Данил, признаться, не особенно был удивлен. Если в свое время прославилась в узком кругу легендарная «военно-строительная часть», прошедшая всю войну и еще лет пять после существовавшая как ни в чем не бывало, хотя ни в каких списках Министерства обороны она не числилась, а была создана оборотистыми дезертирами – что удивительного в том, что крохотный отдел, созданный по приказу самого вождя, где людей была горсточка, а кресла передавались по наследству, сорок лет наблюдал за таежной долиной, пережив все реорганизации и смену вывесок? Потом, конечно, выжить не стало никакой возможности, потому что предательство было совершено на самом верху и пошло ниже, словно круги по гнилой воде, а т а к о г о не смог бы предусмотреть и Сталин, спрятавший эту экзотическую копилку на черный день и, надо признать, надежно…

– Берия что-то прослышал, – сказал Борус. – Он три года искал подступы, шарил верхним чутьем… К лету пятьдесят третьего нащупал кое-какие ниточки, отец и его напарник готовились уже принимать меры, благо – план и на такой случай был, но история сыграла по-своему. Правда, в хрущевские времена тоже пытались отыскать к нам подступы, но так бессмысленно, хаотично, что сразу становилось ясно: у них только смутные слухи. Прокол был один-единственный: никто и не предполагал, что было три статуэтки, три одинаковых текста…

– А может, и четыре? – пожал плечами Данил. – Если у китайца было время, он мог подстраховаться со всем прилежанием. Терпеливая и упрямая нация…

– Возможно, и четыре…

Они наискось спускались по отлогому склону. Валентин, конечно, слышал весь разговор. Ну ничего, что этим изменишь? Гораздо интереснее другое: какую игру задумал белобрысый? Его «маячок», якобы необходимый для вызова вертолетов с десантом, годился разве что для колки орехов, потому что Корявый, запустивший лапу в рюкзак блондина, пока Данил таскал его по деревне, обнаружил, что в «маячке» нет аккумулятора, гнездо пустое. Конечно, он попросту мог держать аккумулятор отдельно, но Корявый, молниеносно устроив общий шмон, клянется, что ничего похожего на аккумулятор не видел, а ведь Данил точно ему описал, как эта штучка должна выглядеть… Держит при себе, в кармане? Но к чему такие предосторожности? И потом Липатов в ситуации, когда врать ему не было никакого резона, сказанул любопытную фразу: «Глаголевский чухонец глядит на сторону, хвост за ним еще с Германии…»

Данил с Глаголевым дружбу допрежь не водил и не вел с ним общих дел – значит, это не выдумка, рассчитанная на то, чтобы вбить клин меж соратниками, заронить подозрения. Ну не было Липатову ни смысла, ни выгоды такое выдумывать… А других чухонцев при Глаголеве нет. Валентин вообще единственный, кто притащился вслед за шефом из Германии.

Но если маячок – пустышка, выводы возникают недвусмысленные… На что же белесый надеется? На собственные силы? Или у него где-то поблизости припрятана группа? Самое скверное – никак не улучить минутки, чтобы остаться наедине с Борусом и поделиться кой-какой информацией к размышлению и самими размышлениями. Ну, это и не важно. Борус и так знает, к кому должен попасть клад, а к кому он угодить никак не должен. И цацкаться с Валентином не будет. Авторучка – вот она, в кармане, момент представится…

Впереди сквозь деревья замаячила дорога, рыжая наезженная колея. Она проходила над обрывом, тянувшимся вниз острыми каменными гранями метров на триста, – а внизу раскинулась долина с голубыми складками гор на горизонте. Но это была не ТА долина. Чтобы попасть к ТОЙ, нужно забрать левее и пройти по тайге километра три.

– Стоп! – вдруг тихо сказал Борус. – Мотор…

Все остановились. Теперь и Данил слышал приближавшееся слева ровное урчанье мощного мотора. Машина могла ехать только о т т у д а – слева дорога упирается в обжитую Логуном долину, где шуровали лопатами невезучие бичи, где гостями с другой планеты обитали беспечально московские археологи, представления не имевшие, что в тайге один закон и один прокурор – а уж если, как выяснилось, тайга эта ничья, словно поверхность Марса…

Его пронзила обжигающая мысль: а если опоздали? Если это – все? И машина увозит клад?

Судя по лицам остальных, та же догадка пришла к ним столь же молниеносно.

Вообще-то позиция у них выгодная, дорога неширокая, с одной стороны обрыв, с другой – поросший тайгой склон, развернуться машина, конечно, может, но их надо сначала заметить…

– Туда! – Он показал Борусу рукой. – Прострелишь шины по моему сигналу, мы зайдем сзади…

«А что дальше? – подумал он смятенно. – Щелкать этих парней, что ничего не подозревают? Ситуация…»

Борус хладнокровно встал за кедр, положил ствол автомата на подходящий сук. Остальные тоже укрылись за деревьями. Шум мотора приближался, распадаясь на двойное урчанье – басовитее и потише…

От дороги их отделяло метров восемьдесят. Данил навел бинокль, благо – солнце светило в спину.

И вскоре засомневался в первоначальных догадках – а там и убедился, что запаниковал раньше времени. Это был огромный тупорылый военный автобус грязно-зеленого цвета, с армейским номером и эмблемой ФКГЗ на дверках. В открытых окнах виднелись головы, четко разбитые на две группы: без головных уборов (эти сгруппировались сзади) и стриженные короче, в «афганках» (эти впереди). Десятка два солдат и тех с десяток… бичи и охрана? Некому больше… Конечно, это еще не означает, что клад упакован и готов к отправке. Бичи сняли верхний слой, а дальше пошли профессионалы с орудиями поделикатнее лопат. Но куда везут бичей? Неужели отпустят?

Позади, метрах в трехстах, на дороге показалась еще одна машина – открытый УАЗ-469 с ветровым стеклом, по-американски опущенным на капот. Там был один водитель. Данил попытался определить, не Логун ли это, но было пока что слишком далеко.

Борус обернулся, нашел его взглядом. Данил мотнул головой. Тохарец понял, кивнул, опустил бесшумный автомат.

Автобус вот-вот должен был пройти прямо под Данилом, и он инстинктивно отступил за ствол, хотя и понимал, что снизу его не углядеть. Явственно лязгнула коробка передач – водитель готовился поворачивать влево, поворот довольно крут…

И тут грохнуло, тугая волна ударила по ушам, обожгла лицо, качнула ближайшие деревья, на миг опередив ослепительную желтую вспышку… Эхо взрыва унеслось в тайгу, дробясь в чащобе, тая…

Данил выглянул. Огненный, чадящий желтым пламенем вперемешку с антрацитово-черным дымом, огромный ком сорвался с обрыва, катился, уже исчезнув с глаз – только струйка дыма медленно таяла.

«Уазик» остановился. Водитель выпрыгнул. Нет, не Логун, помоложе, крепко сбитый чернявый майор с эмблемой ФКГЗ на правом рукаве комбинезона. Из полукобуры на поясе торчит рукоять «Стечкина». Он спокойно подошел к обрыву и пару минут смотрел вниз. Закурил и стоял на том же месте с таким видом, словно любовался пейзажем. Снизу, из-под обрыва, донесся короткий грохот, дым повалил гуще.

Борус показал на майора указательным пальцем. Данил мотнул головой, запрещая. И правильно сделал: майор, докурив до фильтра и швырнув окурок вниз, взял с сиденья черную рацию, выдвинул антенну, спокойно произнес всего несколько слов. Потом сел в машину, развернулся и поехал назад.

Они рубили концы. Бомба, очень похоже, срабатывала по радиосигналу – не случайно же рванула как нельзя более кстати, так, чтобы автобус по инерции сорвался с обрыва, и ни солдат теперь, ни бичей, а в округе бродят разбойные тохарцы… На которых при минимальном напряжении ума и фантазии списать можно что угодно и кого угодно, проверять все равно не будут, а если и доберутся какие проверяльщики, доказать ничего не смогут, Логуна уже и след простынет…

Заветная долина оказалась не так уж и велика – неправильный круг радиусом метров пятьсот. Правда, Данил вскоре сообразил: кедры вокруг растут на ровном месте, за семьсот с лишним лет тайга всего-навсего спустилась с окрестных гор, придвинулась, окружила, только-то и всего, ей бы еще лет двести – и окончательно покрыла бы долину, где когда-то, как гласил рассказ китайца, прошли десять тысяч полудиких коней…