

Я вытащила фотографию Гали.

– Эту девушку знаешь?

Вера повертела в руках снимок.

– Может, встречала где, лицо знакомое, но кто такая, не скажу. Погоди, погоди, «Новости» на шестом канале не она ведет?

В этот момент зазвонил телефон. Я невольно бросила взгляд на часы – почти полночь. Ну кто может разыскивать нас в подобное время? Только беда или катастрофа.

Но в трубке прозвучал мягкий незнакомый женский голос:

– Виолу позовите.

– Слушаю.

– Вас беспокоит Альбина Соловьева от Вероники.

– Вы мама девочки Вики?

– Да, когда можете приступить к занятиям?

– Хоть завтра.

– Извините, пожалуйста, – вежливо ответила Альбина, – но давайте лучше во вторник, в полдень. Вас устроит?

«Конечно, – подумала я, повесив трубку, – конечно, устроит. Несмотря на то, что ты живешь в пяти километрах от МКАД. За тысячу долларов в месяц я готова кататься каждую ночь в Петербург и обратно, даже если вкладывать сведения о немецких глаголах мне придется в голову зеленой мартышке».

Утром в воскресенье Тамара сообщила:

– Кристина ни разу не была в зоопарке.

– Да ну? – удивилась я.

– Никогда, – подтвердила девочка.

– Так сходите!

Весело переговариваясь, подруга и Кристя убежали, предвкушая отличный день. Я решила навести порядок в доме. Открыла дверцу мойки и увидела, что мусорного ведра там по-прежнему нет. Вместо него стоял полунабитый отбросами полиэтиленовый мешок.

– Черт, – громко произнесла я, – опять забыла.

Тут в кухню тихо вошла рыженькая собачка и молча села у пустой мисочки. Надо же, я не дала ей поесть.

– Будешь кашу, Адель?

Собачонка замела хвостом. Я положила в миску геркулес, а сверху устроила несколько кусочков сыра. Собака мигом проглотила угощение, потом подошла ко мне и лизнула руку. Наверное, сказала «спасибо».

– Знаешь, душа моя, имечко Адель тебе совершенно не идет. Оно больше подходит для куртизанки. Уж извини, но стану звать тебя Дюшка. Очень мило – Адель, Адюша, Дюша, поняла?

Собачка тихо тявкнула.

– Дюша молодец. А теперь попью кофейку и почитаю газетку. Торопиться мне сегодня некуда.

Дюшка мигом испарилась, я села за стол, залила кофе кипятком и обнаружила, что не взяла из спальни «Мегаполис». Но вставать не хотелось. Ладно, попью кофеек просто так, глядя в окно.

Внезапно у ног что-то зашуршало. Я перевела глаза вниз. У ножки стола сидела Дюша, сжимая в пасти еженедельник. Ничего себе! Она что, поняла слово «газета»?

– Спасибо, милая, страшно любезно с твоей стороны, не знаешь случайно, где ботинки?

Дюшка вновь унеслась и вернулась, неся мою тапку. Именно мою, небось разбирается по запаху. Через пятнадцать минут я выяснила, что Дюша по уму соответствует по крайней мере трехлетнему ребенку. Она явно знала слова «газета», «ботинки», «сыр», «вода», «колбаса», «подушка»… Не говоря уже о глаголах «сидеть», «лежать», «гулять»…

– Страшно умное животное, – сообщила пришедшая на кухню Вера, – смотри!

Девушка подозвала Дюшу и, глядя в преданные собачьи глаза, спросила:

– Адель, где Вилка?

Собачка подошла и поставила лапки мне на колено.

– Молодец, – восхитилась я. – Дюша, ищи Веру.

– Как ты зовешь ее?

– Дюша.

Вера засмеялась:

– Дюша звучит лучше, чем Адель. Ну, мы поедем в Битцу продавать картины?

Я горестно вздохнула. Так хотелось один денек просто полежать на диване. Но Верочка оживленно тарахтела:

– Куда бы положить работы, чтобы не помять? И что мне надеть? Можно взять твои синие брюки?

Около часа дня, мы, заплатив за билеты, устроились в самом конце длинного ряда художников. Торговали тут всем: лакированными коробочками, бусами, серьгами, фенечками из бисера, матрешками и, конечно же, картинами. Выбор, как оказалось, был огромный: от откровенной мазни до вполне неплохих пейзажей. В роли покупателей выступали мамаши с детьми, пенсионеры и иностранцы, тоже пожилые, не слишком торопящиеся приобретать живопись. Немцев и французов привлекали в основном сувениры – браслеты и кольца из дерева или уральских самоцветов. Оно и понятно, ну кто из серьезных коллекционеров отправится на толкучку?

Впрочем, среди художников не было видно ни Шилова, ни Глазунова… В основном помятые люди лет сорока в потертых джинсовых костюмах.

Простояв около часа, мы приуныли. Никто не хотел приобретать натюрморт с тыквой и пейзаж с озером. Верочка совсем скисла, в ее глазах заблестели слезы, радостное оживление, с которым она неслась в Битцу, испарилось без следа. Нужно было спешно что-то предпринимать.

Я окинула взглядом толпу покупателей. Так, вот эти бабы, похожие на газовые баллоны, балакающие на украинском, не подойдут, и старушка с внучкой тоже, впрочем, мужик, сжимавший в руках банку с пивом, тоже не понравился. Наконец взор упал на пожилую супружескую пару из Германии, медленно прохаживающуюся вдоль раскладных столиков. Вот, самое оно.

– Веруша, можешь постоять пару минут одна?

– Почему?

– В туалет хочется.

– Конечно.

Я быстрым шагом догнала пенсионеров и вежливо обратилась к ним на немецком:

– Подождите, пожалуйста.

Супруги притормозили.

– Не могли бы вы мне помочь? Видите, вон там, в самом конце, стоит девушка в синей кофточке, она торгует пейзажами и натюрмортами.

– Мы уже проходили около нее, – ответила старушка.

– Это моя сестра, она больна и надеется хоть немного заработать. Вот возьмите, здесь пятьсот рублей.

– Зачем? – удивился мужчина.

– Пожалуйста, купите у нее картину за эти деньги, а потом по дороге можете ее выбросить!

Секунду старики смотрели на купюру, потом дама рассмеялась:

– Помнишь, Клаус, когда Бригитта решила торговать шляпами собственного производства, мы подсылали к ней своих приятелей, и они изображали клиентов?

Клаус оглушительно захохотал:

– О, чудесно помню, она нам еще все уши прожужжала о своем крайне удачном бизнесе. Не волнуйтесь, сейчас все сделаем. Откуда вы так хорошо знаете немецкий?

– В школе выучила.

– Всегда говорила, что их система обучения лучше нашей, – пробормотала старушка.

Неторопливым шагом они двинулись к Вере. Я притаилась за большим деревом. Тут к супругам подошли еще какие-то люди, очевидно, из их группы, и около Верочки заклубилась толпа. Замелькали кошельки.

Когда людской поток схлынул, я увидела обалдело счастливое личико Веры. Немцы скупили все: пейзаж с лодкой, натюрморты, набросок с девушкой, композицию с лошадью и несколько акварелей.

Я кинулась догонять Клауса с супругой.

– Простите, очень неудобно вышло, ну зачем вы посоветовали своим друзьям приобрести картины?!

Клаус рассмеялся. Его большой «пивной» живот весело заколыхался.

– Знаете, моя дорогая, они сами захотели и даже устроили аукцион. Ваша сестра только что заработала семьсот долларов.

– Но почему? – окончательно изумилась я.

– Гертруда, объясни, – велел муж.

Старушка с достоинством произнесла:

– Понимаете, моя дорогая, я владелица крупной картинной галереи, езжу по всему свету в поисках талантов. В свое время именно я открыла для Запада Квасьнинского Адама и Терезу Ямпольскую. Вам, конечно, знакомы данные имена?

Я побоялась признаться, что ничего не слышала об этих живописцах, и кивнула.