– Куда?

– Жуть, – взвизгивала Аня, – сейчас умрет!

Я надела туфли и пошла за ней. Зрелище, открывшееся мне на лестничной площадке перед квартирой Анюты, впечатляло. Дом у нас старый, из первой серии «хрущоб», построенных еще в 1966 году. Мой отец непонятным образом получил тогда здесь квартиру. Полы во всех квартирах покрыты линолеумом, лестницы крутые и узкие, а перила держатся на простых железных прутьях. Некогда они были покрыты веселенькой голубенькой краской, но она давно облупилась. Вот между этих прутьев Машка невесть как и засунула голову.

Я подергала пленницу. Раздался одуряющий вопль. Ушные раковины мешали голове вылезти. На крик распахнулась дверь, и высунулась Наталья Михайловна.

– Что тут делается? – завела тетка. – Ни минуты покоя, полдесятого уже, спать пора, а вы визжите.

Потом она увидела Машку и заорала во всю мощь легких:

– Вань, Вань, поди сюда!

Появился Иван Николаевич.

– Что за шум, а драки нету?

– Глянь!

Иван Николаевич оглядел «пейзаж» и попытался раздвинуть прутья.

Как бы не так, они даже не шелохнулись.

– Делать-то что? – причитала Аня. – Она сейчас задохнется.

– Не, – протянула Наталья Михайловна, – горло свободно.

– Надо намылить ей щеки и уши, – посоветовал Иван Николаевич.

Анька сгоняла домой и притащила гель для мытья.

– А-а-а, – завизжала Машка, когда скользкая жидкость полилась ей за шиворот.

– Бум-бум, Мака, – пообещала я и крикнула: – Аня, тащи конфеты.

– У меня нет, – всхлипнула Анюта.

– Сейчас принесу, – подхватилась Наталья Михайловна.

Через минуту она вернулась с коробкой «Ассорти» и бутылкой «Олейны».

– Импортная дрянь эта не мылкая, – заявила соседка, – лучше намаслить.

Мы принялись щедро обмазывать Машку растительным маслом. Девочка поглощала конфеты и молчала. Заорала она только тогда, когда «спасатели» попытались вытащить ее голову.

– Ну и что делать? – вздохнула я, оглядывая гелиево-»олейновые» лужи.

– Чего, чего, – обозлился Иван Николаевич. – МЧС вызывать.

– Не поедут они, – стонала Аня, – и денег нет.

– Ой, замолчи, – велел сосед, – без тебя тошно. Хорошо хоть девка заткнулась.

Но тут у Натальи Михайловны закончились конфеты, и Машка принялась выть, как береговая сирена. Иван Николаевич бросился к телефону, а с пятого этажа спустилась Таня Елина. Скоро вокруг несчастной Манюни столпилось почти все население подъезда. Мужчины пытались разогнуть прутья, женщины засовывали в Машкин рот конфеты, кто-то наливал Ане валерьянку, кто-то гладил Маньку по голове… Наконец хлопнула дверь подъезда, и на лестнице раздался веселый мужской голос.

– Где ребенок с застрявшей головой?

– Тут, – завопили все.

Присутствующие здесь же собаки залаяли, а Аня принялась истошно рыдать, громко икая.

На лестничную клетку поднялись три мужика в красивых темно-синих комбинезонах, они несли какие-то большие ящики.

– А ну тихо, – неожиданно гаркнул высокий плечистый блондин, самый молодой из спасателей, – всем молчать!

Люди разом заткнулись, даже пес Кулибиных, взбалмошная болонка Люся захлопнула пасть. Было что-то такое в голосе блондина, отчего всем моментально захотелось его послушаться.

– Чего собрались? – недовольно добавил другой, темноволосый крепыш. – Ребенка, что ли, с головой застрявшей не видели?

– Никогда! – радостно выкрикнул семилетний Ванька из пятьдесят третьей квартиры. – Никогда. Интересно, как она это проделала? Башка-то не пролезает, только что пробовал!

Аня неожиданно завыла в голос.

– Уберите психопатку, – велел блондин.

– Это мать, – сказала я.

– Тогда суньте ей в рот кляп, – посоветовал крепыш. – И чего орет, только несчастного младенца пугает!

– Заткнись, Анюта, – велел Иван Николаевич.

Привыкшая, что ее всегда успокаивают и жалеют, Аня на секунду оторопела и вполне внятно спросила:

– Это вы мне?

– Тебе, тебе, – ответил Иван Николаевич, – надоела, ей-богу, в ушах звенит, все с твоей девкой в порядке.

В ту же секунду Машку стошнило.

– Умирает, – завопила Анька с утроенной силой. – Доченька, кровинушка, ой, погибает!!!

Спасатели приладили какие-то штуки к прутьям и вмиг вытащили Машку. Намасленная, намыленная, перемазанная шоколадными слюнями Маня оказалась в объятиях матери. Но Аня не успокаивалась.

– Сейчас умрет!

Третий спасатель, оказавшийся врачом, приказал:

– А ну дайте сюда девочку! Сколько конфет она съела?

Соседи принялись считать. Получилось, что плененная Машка слопала почти полную коробку «Ассорти», принесенную Натальей Михайловной, грамм двести ирисок, несколько мармеладок и большую шоколадку «Аленка». Кроме того, на ступеньках валялась упаковка от леденцов, но сколько из нее попало в Машку, неизвестно.

– И что вы хотите? – спросил доктор. – Безумные люди! Разве можно ребенку столько сладкого? Вот организм и защищается. Слава богу, что тошнит, я бы промывание желудка сделал!

Спасатели начали складывать инструменты. Аня принялась зазывать их пить чай. Мужчины отказались, но приняли в дар домашние пирожки с капустой. К слову сказать, припадочная Анька великолепно печет.

– Тетя Ложка, – подергала меня за брючину Сашенька Ломакина из пятидесятой квартиры, – тетя Ложка, гляньте…

– Я Вилка, – машинально ответил мой язык.

Глаза проследили за исцарапанной детской ручонкой, и я заорала почище Аньки:

– МЧС, стой, не уходите, назад!

Спасатели вернулись в два прыжка. Крепыш отрывисто спросил:

– Что?

Не в силах ответить, я указала рукой на лестницу. На один пролет выше, около окна, тихо-тихо стоял Ванька. Голова его торчала между прутьями.

– Так, – протянул блондин, – пробовал, пробовал и добился своего.

– Угу, – шепнул Ваняшка, – поднажал чуток, она и пролезла.

– Славно получилось, – одобрил врач, – ловко вышло.

– Немедленно все по квартирам! – гаркнул блондин. – Забрали собак, детей, кошек, хомячков, попугаев, престарелых бабушек и ушли! Все! Остались только родственники этого малолетнего испытателя! Где его отец и мать?

– Мой папа был летчиком и погиб при исполнении служебного задания, – озвучил Ваняшка постулат, который его мать-одиночка Соня вложила в голову сына, – а мама в ларьке сидит, круглосуточно.

– Ясно, – буркнул доктор.

Спасатели вновь приладили что-то к прутьям, и Ванька оказался на свободе.

– Так мы пойдем? – вздохнул крепыш. – Граждане, никто больше попробовать не хочет? Давайте, пока мы тут стоим, не стесняйтесь. Вот вы, например! – И он ткнул в меня пальцем. Я возмущенно фыркнула и ушла доваривать спецкашу.

Утром, собираясь ехать в медицинское училище, я открыла дверцу под мойкой и обнаружила, что мусорного ведра по-прежнему нет. Черт, совершенно забыла зайти в хозяйственный. Мы с Томочкой давно поняли: если каждая из нас начнет бегать за покупками, то никаких денег не хватит, поэтому у нас существует четкое разделение обязанностей. Томочка готовит. Она пишет список необходимых вещей, а я приношу их с ближайшей оптушки. У Томуси больное сердце, и ей нельзя таскать тяжести. Еще я убираю нашу квартиру и стираю. Правда, постельное белье мы выкручиваем вместе, моих сил не хватает на пододеяльники и простыни. Зато Томочка моет посуду и гладит. К слову сказать, мы очень довольны. Я терпеть не могу толкаться у плиты, и блюда у меня получаются только самые простые. Томуся же творит вдохновенно. Из минимума ингредиентов она извлекает максимум вкуса. У нее есть растрепанная тетрадочка, где записаны оригинальные рецепты недорогих, но невероятно привлекательных кушаний.

Томочке не лень стащить с курицы кожу, целиком, как перчатку, потом отделить мясо от костей, смешать с хлебом, луком, морковкой и набить всем этим снятую кожу. Запеченная в духовке фаршированная курочка тает во рту, но готовить ее надо два часа. Я слишком ленива для подобных действий. Мыть посуду мне тоже не нравится, а вид утюга вызывает судороги. Томуся же преспокойно разглаживает многочисленные складочки на моей кружевной блузке. Зато она отчаянно чихает, стоит только вытащить в прихожую пылесос.