– Да! – вдруг встрепенулся Севастьян. – Есть один фактик, может, он тебя заинтересует. Алина Редеко почему-то вышла не на своей остановке. Ей еще минут пять оставалось ехать. Местное ОВД провело опрос по нашей просьбе: знакомых у нее там нет, и раньше ее никто никогда не видел.

– А старушка из автобуса? Видела?

– Говорит, что видела. Часто, мол, вместе с ней возвращалась. Тоже долго удивлялась, почему Алина не на той остановке вышла. Но, честно скажу, от свидетельницы нам больше вреда было, чем пользы. По три раза на дню звонила, рассказывала, что еще вспомнила. Знаешь, бывают такие бабушки – из старых имперских заводил – буйные, которые себя за все в ответе чувствуют? Вот она из тех самых. В конце истории у нее выходило, что за бедной Редеко гналась вся окрестная мафия, а она чуть ли не отстреливалась из окна автобуса. Но про машину она так ничего нового и не вспомнила.

– Ты повторно ее не опрашивал?

– Да зачем! Эксперт четко сказал – был наезд. Мы последний месяц тачку искали, к чему старческий маразм по новой слушать?

«Понятно, кому охота плодить в деле новые факты, которые придется выяснять, тратить время, оттягивать срок сдачи в архив».

– Ну, вот что. Дай мне, пожалуйста, ее адрес, подъеду, поговорю. А к тебе пришлю человека, зовут Глебом. Так ты его не обижай, покажи ему акты медэкспертизы, протокол опознания. Хорошо?

Севастьян заметно напрягся, даже голос зазвучал иначе.

– Да зачем тебе! Я ж говорю – гиблое дело, тачку ты никогда в жизни не отыщешь!

– Сев, я ничего искать не хочу. И не думай, пожалуйста, что кто-то под тебя копать собирается. Просто Алина Редеко проходит у меня по одному делу свидетельницей. Хочу выяснить, нет ли связи. Если чего узнаю, сразу же тебе сообщу.

В трубке немного помолчали, потом послышался шорох бумаг, какие-то стуки. Наконец:

– Записывай! Улица Вешняковская, дом сорок три, квартира шестьдесят. И это… Арсений, держи меня в курсе, о’кей?

Дверь выглядела на редкость нелепо. Когда-то ее сработали на века, солидной и неприступной, но совсем недавно, не понадеявшись на крепость обычного дуба, хозяева обшили дерево железным листом и приделали литые противовзломные петли. Неприступный панцирь выкрасили зловещей черной краской, а в самую середину врезали панорамный глазок «Рыбье око», отчего дверь еще больше стало походить на рубочный люк подводной лодки с перископом. На этом фоне изящная резная ручка и табличка с номером квартиры, украшенная по бокам ажурным плетением, совершенно терялись.

Арсений с трудом различил цифры «49» и нажал на кнопку звонка.

В принципе, он почти ожидал, что за дверью из «палубной стали» должен взреветь пароходный гудок или сирена гражданской обороны.

Он ошибся. В глубине квартиры легкий перезвон исполнил несколько первых нот какой-то популярной мелодии и затих.

Минуту стояла тишина. Арсений хотел позвонить еще раз, но в этот момент женский голос приглушенно спросил:

– Кто там?

– Извините, могу я видеть Селену Аркадьевну Таричевскую?

– Это я.

Никаких дополнительных вопросов не последовало: «это я» – и все. За дверью ничего не было слышно, но Арсений чувствовал, что его внимательно изучают в глазок.

– Мне необходимо с вами переговорить! Я следователь прокуратуры, веду дело о наезде.

– Какой следователь? – подозрительно спросила невидимая Селена Аркадьевна. – Я уже все рассказала.

– Следователь Центральной прокуратуры Арсений Догай.

– А откуда я могу знать, что вы из прокуратуры? Может, вы мошенник какой-нибудь! Я вам сейчас расскажу, а меня потом посадят за разглашение тайны следствия. Не уж, уважаемый! Не на ту напали.

Арсений вздохнул. Ох уж, эта бдительность!

Ему не раз приходилось сталкиваться с такими же вот недоверчивыми людьми, запуганными телевидением и невероятными слухами. «А вы знаете, что вчера в третьем доме случилось? Квартиру ограбили! Позвонили, откройте, говорят, полиция! Ну, хозяева и открыли. Кто ж знал-то! Эти ворвались в квартиру, избили мужа – он до сих пор в реанимации, – остальных связали и спокойно все забрали. Деньги, аппаратуру, шубы – все! Вот и думай, что делать, если полиция стучится. Откроешь – бандитами окажутся, не откроешь – все равно дверь выломают, да еще и арестуют за сопротивление…»

Нет, конечно, такие случаи бывали и не раз, но и бдительность должна иметь свои пределы, а не превращаться в манию преследования.

Он достал удостоверение, раскрыл его и поднес к глазку:

– Видите? Там все написано. Если хотите – я продиктую телефон, вы позвоните и спросите, числиться ли в отделе по расследованию убийств следователь Арсений Догай.

– Вот еще! Не надо считать меня выжившей из ума дурой! Там на телефоне, небось, сообщник сидит, у вас с ним все договорено, что он отвечать должен!

– Хорошо, Селена Аркадьевна, – сказал Арсений проникновенно, – позвоните в справочную, узнайте телефон Центральной прокуратуры. Я подожду. Надеюсь, вы не считаете, что я и в справочной везде посадил своих людей?

– Нечего надо мной смеяться, молодой человек, – сказала Селена Аркадьевна, и он услышал, как загремели засовы. – Так откроешь, кому попало, потом сама не рада будешь. В наше время, знаете, как говорили: доверяй… – В этот момент дверь открылась, и голос бдительной старушки загремел в гулкой пустоте лестничной площадки. – …НО ПРОВЕРЯЙ!!

Сама Селена Аркадьевна своему голосу, в общем, соответствовала – крепкая, пышущая здоровьем розовощекая женщина, которую язык не поворачивался назвать бабушкой. Хотя в протоколе – Арсений это помнил точно – она указывала свой год рождения: 1932.

– Проходите!

Она провела его в темную прихожую, заставленную крепкой и громоздкой мебелью, заставила снять ботинки, подсунув в обмен миниатюрные тапочки, размера тридцать пятого, не больше. В кухне Селена Аркадьевна усадила Арсения на плетеный стульчик, жалобно заскрипевший под его тяжестью, и спросила:

– Может, чайку? Составите компанию пожилой даме?

Он улыбнулся, понимая, что бойкая старушка напрашивается на комплимент, почти честно ответил:

– Да что вы, какая пожилая дама? Вам не дашь и пятидесяти!

Судя по зарумянившимся щечкам, он угадал. Селена Аркадьевна расцвела, быстро заварила душистый цветочный чай, церемонно подала на стол маленькие плюшки, явно собственного приготовления и бесчисленные вазочки с вареньем.

Пока она суетилась, Арсений огляделся. Кухонька идеально подходила для декорации к спектаклю об имперском диссидентстве. Эпицентр интеллигентских посиделок, где, рассказывая политические анекдоты, включали воду на полную мощность, наивно веря, что таким образом удастся заглушить подслушивающую аппаратуру всесильной Службы Контроля. Раковина прижата вплотную к кухонному шкафу, плита – к холодильнику, а тот – к миниатюрному столику. Над раковиной – сушилка, откуда Селена Аркадьевна доставала чашки, ложки, блюдечки и бесконечным конвейером метала все на стол.

Чай оказался очень даже ничего, Арсений попросил еще чашечку, нахваливая и варенье, и плюшки, чем окончательно покорил хозяйку.

Как он и ожидал, больше всего ей не хватало собеседника. Во время чаепития Селена Аркадьевна по очереди перемыла косточки всем родственникам, соседям и знакомым, и ему с трудом удалось повернуть разговор в сторону апрельского ДТП.

Арсений так и не решил до конца, зачем приехал и что хочет услышать. Конечно, старушки отличаются от всех остальных большей гражданской ответственностью. Но что могла добавить гостеприимная Селена Аркадьевна к уже сказанному и внесенному в протокол? Только собственные жуткие фантазии – плод многочисленных ТВ-передач о североморском и имперском криминале – которые она надумала сама, «вспоминая» на досуге все новые и новые подробности. Вон и Севастьян на нее жаловался: мол, достала звонками.

Он ошибался.

– Я вам расскажу, потому что вы – приличный молодой человек, интересуетесь, что произошло на самом деле. А тому следователю все равно было, он и не слушал половину. Зачем-то оставил визитку, но сколько я не звонила потом, никто не хотел со мной разговаривать. Вот я и сообщила только самое главное.