— Вам пора немного поспать, мистер Роджер, — сказала она с выражением непреклонности в глазах. — Доктор Скалберг подчеркнул, что вы должны ложиться спать в одиннадцать, а сейчас уже на полчаса больше.

Я думал, что Р. А. пошлет ее к черту, но он этого не сделал.

— Этот чертов шарлатан, — пробормотал он, не глядя на нее и подталкивая ко мне бумаги. — Так. Ну, ладно. Проследите за всем, хорошо, Скотт? — Покуда я убирал бумаги в папку, он продолжал: — Позвоните мне, как только окончится заседание правления. Следите за Темплменом — от него можно ожидать неприятностей. Завтра вечером приезжайте ко мне. Для меня еще важно, чтобы вы правильно повели себя с Вассерманом. Этот аспект и косметическое мыло требуют постоянного внимания, не то мы многое потеряем.

Я сказал, что позабочусь обо всем, пожелал ему приятных сновидений и ушел.

Я подошел к лифту и нажал кнопку вызова, но лифт не двигался. Очевидно, тот, кто пользовался им в последний раз, не закрыл внизу дверь. Я решил воспользоваться лестницей.

На полпути я оказался на площадке, на которую выходило несколько дверей. Одна из них была распахнута, из нее вырывался свет, падая на бело-зеленый ковер ярким треугольником. Этот толстый ковер на ступеньках заглушал мои шаги. Наверное, поэтому она и не слышала, что я спускаюсь.

Она стояла босиком перед огромным зеркалом, любуясь собой, чуть склоня голову набок. На ней была одна коротенькая распашонка, едва прикрывающая колени. Она была самым красивым существом, которое я когда-либо видел. Может быть, ей было года двадцать два, хотя я не дал бы больше двадцати. Она была молодой, красивой и свежей, и все в ней приводило в восторг, начиная от тяжелых длинных волос и кончая маленькими босыми ступнями.

Ее вид зажег во мне ту искру, которая тлела с тех самых пор, как я почувствовал себя мужчиной, и которую до сегодняшнего дня не удалось по-настоящему раздуть еще ни одной женщине.

Искра эта вспыхнула с такой силой, что совершенно вышибла меня из колеи и зажгла внутри пламя. Я почувствовал внезапную сухость во рту, гулкие удары сердца и затрудненное дыхание.

Я неподвижно стоял в темноте, глядя на нее, и понимал, что никогда еще не видел я женщины, которую желал бы так отчаянно, как эту.

Может быть, она инстинктивно почувствовала, что за ней наблюдают, но, так или иначе, она внезапно отступила в сторону, исчезнув из поля моего зрения, и дверь захлопнулась.

Секунд десять я стоял неподвижно, уставясь на закрытую дверь. Потом спустился в холл. Только там я остановился, чтобы достать платок и вытереть мокрое от пота лицо.

Уаткинс вышел из прихожей.

— Сегодня теплый вечер, сэр, — сказал он, сверля меня своим острым опытным взглядом. — Вы без шляпы?

Я положил платок в карман.

— Да.

— Вы на машине, сэр?

— Да.

Я направился к двери. Он открыл ее.

— Доброй ночи, сэр.

Я ответил и вышел в теплую тишину ночи. Я был рад наконец забраться в свою машину и сесть за руль.

Хотя она и была лет на двадцать пять моложе Айткена, я был уверен, что она ему не дочь и не любовница. Я всем нутром чувствовал, что она его жена, и сознание этого пронизывало меня острой болью.

Я мало спал в ту ночь. О многом надо было подумать. О предложении работать в Нью-Йорке, которое, я знал, вряд ли для меня подвернулось бы дважды. О завтрашнем заседании правления, которое могло принести массу неожиданностей.

В агентстве «Интернэшнл и Пасифик» было пять директоров. Четверо из них, банкиры, были всегда заодно и смотрели в рот Айткену. Пятый член правления, адвокат Селивин Темплмен, был надоедливым всезнайкой, и мысль о том, что придется сражаться с ним, серьезно меня беспокоила.

Кроме того, был еще и Джо Вассерман — крупнейший телевизионный продюсер на тихоокеанском побережье. Он был одним из важнейших наших клиентов, на него мы больше всего трудились, и он прекрасно это знал. Каждый раз он угрожал, что заберет заказ и отдаст его какому-нибудь другому агентству, но пока нам удавалось все улаживать. Айткен всегда сам имел с ним дело.

Теперь мне придется управляться с этим, что меня очень волновало.

Еще я думал о том, что с завтрашнего дня, в течение, возможно, четырех недель, я буду боссом «Интернэшнл», имея в подчинении сто пятьдесят мужчин и женщин и обслуживая двести трех клиентов, которые могли писать или звонить по своим вопросам в любое время и требовать от меня немедленного их разрешения.

До сих пор это меня не волновало, ибо я знал, что, если ситуация станет сложной, я всегда могу пойти к Р. А. и препоручить все трудности ему. Я и теперь мог бы, конечно, так поступить, но я знал, что, сделай я так, он вряд ли останется доволен. Человек, у которого сломана нога, не захочет возиться с каждой ерундой, за исключением проблем, требующих самого срочного решения. И это тоже меня беспокоило.

Я лежал в постели, в окно падал лунный свет, волны с шумом выплескивались на берег. Все мои проблемы казались мне очень сложными, пока я как следует к ним не присмотрелся. И тогда я понял, что действительная причина кроется в том, что в глазах у меня все время стоит жена Р. А. — такая, какой я. видел ее перед зеркалом.

Вот что не давало мне уснуть — воспоминание о том, как она убирала свои тяжелые каштановые волосы с белых плеч, силуэт ее груди под легкой распашонкой, ее юная свежая красота и понимание того, что она жена Айткена и при этом до боли нужна мне.

Почему Айткен женился на молоденькой девушке, годившейся ему в дочери? Я все время задавал себе этот вопрос. И что более важно: почему она вышла за него? Может ли молодая девушка полюбить такого человека, как Р. А.?

Не думайте, будто я не старался избавиться от всех этих мыслей. Я прилагал все усилия, чтобы не думать о ней. Я говорил себе, что она жена Р. А. и потому священна. Она не для меня. Она не может быть моей, я сошел с ума, если думаю о ней так. Но ничего не помогло. Я не мог выкинуть ее из головы.

На следующее утро я приехал в контору после девяти. Я вошел в здание, как раз когда Пат вызывала скоростной лифт, и мы поехали вместе. Нас прижали к стене, другие служащие окружали нас, и мы улыбались друг другу, но не разговаривали, так как кругом были уши, которые могли нас услышать.

О нью-йоркском проекте я рассказал ей только у себя в кабинете.

— О, Чес, замечательно! — воскликнула она. — Меня всегда удивляло, почему он до сих пор не основал собственного дела в Нью-Йорке. Подумать только, ты будешь возглавлять агентство!

— Это пока не точно. Я могу на чем-нибудь споткнуться. Даже и думать не смей, ибо я могу еще выйти из игры.

— Здесь все будет в порядке. Ты справишься. Не думай о неудаче.

— Я бы хотел, чтобы ты работала со мной в Нью-Йорке, Пат. Без тебя я не справлюсь с работой.

У нее загорелись глаза, когда она ответила:

— Тебе просто не удастся от меня избавиться. Я всегда мечтала работать там.

Я просматривал почту, когда вошел Феллоус.

— Привет, босс, — сказал он, улыбаясь. — Как вел себя старик?

— Разница только в том, что он лежал, а не похаживал взад-вперед, — ответил я. — Слушай, Джо, я занят. Через несколько минут заседание правления. Что ты хотел?

Джо сел на угол моего стола.

— Расслабься, парень. Подумаешь, заседание правления. Я хочу услышать, что старик воет от боли. Мне нравится думать, что он страдает. Клянусь, что он визжал, как поросенок.

— Нет, не визжал. Он истинный стоик. Уж извини, что огорчаю тебя, Джо, но теперь, если ты заткнешься, я продолжу разбор почты.

Джо не двинулся с места. Он уставился на меня с удивлением.

— Ты выглядишь взволнованным. Что тебя беспокоит?

Я работал с ним два года, он мне нравился. Он был лучшим дизайнером в агентстве. Часто он говорил, что ему бы больше хотелось, чтобы боссом был я, а не Айткен, и что, если я надумаю открыть свое дело, он будет работать у меня.

Так что я рассказал ему о нью-йоркском варианте.