Лес вокруг изменился: стало больше солнца и заливистых птичьих голосов. Деревья здесь росли не так густо, оленям стало легче бежать, и они помчались быстрее. И тут за ними стали охотиться.

Дважды Лотар видел янтарных медведей, прозванных так за изумительный блеск шерсти, которая чрезвычайно высоко ценилась на Западном континенте. Но медведи были сыты и не расположены догонять оленей, которые ещё не вымотались и поэтому способны были, в случае опасности, увеличить темп скачки.

Но вот от стаи борзых лис им уйти было труднее. Об этих лисах Лотар где-то читал. Некогда они считались чумой, бичом Западного континента. Огромные стаи этих злобных серо-бурых зверьков с телом и мордой обычной лисицы, но ногами охотничьей борзой, терроризировали многие страны и даже города, беря их измором. Здесь, как оказалось, они выжили и, похоже, даже правили бал.

Когда огромная стая лис бросилась в погоню за оленями, некоторые из рогачей вдруг занервничали. Пара более молодых животных, к счастью не тех, кто нёс путников, вдруг кинулась куда-то в сторону. И часа не прошло, как лисы их настигли, потому что пробивать путь эти олени уже устали, а лисы просто проныривали между деревьями, не оставляя даже волоска со своих шкур.

Но эти жертвы позволили уйти другим оленям: бежавшие впереди лисы наелись, отяжелели, а остальные без вожаков уже не рвались в бой столь уверенно, как вначале. Итак, они спаслись. Лотар полагал, что это всё устроила виана. Может, и двух оленей она заставила пожертвовать собой, чтобы спасти их.

Хотя вианы не было видно, Лотар не сомневался, что она где-то неподалёку, потому что ни разу за эти дни не ощущал в сознании полного одиночества. Ему всё время казалось, что там присутствовала тень или отражение тёплого, дружественного сознания феи-охранительницы.

На десятый день, когда от жажды Лотар уже стал впадать в состояние, близкое к обмороку, да и другие путники чувствовали себя не лучше, темп скачки резко снизился. И в сознании Желтоголового прозвучал спокойный девичий голосок:

“Срезайте верёвки и спрыгивайте. На ходу, остановить их я не могу”.

Лотар прокричал остальным путникам, что следует делать. Потом проверил, не напорется ли он на меч, когда будет спрыгивать со своего скакуна, одним ударом Акифа отрубил у самых рогов свои верёвочные петли и…

Желтоголовый свалился в заросли высокого, выше человеческого роста, папоротника. Он рос здесь не одно тысячелетие, и сплошной коричневый ковёр опавших папоротниковых стеблей и листьев смягчил падение. Прокатившись по земле, Лотар погасил динамику, раскинув руки, и расслабился.

Он лежал, восстанавливая способность двигаться. Над ним мерно качались верхушки деревьев. Вокруг стоял полумрак. Треск сломанных оленями веток, грохот их копыт, лишь немного смягчённый одеялом из гниющих растений, затихал где-то вдали. Олени уходили на север.

Виана появилась, когда они ещё не успели собраться вместе. Ди не сразу спрыгнул, вернее, свалился со своего оленя — в тот момент, когда Лотар отдал общий приказ, так сказать, спешиваться, он мирно дремал.

Виана прилетела на этот раз в виде кукушки. Огромная птица, которую сразу увидел даже Азмир. Она осмотрела путников, тоном, не вызывающим возражений, посоветовала:

— Держитесь направления на восток, — и снова куда-то улетела.

На этот раз её ментальная речь совпала со странной трелью, которая вырвалась из птичьей груди, кажется, помимо воли. Лотар опять вспомнил птицу с удивительным голосом у Клетки Планы и пошёл искать Ди.

Они отправились в путь только на следующий день, когда немного пришли в себя от бешеной тряски, а вода из ручьёв и свежее мясо подстреленных из лука диких индеек, которых тут было великое множество, укрепили их силы.

И всё-таки те двадцать миль, что отделяли их от единственной, как утверждал Сухмет, возвышенности в округе, они преодолевали три дня. Почти половину пути им пришлось прорубаться, но даже не это было самым скверным. Комары — иногда довольно большие, так что их сразу чувствовала кожа, когда они садились, или маленькие, которые даже после укуса не становились заметнее, — вот что заставляло их двигаться без привалов.

Сухмет раз десять пытался поставить непробиваемую магическую завесу, но она лишь ослабила пыл кровососов да, может быть, уменьшила их количество, но никого не избавила от этой муки.

К тому же под сводами деревьев всё время было сумрачно и казалось, что настала осень. В таком полумраке идти было труднее.

Вечером второго дня Сухмет, так и не справившись в очередной раз с комарами, стал разгонять зелёную ауру. Лотар подсел и от усталости довольно бесцеремонно спросил:

— А во время скачки ты этого, кажется, не делал? Сухмет кивнул и повернулся к Желтоголовому. Стало заметно, как старик изнурён, какой жёлтой стала его кожа, как побледнели губы, каким лихорадочным блеском горят глаза.

— Верно, мой господин. Но тела оленей вполне прикрывали нас своей аурой, не стоило им мешать.

— А враг мог почувствовать бег оленей?

— Наверняка почувствовал, но вряд ли обратил на него внимание. Такие скачки олени устраивают каждый год, в этом нет ничего необычного. Странно, что виане удалось уговорить их удерживать нас на спинах, а в остальном… Всё было так, как заведено многие тысячелетия назад.

— Мне тоже так показалось, — ответил Лотар и ушёл, чтобы не мешать Сухмету работать.

К исходу третьего дня они вдруг вышли на относительно открытое пространство. Деревья тут были не выше тех, к которым Желтоголовый привык в лесах Лотарии, и росли они не чаще, чем в ином фруктовом саду. Стало видно небо. Все по нему соскучились, особенно Азмир, который стал на колени и пару раз коснулся лба кончиками пальцев, не отрывая взгляда от голубизны над собой.

В этой разреженности и вновь возникшей перспективе стало видно, что они стоят у подошвы довольно большого, хотя и не очень высокого холма. Всё в нём было обычно, он не отличался от леса, через который они проламывались всё это время…

Если бы не одна странность, которую Лотар почувствовал сразу, едва подошёл к нему. Строго посередине эту возвышенность разделял тонкий, не толще волоса, шов. Именно по нему и расходился курган, когда Сроф влетала в своё гнездо.

— Смотрите! — закричал Азмир.

“Вот это да, — подумал Лотар, — не один Рубос стареет, вероятно… Как я мог не заметить?”

На самой верхушке кургана, молчаливо, как долгая зимняя ночь, стояло каменное изваяние. Помимо очевидной старины было в нём что-то, что заставляло вспомнить и людей, и некоторых зверей, и даже, кажется, птицу Сроф, как её себе представлял Лотар. Шов, разделяющий курган надвое, проходил у самых ног каменного существа.

Все собрались у изваяния. Тут почему-то чувствовался ветер, хотя деревья вокруг стояли не ниже, чем под курганом. Впрочем, нет, всё-таки чуть ниже, и у них были искривлены стволы, словно их обдувал этот ветер ещё ростками. Это было странно. Лотар посмотрел на Сухмета.

Ему подсказки были не нужны, он уже проверял, не связана ли птица Сроф с элементалами воздуха, которые тут могли выполнять сторожевую или какую-нибудь похожую роль. Спустя некоторое время старик уверенно покачал головой и сказал:

— Нет, господин мой, это заложено в конструкции двери, к магии не имеет отношения. Рубос всё понял.

— Хорошо бы.

Лотар оглянулся на Азмира. Даже пустынник, кажется, стал понимать. Он многому научился за последние полтора месяца, это говорило в его пользу. “Может быть, — подумал Лотар, — он и не безнадёжен”.

Азмир как будто подслушал мысли Лотара: он подошёл к каменному истукану и громко произнёс, ни к кому не обращаясь:

— Грудь как у женщины, а глаз нет. Зато над переносьем складка, словно у циклопа.

— Откуда ты знаешь легенды о циклопе? — быстро спросил Ди.

— Ну, не только образованным знать о нём, — беспечно ответил бывший разбойник и похлопал камень грязной рукой с обломанными ногтями.