Миновав длинный и темный коридор, они поднялись по лестнице на один пролет. Второй этаж разительно отличался от первого. Здесь на полу красовался хоть и потертый, но вымытый до блеска линолеум, а с подвесного потолка в ойкуменском стиле светили старомодные дневные лампы. Похоже, здесь располагалась администрация.

Дежурный остановился у третьей по счету двери. Указал на табличку:

– Вам сюда.

Арсений прочитал: «Главврач отделения Э. Д. Пивняк».

Он постучал.

– Входите, – отозвался изнутри жизнерадостный баритон.

Кабинет оказался небольшим – стол, два стула, железная стойка с картонными папками «История болезни №…», кушетка, обитая потрескавшимся кожзаменителем. Узкое, как бойница, окно, наполовину прикрытое свернутыми жалюзи.

За столом громоздился человек. Именно громоздился, из-за его богатырских размеров и двухметрового роста иначе и не скажешь. Запредельные физические данные особенно подчеркивал не по размеру короткой халат, который, казалось, вот-вот треснет в плечах.

– Чем могу…? – осведомился гигантский доктор Пивняк.

Арсений подумал мельком, что фамилия ему очень подходит. Больше всего главврач походил на здоровенную пивную бочку.

– Следователь Центральной прокуратуры Догай, – представился он и протянул удостоверение. – Мне необходима ваша помощь.

Пивняк неторопливо и внимательно рассмотрел документ, вернул обратно и пригласил сесть. Потом сцепил громадные красные руки с толстыми короткими пальцами-сосисками, спросил:

– Какая именно? Клинических исследований мы давно не проводим, заключения по вменяемости – это не к нам, это в третий корпус…

– Мне необходимо видеть Семена Игнатовича Редизара. Все данные указывают, что он находится на излечении именно у вас.

Пивняк хлопнул ладонью по столу. Покачал головой.

– Вот как! Доблестные органы решили про него вспомнить? Удивительно!

– Что здесь удивительного? Как следователь прокуратуры по закону я имею право…

– Поймите, – прервал его главврач, – он лежит у нас уже больше пятнадцати лет. Тогда здесь был не простой военный госпиталь, а психиатрическая клиника особого назначения, учреждение Имперской Службы Контроля, своего рода спецгостинница для диссидентов. Знаете, что это такое?

– Знаю, конечно…

– Его привезли сюда еще в восемьдесят девятом. С диагнозом вялотекущая шизофрения – стандартная процедура для недовольных. Кололи успокоительное и, как всегда, перестарались. А когда Империя перестала быть, про нас забыли. По инерции всех этих мнимых больных продолжали лечить, потом, уже после реформы, потихоньку распустили по домам. Редизар был не в лучшем состоянии, его решили пока оставить. За это время никто никогда не приходил к нему, даже не интересовался его состоянием. И вдруг появляетесь вы и говорите, что вам обязательно надо его увидеть. Выглядит странно, вы не находите?

– Ничего странного. Я расследую дело, в ходе которого мне понадобилось снять показания у Семена Игнатовича Редизара. Вот и все.

– Снять показания? – пораженно спросил врач. – В смысле?

– Вы не знаете, как снимают показания? Приходит следователь, проводит допрос, заносит все в протокол, потом свидетель подписывает его.

– Подписывает??! – к несказанному удивлению Арсения доктор Пивняк расхохотался. В смехе явственно ощущались истерические нотки. – Боюсь, Редизар ничего подписать не сможет.

– Почему?

– Вы что, не знаете? Он уже семь лет как парализован. Два инсульта, атрофия мышц, полное отсутствие двигательной активности! Он не то, что собственное имя написать, он даже рукой пошевелить не может!

– Хорошо, но хотя бы поговорить я с ним могу?

– Арсений Юльевич, – произнес врач неестественно-спокойным тоном, каким обычно разговаривают с маленькими детьми. – Поймите, наконец. Редизар па-ра-ли-зо-ван. Он не может двигаться. Вообще не может. Его держат на внутривенном питании – через капельницу. Дважды в день его переворачивают и обмывают. Мышцы губ и языка давно ему не подчиняются. Он ничего не сможет вам рассказать. В том числе и потому, – Пивняк повысил голос, – что последний раз приходил в сознание несколько лет назад.

– Простите… Как это – несколько лет назад?

– Очень просто. Он – овощ. Растение. Неподвижное, абсолютно не реагирующее на внешние раздражители, способное только потреблять внутрь питательные вещества и выделять продукты метаболизма. Сознание Редизара фактически мертво.

Арсений слушал врача в полном оцепенении. Такого он никак не ожидал. Воплощение Совести, цель поисков нескольких групп Носителей – овощ?? Жалкий кусок человеческого мяса с отключенным мозгом?

– Извините, если я был резок. Просто я решил расставить все точки над «i». Ну, вы все еще думаете снять с него показания?

– После вашего столь образного описания – уже не хочу. Но, если можно, я хотел бы посмотреть на него.

– Желаете лично во все убедиться? Что ж, думаю, это можно устроить.

Главврач снял трубку телефона, куда-то позвонил, перекинулся парой фраз с некой Олесей Евлабугой, медсестрой. Придет, мол, следователь Центральной прокуратуры, окажите содействие.

– Вас ждут. Третий этаж, отделение рефлексологии, палата сто три «а». Надеюсь, у вас крепкие нервы и желудок.

Арсений кивнул, пожал руку врачу, но прежде чем уйти, задал мучивший его все это время вопрос:

– Скажите, что означает «ПЖ»?

Пивняк взял со стола ручку, раскрыл лежавший перед ним здоровенный гроссбух чьей-то истории болезни, словно давая понять, что аудиенция закончена. Но потом все-таки ответил:

– ПЖ – поддержание жизнедеятельности. Наша основная специальность.

На третьем этаже следователя уже ждали. Высокая и худая медсестра со злым, некрасивым лицом – видимо, та самая Олеся Евлабуга – спросила:

– Это вы следователь?

– Да, – Арсений в который уже раз за сегодняшний день полез в карман, чтобы достать удостоверение, но она раздраженно остановила его:

– Не нужны мне ваши бумажки! Говорите, что вам надо, а то у меня обход через час. Времени нет.

– Мне нужен пациент по имени Семен Игнатович Редизар.

– Ха! Зачем он вам сдался?

Манеры хамоватой медсестры начинали раздражать. Понятное дело, она чувствует себя полной хозяйкой на этаже, а тут приперся какой-то следователь, требует странного, мешает работать.

– Вы слышали когда-нибудь такой термин – тайна следствия? Зачем мне нужен Редизар, вам знать не обязательно. Просто проводите меня к нему. – Арсений сделал паузу и добавил: – Пожалуйста.

Она пожала плечами:

– Идемте.

Медсестра провела его через застекленный пост дежурных. Сидевшая там полногрудая девушка в синем халате и домашних тапочках на босу ногу с удивлением посмотрела на следователя, даже хотела преградить ему путь: куда, мол.

– Мила, это следователь из прокуратуры, – Евлабуга, гремя ключами, отпирала дверь в противоположном конце поста.

– А Эдуардемьяныч знает? – не сдавалась вторая медсестра.

– Знает, знает. Он и разрешил.

– Могли бы и мне сообщить.

– На дежурстве старшая я! – отрезала суровая Олеся, пропустила Арсения в полутемный коридор и закрыла за собой дверь на замок. Только сейчас следователь обратил внимание, что стекло в ней армировано железной сеткой, вдобавок в двух шагах перед ними дорогу перекрывала еще и железная решетка.

Пол и стены не блистали чистотой – грязно-серые разводы разукрасили их причудливым узором. Видимо, уборкой здесь никто особенно не утруждался. Откуда-то из дальнего конца коридора ощутимо тянуло хлоркой, в воздухе висел тяжелый, удушливый смрад.

Арсений закашлялся.

– Ничего, ничего, – сказала медсестра. – Это только сначала кажется, что невозможно привыкнуть. А потом – даже не замечаешь.

– Где Редизар?

– Да вот. Палата сто три «а», – она кивнула в сторону узкого проема, завешенного омерзительно грязной перегородкой. Две лампочки наверху больше всего походили на гнойные фурункулы. Правая, кое-как замазанная красной краской, едва теплилась.