– Где он живет? – снова спросил Трол.

– На краю деревни, в бревенчатой сторожке, вы ее сразу увидите, она одна такая, – женщина вдруг забеспокоилась. – А что вы прознали-то, господа хорошие?

– Пойдем с нами, – жестковато приказал Крохан. Ему, как бывшему капитану городской стражи, такие ситуации были знакомы лучше всех.

Они пошли, не дожидаясь, пока их догонит мать Линдры, которая почти побежала за ними, путаясь в своей длинной юбке с передником. Дом пастуха Хлона, которого Трол теперь отчетливо вспомнил, действительно выделялся из всех местных строений тем, что скорее напоминал сараюшку, потому что был сложен не из местных тяжелых камней, а из бревнышек какого-то кустарника, щели между которыми были замазаны глиной. Должно быть, привычка находиться на свежем воздухе заставила пастуха устроить себе именно такое простое и хлипкое жилье.

Дверь в его домик была полуоткрыта. Трол вытащил меч и вошел внутрь, оттеснив Ибраила, за ним сразу же шагнул Роват. Крохан в домик не вошел, а стал осматриваться по сторонам, загораживая вход, но это было не важно.

А важно было то, что за единственным столом в доме сидела, уронив голову на руки, девушка… Та самая, которую они только что видели в магическом полусне Ровата. Трол остановился. Потом быстро оглядел помещение.

Кровать, сделанная из груды веток и сена, застеленная какой-то странной расцветки одеялом, очаг с небольшим таганом, несколько простых тарелок и кружек, нож, воткнутый в деревянную доску для приготовления пищи.

Мать Линдры вошла в дом, на миг закрыв солнце. Потом она подошла к дочери и взяла ее за плечо. И тогда девушка упала на пол безвольной куклой…

– Линдра, девочка моя… – беспомощно позвала женщина. И по ее лицу потекли беззвучные слезы.

Ибраил, осознав, что он тут нужен, тоже вошел, присел на миг на корточки, поднялся.

– Сломал шею. Как цыпленку. – Он перевел дух. – Просто зажал лапами, резко дернул… И все. Она даже ничего не поняла.

– Она была перед смертью испугана, – отозвался Трол, который тоже пытался читать ауру этого места. – Перед ее смертью он изменил свой облик.

– Какой облик? – спросил снаружи Крохан.

– Он представлялся ей пастушком, тем самым другом-приятелем, с которым мы видели ее в гостинице, – объяснил Ибраил. – Но когда понял, что мы его засекли, то… превратился в нормального себя. И убил.

– Линдра, девочка моя… – Теперь женщина сидела на полу, неловко подломив ноги, и всхлипывала.

– А где же настоящий пастух? – спросил Крохан, теперь он стоял в дверях, все еще оглядываясь по сторонам. Это было грамотно – не спускать глаз с того, что творилось вокруг.

К дому подходили взволнованные жители деревни.

Трол вдруг все понял. Еду пастух хранил в небольшой ямке под полом. Он разгреб ногой нарезанный камыш, нашел простой дощатый люк, поднял его и заглянул. Тело пастушка было вдвинуто в глубь ямы какой-то чудовищной силой. Так что у мальчишки были даже ноги сломаны и одна рука явно выдернута из плеча. На него было наложено заклинание нетления, чтобы запах и мухи не выдали этого убийства.

Трол откинул крышку люка до конца. Вздохнул и засунул меч в ножны.

– Ибраил, мы опоздали, – признал он.

– Лучше бы мы этого не делали… – проговорил Роват. – Лучше бы не искали его… так неловко. – Он тоже заглянул в люк. Вздохнул. – Где он может быть теперь?

– Где угодно. – Трол посмотрел на постепенно теряющую над собой контроль от горя мать Линдры и вышел из хижины. – Нужно было лучше продумать… эту попытку понять, под чьей личиной он скрывается.

– Да, – согласился Крохан. Ему не нужно было даже входить в дом и заглядывать в подпол, чтобы догадаться, что Трол там увидел. – Впредь придется действовать… более разумно.

– Так что же, – спросил Роват, – все напрасно?

– Нет, – вдруг отчетливо и ясно отозвался Ибраил. Он смотрел на кружку, стоящую у очага на земляной приступочке. Подошел, взял эту кружку и осторожно, словно величайшую ценность, вынес из дома. – Если он пил из этой кружки, то в воде почти наверняка есть хотя бы частичка его слюны.

– И что? – спросил Крохан.

Трол вдруг понял, что на этот раз, кажется, впервые за все это долгое и трудное путешествие, у них появилась надежда. Пусть призрачная, основанная на том, что из этой кружки действительно пил Гевст, а еще не настоящий Хлон… Но он почему-то был уверен, что пастух мертв уже несколько дней, и, значит… Да, им определенно могло повезти. Снова, как и в том, что они так быстро добрались до Лугани.

– А то, – отозвался Ибраил. – Если мы теперь сумеем подобрать правильное заклинание, то узнаем, под кого теперь замаскировался Гевст, какую бы хитроумную маскировку он ни применил.

– Почему? – не понял и Роват.

– Слюна, – пояснил Ибраил.

А Трол вдруг отчетливо и трезво, словно всегда был на полшага впереди мага, проговорил:

– Только на этот раз, Ибраил, используй свою магию так, чтобы она не задела этих жителей. – И Трол кивнул в сторону почти всего населения деревни, собравшегося у домика, в котором произошло двойное убийство.

– Да, – согласился Ибраил, – теперь-то я уж позабочусь о том, чтобы действовать наверняка. – Он в упор, почти с сожалением посмотрел на Трола. – И даже подумаю о том, как максимально уравнять твои шансы в бою с ним.

Кружка с водой, из которой пил Гевст Рогатый, стояла рядом с книгой Ублы, разложенной на столе, перед которым почти навытяжку стоял Ибраил и что-то бормотал. Шесть свечей на столе освещали страницы книги, и от их мирного желтого света на сердце становилось уютно, словно и не было этого пустого, пыльного зала в основании башни, а была только ночь, спокойствие и дружеская поддержка, которую Трол теперь ощущал в этом замке повсюду. Конечно, это была не магия, это было чувство защищенности, знакомое еще по пещере, где Трол жил с Учителем. Словно ничего плохого тут произойти не могло, словно все скверное осталось где-то далеко, за стенами… Хотя это было не так. Потому что совсем рядом, в деревне, растворившись среди мирных жителей, находился Гевст.

Трол приволок несколько охапок сена в этот зал и улегся, потому что Ибраил колдовал долго, очень долго. Сначала погас вечер, потом наступила ночь, а он все никак не мог добиться результата. Трол лежал, полностью готовый к бою, и смотрел на мага, подперев голову ладонью.

А потом он уснул. Медленно, словно опускался в темной, взбаламученной воде на дно глубокой реки. Ниже, еще ниже, где уже и вода не колышется течением… Стало совсем темно, а он все тонул, странным образом обретя способность дышать даже под этой толщей тьмы. Говорят, так умел перестраиваться Лотар Желтоголовый, драконий оборотень, – отращивая себе то ли жабры, то ли научившись дышать, как младенцы, все кожей… Но ему было легко – если он был почти дракон, значит, он принадлежал к рептилиям, а среди них часто встречаются амфибии.

Вдруг откуда-то снизу пришел свет. Трол всмотрелся в пятно видимого пространства и увидел… Это был Гевст. Страшный, тяжелый, почти в пятьсот фунтов весом, с чудовищной головой, украшенной двумя рядами рожек, которые расходились от лба к затылку. Безжалостные, невыразительные глаза, состоящие из черной, как агат, радужки, без зрачков. Гевст стоял в хижине пастуха и смотрел, как к нему бежит, подпрыгивая от радости, девушка Линдра, и пил воду. И на его лице не было ни раздражения, ни радости, хотя он понимал, что должен будет скоро совершить убийство, как совершал его уже много раз. А потом, отставив кружку чудовищной, покрытой чешуей лапой, начал меняться, пока не превратился в пастуха Хлона, и, когда Линдра постучала в его дверь, он уже целиком выглядел, как Хлон, даже успевал натянуть на себя какую-то его одежду…

Трола толкнули, он открыл глаза, это был Роват. Он просил подвинуться на охапке сена, чтобы ему тоже было куда сесть. Трол подвинулся, усаживаясь, имперский рыцарь зевнул.

– Меня сменил Бали. Он решил сторожить замок, – доложил обстановку Роват. – Крохан, которого сменил я, ушел спать часа три назад.