В конце тридцатых при дворе правящего в Иране Реза-шаха Пехлеви безраздельно царили прогерманские настроения. Окружение шаха, с которым давно и плотно работала германская разведка, склоняло правителя Ирана к военному союзу с немцами. На работу с окружением шаха экономные немцы денег не жалели – слишком уж велика была заинтересованность Берлина в иранской нефти. Началась подготовка личной встречи шаха с Гитлером, во время которой и собирались оформить военно-политический союз Ирана и Германии.

Но у шаха был сын по имени Мохаммед, каковой видел будущее Ирана в возвращении к модели девятнадцатого века, когда его страна находилась под русско-британским контролем. Мохаммед, разумеется, скрывал свои политические взгляды ото всех, кроме особо близких приятелей. А приятели те, были, что интересно, сплошь англичанами. С ними он вполне откровенно рассуждал о том, что отец ведет страну в пропасть, что его политика накличет на Иран великие беды, но ничего поделать нельзя, потому что власть может перейти к сыну только после смерти Реза-шаха, а шах здоров как бык и никакой беды с ним приключиться не сможет, потому как он самый охраняемый в Иране человек, ну и все в таком духе.

В общем, англичане намек поняли. Что ж, история старая как мир…

Как и положено честным бриттам, англичане в первую голову озаботились тем, чтобы отвести от себя все возможные подозрения, для чего следовало создать убедительную легенду. Лучше фанатика-убийцы из курдских сепаратистов легенды было не придумать: тут тебе и мотивы, и поводы, и никаких вопросов ни к британцам, ни к законному наследнику опустевшего престола. Но курды находились под советским влиянием…

Словом, ничего другого не оставалось английской резидентуре в Иране, как обратиться за помощью к советским коллегам, благо цели сторон в данном случае полностью совпадали – во что бы то ни стало вывести Иран из-под германского влияния. И, крепко подумав, советская сторона одобрила нелегальный союз. Англичане брались обеспечить подход к самой охраняемой персоне Ирана, советская сторона должна была предоставить исполнителя.

Так в игру вступил Мурат Зелимханов – ему предстояло подобрать исполнителя, то бишь курдского фанатика-убийцу. Однако, как зачастую бывает, когда в дело вовлечено слишком много людей, да еще и из разных, и по природе своей враждебных контор, где-то образовалась протечка. И в который уж раз произошла невидимая остальному миру, бесшумная, но, тем не менее, кровавая стычка спецслужб, разведок и контрразведок. В этой войне людей-невидимок одним из первых убили Мурата Зелимханова, деда нынешнего полевого командира, на счету которого жизни многих российских солдат, чьи деды защищали на своих участках фронтов ту же Родину, что и Мурат Зелимханов на своем.

Все перепутано в этом мире…

– Ну? Чего замолк? Ждешь, что я начну клеймить москальские спецслужбы? – после паузы спросил Стробач. – Дескать, вы, русские, всегда так работаете, подставляете и предаете?

– Ждать не жду, но ведь ты и вправду так думаешь?

Стробач покачал головой:

– Я думаю, что всеспецслужбы так работают. Хотя москальские методы, тут ты прав, сто очков вперед дадут многим иным, уж поверь специалисту…

– Ой, да ладно! Ваши методы точно такие же. Даже в политике.

– Это с чего это?

– А я объясню. Помнишь девяносто третий? Тогда были «красно-коричневый» Хасбулатов – чеченец, и честнейший борец за демократию по фамилии Ельцин. Правильно? А у вас сейчас что? Янукович-рецидивист, потому что по молодости кому-то в репу заехал и отсидел за это, – и благороднейший рыцарь Ющенко… Так что все то же самое, Стробач, ничего не меняется… Я даже думаю, что и сценаристыте же самые.

– Ох, не хочу я спорить на эти темы, тем более с дураком, – неприязненно бросил Тимош. – Но только вот что тебе скажу. У меня знакомый есть, он «серые» компьютеры гнал через границу. Без всяких документов – отслюнявил таможеннику положенную денежку и свободен. А в марте Ющенко вдруг перетасовал таможенников между отделами, СБУшниками разбавил – и лавочка накрылась. Так мой приятель кучу времени и денег угрохал, чтобы найти кому можно взятку сунуть. Не нашел, поверишь ли. Плюнул и решил попробовать законно работать. И выяснилось, что это ненамного дороже! НДС заплатил да тринадцать гривен в УкрЧастотНагляде отдал – и все! И работай! И так везде стало! Так что…

Очень вовремя зазвонил телефон. Мазур, который уже и не рад был, что затеял этот пустопорожний разговор, нажал на кнопку соединения, сказал в микрофон: «Мазур».

– Идите вверх по улице, – мужской голос говорил на английском. – Дойдете до перекрестка, встанете напротив обувного магазина. Подъедет серый «рено», сядете в него. Все, отбой.

– Отбой так отбой, – пробормотал Мазур, пряча телефон в карман. Повернулся к Стробачу: – Пошли, тут недалеко… специалист.

Серый «рено» выехал из-за угла аккурат в тот момент, когда они с Тимошем подошли к указанному месту. Приглашающе распахнулась задняя дверца. На передних сиденьях обнаружились два типуса самой грозной наружности. Крепко сбитые, бородатые, молчаливые, с колючими взглядами. Машина рванула с места, едва Тимош закрыл за собой дверцу. Мазур приготовился к долгой поездке.

Он полагал, что они направятся куда-нибудь в пригород, в один из тех загадочных домов, за белыми заборами которых и происходит насквозь загадочная восточная жизнь. Однако все вышло не так. Ехали минут десять от силы, более того – Мазур нисколько не сомневался, что пять из этих десяти они просто кружили по прилегающим кварталам.

Наконец машина остановилась перед заведением под вывеской «Дом Абасси». Разумеется, Мазур за пять часов пребывания на персидской земле не научился читать на фарси – вывеска была на двух языках, и на английском тоже. Иностранцы, как уже было сказано, здесь не такая уж редкость, даже несмотря на все международные санкции против Ирана и на тот образ страны сплошь злобных фанатиков, какой американцы проталкивают через все свои СМИ. (Нет, ежели кому-то вдруг вздумается напялить на себя маечку с надписью USA или джинсы с американским флагом на ягодице и в таком виде прогуливаться по любому иранскому городу, ему, пожалуй, не поздоровится. Могут и побить, не говоря уж про то, что всенепременно изорвут маечку в клочья, а мерзопакостный флажок со штанов вырвут, что называется, с корнем…)

– Выходите, – не оглядываясь, бросил по-английски один из их бородатых сопровождающих.

Мазур с Тимошем выбрались из машины, проследовали за бородачом к двери этого самого «Дома Абасси», на которой болталась двуязычная табличка, сообщавшая что заведение закрыто. Табличка, однако, не остановила бородача, он вошел в заведение, махнул рукой недавним пассажирам – мол, валяйте, входите тоже, чего стоите как неродные.

Мазур с Тимошем вошли. За ними, не полагаясь на одну табличку, дверь заперли на ключ. Внутри их встретил полумрак и сильный кофейный аромат. Гости остановились, озираясь.

Заведение являло собой гибрид кофейни, магазина и мастерской. В левой его части, отгороженной завесой из ковров, некоторые из которых были откинуты, Мазур разглядел около десятка столов и некое приспособление, смахивающее на древний печатный станок. На столах лежала бумага – стопками и отдельными листами, стояли стаканы с кистями, какие-то банки и ящички. И было пусто, никого.

Одесную, то бишь справа, на возвышении располагались невысокие столики темного металла с утопавшими в коврах ажурными ножками. Возле них стояли столь же ажурные и совсем низенькие скамеечки, на которых лежали бордовые подушки с золотистыми кистями. На одной из таких подушек восседал очередной бородач, заметно старше провожатых, в круглой черной шапочке. К этому человеку направился бородач из машины, а следом за ним двинулись Мазур и Тимош.

Значит, шпионские игры кончились, никуда их больше не повезут. Потому как человек в шапке был тот самый– в досье, которое листал Мазур, имелись и фотографии. Невысокий, широкий в кости, с бычьей шеей. Выглядит лет на десять старше Мазура, хотя они без какого-то года ровесники. На левой руке не хватает двух пальцев – это сейчас хорошо заметно, руки он держит на виду. А еще, как помнил Мазур из скурпулезнейшим образом проштудированного досье, у него от локтя к плечу тянется двойной шрам. И еще он довольно заметно хромает – когда-то был ранен в правую ногу.