«Мужья» похабно загоготали и принялись громко спорить, распределяя места в очереди. А Ваха жутко, по-звериному завыл, заплакал навзрыд и начал биться в конвульсиях. Глаза Асланова выпучились, обезумели. Усатое лицо налилось кровью. Казалось, джигита вот-вот хватит кондрашка. Я подал знак бомжам, и те послушно отошли на край «поляны».

– Почему ты не рад, Ваха? – фальшиво удивился я. – Разве ты в первую войну не поступал точно так же с нашими пленными?

– Не-е-е-т! Я никогда! Аллахом клянусь! – прорыдал чеченец.

– А Хамид Халилов утверждал, будто бы ты, служа у него в отряде, слыл большим любителем подобных развлечений, – повинуясь неясному предчувствию, соврал я. – Он говорил, что всячески отговаривал тебя от мужеложества, но ты ни в какую! Дескать, «женщины не надо, связанного федерала подавай».

– Хамид Халилов?! Отговаривал от мужеложества?! – Ваха аж задохнулся от возмущения. – Проклятый лжец! Во-первых, я никогда не служил в его говенном отряде. А во-вторых, именно он, Халилов, петушил ваших солдат! Вместе со школьным дружком Лечи Рашидовым. И заснимал на камеру. Я видел однажды такую запись. Чтоб он в ад угодил, сын козла!

«Ну надо же, – мысленно обалдел я. – Ни с того ни с сего и вдруг столь невероятное совпадение! Буквально подарок судьбы. Теперь наша задача многократно упрощается!»

– А ты хочешь отомстить поганцу Хамиду?! – перевернув Асланова на спину и глядя ему в глаза, напористо спросил я. – Хочешь отправить подонка прямиком в ад?!

– Да! Да! Да!

– Слово мужчины?

– Да-а-а-а!!!

– А мужеложника Лечи?!

– Тоже отправлю!!! Собственноручно!!!

– Отлично! – улыбнулся я. – Минут через десять тебе предоставится такая возможность!

Асланов изумленно захлопал ресницами, а понятливый Семеныч шепнул пару слов одному из «гвардейцев». Спустя недолгий промежуток времени на «поляну» привели Халилова-младшего и Рашидова: абсолютно голых, со связанными за спиной руками. На груди у каждого висел картонный плакат с крупной надписью: «Пособник террористов». На окружающее джигиты реагировали вяло. Видать, не до конца оправились от действия препарата. Полковник демонстративно отложил в сторону видеокамеру. А «гвардейцы» Семеныча ловко подхватили обоих «эмиров» и поставили на перевернутые ящики, рядом с болтающимися веревками.

– Ты дал слово мужчины отправить в ад Хамида и Лечи, – спокойно сказал я. – Вот твой шанс – виселица на два места[9]. Если ты мужчина, то выполнишь обещание: наденешь им петли на шеи и выбьешь из-под ног ящики. Если нет… Гм! «Мужья» до сих пор здесь!

Ваха смертельно побледнел. Видимо, он совершенно не ожидал от нас подобного коварства. Думал, мы просто поручим ему ликвидировать Хамида с Лечи и наивно отпустим на свободу. А там, на воле, можно потихоньку смыться из города. (Обмануть «неверного» не грех.) Однако в настоящий момент перед ним встал жесткий выбор: либо повесить двух соплеменников из могущественных тейпов, либо гнусная «свадьба» и позор на всю Ичкерию. Третьего не дано. Правда, о повешении «эмиров» их тейпы могут и не узнать. Камера-то вот, в стороне лежит. Не включена. Старший эфэсбэшник явно утратил к ней интерес: курит, сплевывает под ноги, думает о чем-то… Зато чертовы «мужья» тут как тут! Лыбятся, сволочи, посмеиваются с вожделением… Небось только и ждут команды дефлорировать «невесту»!!!

– Хорошо, – с натугой просипел Асланов. – Сделаю. Развяжите меня!

Семеныч кивнул «гвардейцам». Те принялись распутывать веревки, а я незаметно включил скрытую камеру…

Конспиративная квартира располагалась в добротном доме сталинской архитектуры, на пятом этаже и представляла собой трехкомнатные апартаменты со звуконепроницаемыми стенами и пуленепробиваемыми окнами. После казни мы привезли Асланова сюда, надели на него наручники и без всяческих объяснений посадили в кладовку, больше напоминающую тюремный карцер. Полтора метра в длину, полтора в ширину. Бетонированные пол и стены «под шубу». Плюс массивная железная дверь с засовом. Джигит, впрочем, не возражал. За всю дорогу он вообще не проронил ни слова и лишь бросал на нас с полковником напоенные ненавистью взоры…

Изолировав несчастного Ваху, мы с шефом на время разделились: Рябов отправился на кухню варить кофе, а я занялся аппаратурой. При помощи переходника приспособил маленькую кассету со скрытой камеры к обычному видаку, просмотрел и изготовил три копии.

– Включи, – сказал полковник, заходя в комнату с двумя дымящимися чашками и стопкой бутербродов на подносе. – Прежде чем обрабатывать Ваху, хочу удостовериться в качестве компромата. Заодно подкрепимся. Со вчерашнего дня – маковой росинки во рту не было!..

Запись получилась что надо! Крупным планом Лечи, Хамид и Ваха Асланов, надевающий им петли на шеи. На заднем плане – живописная гора мусора. Зрителю сразу становится ясно – действие происходит на свалке, но на какой именно – непонятно! (Никто из аборигенов в кадр не попал, привязки к местности отсутствуют.) Затянув петли, Ваха спрыгивает на землю, секунд пять стоит неподвижно и вдруг с силой футболит ящики один за другим. Повешенные «эмиры» корчатся и извиваются в удушье, сучат ногами, мочатся, испражняются… Камера добросовестно фиксирует страдания умирающих, а также Ваху Асланова, угрюмо застывшего возле виселицы. Наконец Лечи с Хамидом затихают, свесив головы набок…

– Совсем неплохо, – отхлебнув глоток кофе, заключил шеф. – Попади данная кассета к Халиловым или Рашидовым, Ваху и весь его тейп постигнет кошмарная участь! Н-да! Теперь джигиту некуда деваться. Сможем до конца жизни держать Асланова на коротком поводке. Мерзость, конечно, но… с волками жить, по-волчьи выть!!

Выпив кофе и уничтожив бутерброды, мы спрятали оригинал и две копии в потайной сейф, а третью, ту, которую смотрели, оставили в видеомагнитофоне и перемотали на начало.

– Веди сюда Ваху, – распорядился начальник отдела. – Приступим к последней стадии вербовки…

Чеченец сидел на полу кладовки-карцера, поджав по-турецки ноги. Похоже, он успел окончательно опомниться от пережитого и больше не источал ненависть. По крайней мере в открытую.

– Дай попить, – ровным голосом попросил Асланов. – И «браслеты» сними. Рук совсем не чувствую.

– Об чем речь?! – широко улыбнулся я, расстегивая наручники. – Попить, говоришь? Без проблем! Есть кофе, апельсиновый сок, минеральная вода…

– Издеваешься, да?! – насупился Ваха.

– Ни в коем разе! – искренне возмутился я. – Отныне ты агент Федеральной службы безопасности. Мой, получается, коллега. И мы полностью уверены в твоей преданности. Вскоре ты поймешь причину. Пока же проходи в комнату, устраивайся поудобнее, а я принесу кофе, сок, минералку и покушать, если захочешь.

Усадив чеченца в кресло перед телевизором, мы разместились по обе стороны, дали ему время утолить жажду и подкрепиться, а потом включили видеомагнитофон. На экране замелькали известные читателю кадры.

– Если запись увидят родственники повешенных, то хана и тебе, и твоему тейпу. Лютой смертью умрете, – холодно заметил шеф.

– Шака-а-алы!!! – бешено взревел Ваха, резво вскочил на ноги и бросился на полковника, с явным намерением прикончить.

– Бум! – не меняя положения тела, Рябов с силой опустил кулак на темя Асланова. Глаза джигита сошлись у переносицы. Начальник отдела небрежно пнул его ногой в грудь, и Ваха рухнул обратно в кресло, хрипя и задыхаясь.

– Ты собирался замочить проклятых эфэсбэшников и завладеть опасной кассетой, – констатировал я. – Пустая затея! Во-первых, любой из нас способен с легкостью убить тебя голыми руками. Во-вторых, ты смотрел всего-навсего одну из копий. Остальные (а также оригинал со скрытой камеры) спрятаны в нескольких надежных местах. Но не отчаивайся, парень! Мы не собираемся губить тебя и твою семью. Просто нам нужна гарантия того, что ты будешь работать добросовестно, не попытаешься нас обмануть или сбежать куда-нибудь подальше. Хотя бы и на тот свет! Ведь согласись, при наличии ТАКОГО компромата тебе и пояс шахида не поможет! Хорош «воин Аллаха», собственноручно повесивший по приказу ФСБ двух уважаемых[10] единоверцев…