В этом весь Глеб – просто предложить помощь он, конечно, не мог. Как можно упустить такой прекрасный случай позубоскалить!

– Попробуй. А то у меня сейчас нервы сдадут.

Телефон в кабинете умолк. Глеб присел перед дверью на корточки, с умным видом поковырялся в замке.

– Сейчас все будет в лучшем виде!

Надо признать, из него, наверное, вышел бы неплохой взломщик. Минуты через три многозначительных «угу» и «ах, ты так» дверь щелкнула и открылась.

– Входи, будь как дома. И поаккуратнее в следующий раз, – сказал Глеб, протягивая согнутый едва ли не под прямым углом ключ, в котором Арсений не без удивления узнал свой собственный.

И тут в кармане проснулся сотовый – трубка разразилась простенькой мелодией, в последние недели буквально наводнившей радиоэфир и музыкальные телеканалы. Недавно кто-то из подруг прислал в подарок рингтон популярной песенки «Тебя больше нет» модной группы «Корешки». Чтобы не обижать – не со зла же делалось, из лучших чувств! – Арсений сменил звонок.

Заметив округлившиеся глаза Глеба, он понял, что, возможно, это было не лучшее решение. Напарник теперь живьем съест своими приколами.

– Алло.

– Простите, – сказал испуганный голос в трубке. – Мне срочно нужен Арсений Юльевич Догай.

– Я слушаю. С кем я говорю?

Спросил – и почти сразу же узнал голос. Ответственный секретарь Плеонер Виктор Играшевич, маленький человечек с невероятным галстуком.

– А… Это Плеонер вас беспокоит, секретать Движения пенсионеров. Здравствуйте, Арсений Юльевич. Я… понимаете, я звонил вам на работу, но там никто не берет трубку, поэтому я осмелился позвонить по мобильному телефону. Надеюсь, я вас не побеспокоил?

– Нет-нет, все в порядке, слушаю вас.

– Видите ли… по вашей просьбе я поднял архивные данные на Лина Шаллека, поэта, вы помните?

– Да, конечно, Виктор Играшевич. Спасибо за оперативность. Сейчас, подождите секунду, я запишу…

– Э-э… тут нечего записывать, господин прокурор. Моя сотрудница пробила данные о пенсии Шаллека по компьютеру – у нас есть общая база, так удобнее работать. Выяснилось, что он не получает деньги уже почти полгода, с февраля.

– Почему?

Секретарь замялся. Видимо, ответ этот вопрос был ему неприятен. Пришлось повторить еще раз.

– Почему же, Виктор Играшевич?

– А… Он умер 23 января в своем загородном доме…

Арсений опустился на стул, с силой потер виски. Совпадение? Или два первых звена цепочки, которая черт знает к чему может привести?

Плеонер все еще продолжал что-то говорить:

– …вернулась. И с начала следующего месяца, по представлению Социального фонда пенсия была аннулирована.

– И все-таки, Виктор Играшевич, вы нашли координаты Шаллека? Адрес, телефон, что там еще есть в вашей базе?

– Д-да, минуточку… – секретарь долго шуршал бумагами, что-то перекладывал, тихо бормотал про себя. Арсений успел вытащить из сейфа дело Круковского, сесть за стол, раскрыть блокнот, а еще он успел подумать, что правильно сделал, купив безлимитный тариф сотовой связи. С такими абонентами в миг разоришься.

– Вот! – радостно воскликнул Плеонер. – Записывайте, господин прокурор. Троскиняйский район, поселок Весеннее, улица Машиностроителей, дом сорок два. Прямого телефона у Шаллека не было, только сотовый. Номер 773—290-411. Но, я, знаете ли, звонил – там никто не подходит.

– Спасибо, Виктор Играшевич, большое спасибо. Вы оказали существенную помощь следствию, – Арсений выговорил казенную фразу благодарности с трудом. Данные ответственного секретаря окончательно завели дело в тупик.

– Ну что вы, господин прокурор, я же понимаю. Еще один маленький вопрос, если позволите…

– Пожалуйста.

– Скажите, что говорить людям с телевидения? Они очень просят список людей, кому Богдан Владиленович приносил пенсию на дом. Данные не секретные, но, памятуя ваше предупреждение, я им отказал. Но они очень настаивают, даже… – маленький секретарь помедлил, и Арсений ясно представил себе, как он доверительно приблизил трубку к самому рту, прикрываясь ладошкой, – …даже угрожали мне.

– Что за глупость?! Чем?

– Сказали, что снимут сюжет о Движении пенсионеров – мол, у нас разворовывают деньги Соцфонда, приписывают своим неположенные надбавки и все такое. Обещали показать в новостях.

«А рыльце-то у бедного Виктора Играшевича в пуху! Иначе с чего бы он так переполошился?»

Кстати говоря, в списке пенсионеров – «клиентов» Круковского ничего предрассудительного не было. Вебер, по просьбе Арсения, еще вчера проверил их всех. Действительно больные или просто немощные от старости люди, одинокие или забытые бессердечными родственниками. Так что версию о том, что Круковский в сговоре с руководством Движения присваивал чужие деньги, – можно смело сжечь и развеять по ветру. Да и что там могут быть за суммы! Сейчас, конечно, и за полтинник убить могут, и даже за пять кредитов, но… Такую версию можно было породить только от отчаяния. Впрочем, телевизионщики могут за нее ухватиться. Для них, чем грязнее, тем лучше.

– Не бойтесь, мы вас защитим, – Арсению стоило больших трудов сохранять серьезность. – Направьте их к нам, как я и говорил. Здесь им быстро все объяснят.

– Большое спасибо, господин прокурор, я так и сделаю.

Арсений отключился, сунул трубку в карман и задумался, рисуя в блокноте авангардные узоры. Глеб некоторое время следил за ним, потом не выдержал:

– Что случилось?

– А почему что-то должно было случится?

– Потому что, Арсений Юльевич, мы с тобой в этом кабинете сидим третий год, и все твои привычки я давным-давно выучил. Документы ты просматриваешь, разговаривая сам с собой вслух. Сигареты клал в одно и то же место, пока не бросил курить, и теперь до сих пор иногда открываешь ящик и долго шаришь рукой в поисках вожделенной пачки. А когда ты не знаешь что делать, – рисуешь кружочки и смотришь в одну точку. Так что колись – в чем твоя проблема?

– Проблема? Гм… Как бы тебе объяснить? У тебя бывает так, что дело, где все ясно с первых же минут и которое давно пора закрывать, упорно не идет из головы? Шестым чувством, третьим глазом, хрен знает чем еще, чувствуешь – что-то не так. Начинаешь копать, находишь какую-то ниточку – раз! – и она оказывается пустышкой или вовсе обрывается. Словно кто-то упорно обрезает их одну за другой. Нет никаких подозрительных смертей – все естественно, обыденно, повседневно. Но как-то очень вовремя.

Глеб почесал переносицу:

– Это ты балтийскую перестрелку имеешь в виду?

Арсений кивнул.

– Но ты же еще в пятницу говорил: братва приехала на переговорки, пострелялась, трупы – в морг, дело – на полку. Да и потом: я сводку читал. Все просто и ясно.

– Внешне – да… просто и ясно. Даже как-то слишком просто.

Он снял трубку служебного телефона.

– Соедините с ОВД Троскиняйского района… Здравствуйте! Вас беспокоит следователь Центральной прокуратуры Арсений Догай. Могу я поговорить с начальником отделения?

Глеб таращился на него во все глаза. Когда Арсений закончил разговор, напарник удивленно спросил:

– Лин Шаллек – это же поэт, да? Лин Черный? Он что – умер?

– Да, еще в январе. Местный полицай говорит: спился. На почве полного разрушения привычной картины мира. В Империи он был всем, а у нас оказался никому не нужен.

– Он что, как-то причастен к этой перестрелке?

– Вот и я хотел бы знать.

Копию дела о смерти Лина Шаллека пришлось ждать трое суток. Две недели, отпущенные Каином на расследование дела, истекали, а никаких реальных результатов у Арсения пока не было. Только одни сомнения и подозрения.

Ровная подшивка стандартных листов писчей бумаги. Толщиной – хорошо, если в мизинец. Типографских бланков, насколько знал Арсений, на всех не хватало. Это в столице еще более-менее справлялись, а на периферии дела обстояли совсем плохо. Так высока была волна всех этих разборок, убийств и грабежей, накатившая после развала Империи, что основную часть протоколов и прочих следственных документов составляли от руки. Особенно, если речь шла о материалах, заранее обреченных на прозябание в архиве.