– Вышел.

– Старички потому и отказались помогать, что работали над п е р в ы м текстом летом пятидесятого и перепугались навсегда. В толк не возьму, почему их не убрали тогда же. Сталина сплошь и рядом невозможно понять.

– Был культ, но была и личность… – сказал Данил. – Значит, он устроил из места упокоения Чингисхана нечто вроде копилки на черный день?

– Именно так, надо полагать.

«Бог ты мой, – не без смятения подумал Данил, – во что это мы вляпались? Золото возили повозками… Ничего удивительного, что на все отвлекающие финты было потрачено несколько десятков тысяч долларов. Сколько могут стоить на мировом черном рынке драгоценные изделия умерших семьсот лет назад мастеров? Это именно изделия, не монеты, монетная система тогда была дохловата, это даже я знаю… Оправдаются любые затраты, прибыль колоссальная, голова и впрямь закружится… Во что это мы вляпались? Я-то полагал, могила какого-нибудь нойона, в крайнем-то случае, тогдашнего царька, а здесь – повозки…»

– Все три текста идентичны? – спросил он.

– Да.

– Кто их написал?

– Какой-то китайский книжник. В войске у Чингисхана, говоря современным языком, в штабе, было множество китайцев. Он ведал еще и сокровищницей, их там было несколько, проверяли и контролировали друг друга, эту систему опробовали уже тогда… впрочем, и тогда она была древней. Ему поручили отобрать самое ценное, главным образом тангутское – есть версия, что Чингисхана убила тангутская царевна, насильно взятая в жены после разгрома царства. Китаец этой версии держался. Как он пишет, «комиссия по похоронам» решила, что все тангутское золото должно уйти в землю, где оно будет «спать без кошмаров». Китаец свою работу прилежно выполнил, но он прожил при Чингизе лет десять, монголов узнал неплохо и стал догадываться, что всех, кроме кучки самых высокопоставленных похоронщиков, положат в той же долине. Когда монголы везли гроб с телом Чингиза, они убивали все живое, попадавшееся на пути, даже животных, чтобы служили потом покойнику в «заоблачном мире».

– Милая традиция…

– Ну, наши предки были не гуманнее, – спокойно сказала Юлия. – Дмитрий Донской, когда строил укрепления с подземными ходами, тоже положил потом всех мастеров. Кое-кто считает, что это легенда, но такие предания на пустом месте не возникают.

– А что было потом?

– Ему удалось бежать, и побежал он не на юг, не на родину, куда скорее всего и помчалась бы погоня в первую очередь, а на север, к Байкалу. Укрылся в тохарском дацане. Времени, должно быть, нашлось достаточно – прижился, стал работать в мастерской, написал три одинаковых «мемуара» и заделал в статуэтки… Вот дальнейшего мы никогда уже не узнаем. Может, его все-таки отыскали в дацане. Разведка у Чингиза и его наследников была поставлена превосходно. Может, он благополучно умер своей смертью – он пару раз упоминает, что уже немолод. Как бы там ни кончилось, тайну он унес с собой, а статуэтки остались в Хамаргочорском дацане и стояли там лет семьсот. Монголы обычно чужие храмы не трогали, они чтили всех «посторонних» богов или по крайней мере боялись обижать… Маньчжуры так далеко не забирались, в семнадцатом веке пришли казаки, и воцарилось полное спокойствие – пока не началась борьба с опиумом для народа… Вы, кстати, не суеверны?

– Не особенно.

– Издавна ходят смутные предания, что раскопать могилу Чингиза – означает выпустить войну. А тангутское золото кое-кто считал проклятым… – улыбка пропала с ее лица. – Знаете, когда вокруг столько смертей, поневоле начинаешь прислушиваться ко всякой чепухе…

– Однако вас это не останавливает? – усмехнулся Данил.

– Нет.

– Понятно, убивают всегда других… Так почему это должно останавливать меня? Сдается мне, все тангутские демоны давным-давно перемерли…

…С невидимых в темноте сопок временами налетали порывы прохладного ветерка, и кедровые лапы покачивались, заслоняя желтые фонари, на дорожки тогда ложились причудливые тени. Данил, стоя в тени у незанятого коттеджа, в который раз прислушался к тишине.

Все устроено, как он задумал. Три группы – по четверо в машине – заняли позицию у дороги. Охрана проинструктирована. Если даже какой-нибудь ниндзя вздумает лезть через забор, там и останется. «Пояс безопасности» заложили сразу, едва заполучив это заведение – вдоль забора с внутренней стороны тянулся ковер высокой травы, метра в два шириной, напичканный сюрпризами, главным образом хитро расставленными стальными колышками, зазубренными, как остроги, и петлями из стальной проволоки. Попав конечностью хотя бы в одну, незваный гость имел на выбор две возможности: либо удушиться, пытаясь вырваться, либо орать во всю глотку, что он сдается. Были еще натяжки от германских сигнальных мин, способных устроить неплохой фейерверк со звуковыми эффектами. Через забор, в общем, не прорваться, любая группа застрянет там безнадежно. Выход подземного туннеля, кончавшегося метрах в пятидесяти за оградой, снаружи хорошо замаскирован, и его так просто не откроешь. Остается парадный вход – ворота. Скоро должен появиться кто-то знакомый, кому вроде бы и нечего делать здесь в эту пору, но складное объяснение у него, конечно же, найдется такое, которому никто не удивится… Нет, ну все-таки кто? Если бы знать заранее, не стоило и огород городить…

Он еще раз прошелся вдоль «зеленого пояса» и направился к коттеджу. Обстановка там царила самая непринужденная. На экране героически преследовал кого-то скуластый, как тохарец, Клинт Иствуд, размахивая устрашающим калибром. Но боевик никто не смотрел, Юлия устроилась в глубине комнаты и лениво пригубляла коньяк, определенно наслаждаясь некоторой жизненной устроенностью. Данил сел с ней рядом, дежурно улыбнулся, налил себе на самое донышко, смочил губы и принялся наблюдать, как Марина, раскрасневшаяся от пары добрых стопарей доброго нектара, атакует исламского человека Ираджа, а тот отмахивается небрежно и снисходительно, как командос, вынужденный провести шутейную схватку с детсадовцами.

– Но у вас же для развода достаточно что-то сказать – и пожалуйста…

– И непременно при свидетелях, – уточнил Ирадж. – Но к этому есть дополнения: муж обязан выдать разведенной жене все ее драгоценности, приданое и личные деньги, если она такие заработала, и потом содержать пристойно до конца жизни и ее, и детей, если есть дети…

– А если он не захочет?

– Как он не захочет? – Ирадж удивился всерьез. – А шариат?

Марина откинулась в кресле, обдумывая новую атаку. Данил рассеянно смотрел на ее высоко открытые ноги и думал, что Лара оказалась права на все сто. В постели все шло прекрасно, ему редко встречались женщины, в которых так легко было бы входить, словно в теплый ручей – но ведь непременно рано или поздно приходит пора разговоров, женщина начинает в е с т и с е б я, д е р ж а т ь с я… Как искусно она ни сплетает сети, на дороге к пятому десятку многое начинаешь предугадывать безошибочно.

Экстравагантная генеральская доченька все срисовала точно – Марина мягко и непринужденно начала внушать ему, что прямо-таки жаждет обрести в его лице тихую пристань. Данил столь же мягко (как-никак чуть ли не пленница, чуть ли не военный трофей) пытался дать ей понять, что корабли в тихую пристань пускает с большим разбором, на временную стоянку – но она, конечно же, была уверена, что правила пишутся только ради присовокупления к ним в дальнейшем исключений… Словом, шел старый, как мир, поединок между бабой, стремящейся окрутить, и мужиком, стремящимся выпрыгнуть в окно. Перемежаемый, слава Аллаху, неплохим сексом, что пока как-то и примиряло…

– А зачем вы собираетесь убить Салмана Рушди? Это же средневековая дикость…

– Вы никогда не слышали таких слов – «святотатство» и «богохульство»? – уже совсем серьезно спросил Ирадж. – Фанатик – тот, кто рушит чужие храмы, а если защищаешь свои у себя дома, нужно какое-то другое слово… Я вам объясню совсем коротко. Каждый мусульманин верит, что Коран написал пророк Мухаммед по слову Аллаха. А Рушди… У него герой, в котором человек ислама сразу угадает Мухаммеда, пишет книгу, в которой человек ислама сразу угадает Коран. И по Рушди, некоторые суры Корана человеку этому вложил в разум не Аллах, а сатана… Вам понравилось бы, напиши кто у вас такой роман, где получается, что один из четырех ваших апостолов был не апостол, а сатана в образе пророка? Или вы, христиане, стали такими равнодушными, что для вас и богохульство не богохульство? – от волнения он стал запинаться и подыскивать слова, сразу почувствовался акцент. – Мы же не заставляем англичан ломать у себя церкви и ставить мечети, почему они говорят, что мы – сневе… средневековые фанатики? Нельзя прощать святотатства…