Плотного и лысого мужичка отправили на конюшню, хотя Стырь и расстроился, когда Диодор высказал, что ему теперь при конях дела будет не много. Другого, почти совсем мальчишку, по имени Креп, назначили в посыльные, и как ни странно, в переводчики. По-руквацки он говорил странно, в чем-то похоже, а в чем-то совсем иначе, чем говорил Атеном, но он все понимал, и опять же, по словам куртье, бывал услужлив. Такая рекомендация Диодора удивила, он даже переспросил:

– Вот этот?.. Услужлив? Да ты посмотри на его хитрую рожу, он же обыденный парский проныра, который за пару грошей и хозяев продаст, и чего доброго, столовое серебро украдет.

Атеному было не до споров, он хотел, кажется, только разобраться с устройством всей компании, по распоряжению князя Притуна, и побыстрее исчезнуть. Поэтому он отозвался не слишком вежливо:

– Он сын хорошего человека, и не станет воровать. А что касается хитрости, так это к лучшему, князь, без хитрости в нашем деле не обойтись.

Тогда-то князь Диодор и решился поговорить с Атеномом напрямую.

– Атеном, мы бы могли обойтись и меньшими… удобствами.

– Не знаю, на что ты, князь рассчитывал, но… Не нам о том думать, все уже решено. А дом… Оживить его нетрудно. – Он осмотрелся по сторонам вполне парского холла, в котором они стояли, и непонятно добавил: – То же могу сказать и о людях, которые теперь, князь, будут вам служить.

Так напрямую разговориться не удалось, поэтому князь только сокрушенно покачал головой, но вслух сказал:

– Тогда вынужден признать, что ты, Атеном, молодец.

Диодор и сам не мог бы объяснить, почему решил похвалить куртье. Тем более, что тот в его похвалах не нуждался. Что сразу же и выявилось, когда Атеном резковато отозвался:

– Меня князь посол к тебе в помощь определил, и придется мне некоторое время, по крайней мере, тоже тут послужить. А ты, как я заметил, привык, чтобы все получалось быстро.

Диодор усмехнулся. Не вполне четкое понимание Атеномом руквы рождало какое-то странное, непривычное отношение, которое он-то попытался наладить, да вот, по-видимому, не слишком удачно.

– Это – есть, ничего не возражу.

Атеном вдруг очень внимательно, почти враждебно посмотрел на князя Диодора, вздохнул, отвел глаза, и тогда лишь отозвался негромко:

– К тому же, хочу, чтобы все было ясно с самого начала. Меня эта служба, это задание не устраивает. Я бы хотел, чтобы все оставалось, как было, и жить хочу при моем настоящем господине. Вот только… без меня тебе не обойтись.

Диодор удивился, такая откровенность от этого длиннолицего была и впрямь удивительна. Видимо, князево желание поговорить без околичностей куртье было замечено, хотя он и понял это по-своему, да так, что теперь и князь решил, что выяснять отношения преждевременно. Поэтому он, нахмурившись, отозвался:

– Это мы еще посмотрим.

И вдруг Атеном размяк лицом, в его глазах даже появилась та самая западная хитрость, к которой Диодор еще не привык, но с которой все же следовало считаться, коль уж они тут оказались.

– Ты все же, князь, думай о том, как дело свое сделать, тогда… И я свою награду получу, можешь не сомневаться. – Атеном еще разок оглянулся, ничего, разумеется, нового не увидел, повернулся к выходу и через плечо бросил: – На сегодня, князь, все, теперь вам устраиваться следует, а я в посольство вернусь. Если будет что-то нужно, ты знаешь, где меня найти.

И вышел, причем даже дверь их нынешнего дома заскрипела по-особенному, словно соглашаясь с Атеномом, что к этим имперцам относиться нужно именно так, как он себя повел. И никак иначе. Все же гордые они тут, на западе, подумал князь, или это у них практичность такая?

Слуги тоже как-то расположились, и уже к вечеру, еще до ужина, действительно, все как по мановению волшебной палочки устроилось удобно и привольно. Князь походил по дому, чтобы знать, что где находится, но плохо почему-то запоминал. Дом был все же незнакомой, чужой постройки. Наконец, Диодор решил, что дом запомнится сам, когда захочет того.

А для успокоения отправился на конюшню коней морковкой угостить. На него сдуру принялся ворчать конюх, которого им привел Атеном. Смысл его негромкой, но явно неблагоприятной для князя речи, можно было понять так, что нечего, мол, коней баловать, они и без того езженные, а лишняя ласка их только испортит. Князь попробовал было поговорить с ним, но не удалось, у нового конюха было действительно немало работы и к разговорам он был не склонен.

Ужин прошел в большом зале, новая горничная, под присмотром домоправительницы, или как еще ее можно было величать – мейстерины, подала какую-то фасоль под сладким перцем и странного вида жаркое, которое все же по солдатской привычке не слишком привередничать все умяли так, что и соуса не осталось. Вот только хлеб никому не понравился, даже маг разразился тирадой, что мирквацкий хлебушек вкуснее будет.

Общего разговора не получалось, все слишком вымотались в дороге, и еще устали от обилия впечатлений. Поэтому спать легли рано, как здешние говорили – не зажигая свечей, то есть, когда едва-едва стемнело. Тем более, что их горничная, с помощью мейстерины, так постелила, что любо-дорого было в кровати укладываться.

Князь все же немного посидел перед тлеющим камином, выслушал версию батюшки, что дрова и тут плохие, один хворост, никаких полешков не сыскалось в дровяном сарайчике, и понял, что тоже устал. Вот ведь, думалось ему, когда он слипающимися глазами смотрел на язычки куцего пламени, и как вялый дым уходит в дымоход, в армии куда больше успевал исполнять, а поди ж ты, вымотался как новобранец. Да он и был, к сожалению, новобранцев в этом деле, в этом городе. Эта мысль князя доконала, и он тоже отправился к себе.

Но случилось иначе. Стырь немного повредничал днем и все же добился своего, почти без смущения решил спать в крохотном, всего-то на одну кровать будуарчике, примыкающем к комнате, которую выбрал себе спальней Диодор. И когда он услышал, что князь укладывается, неожиданно пришел, сел в одной нательной рубахе на высокий стульчик, уставился в окно, из которого открывался вид на весь двор, и подпер щеку кулаком.

– Ты чего? – спросил князь.

– Ага, князюшка мой, наверное, не ожидал, что я так близехонько к тебе окажусь? – Стырь говорил нескладно, видно было, что тоже умаялся. – А если тебе кликнуть кого захочется ночью? И мне бегать через весь двор – не привык я… А так все будет, как в армии заведено.

Князь зарылся в большие, пышные, но и тугие, не руквацкие подушки:

– Ты что же, решил по-армейски постоем тут расположиться?

– Лучше же будет, – отозвался Стырь. Но думал он о другом. – Князь, ты как думаешь, нужно караулом двор обходить?

– Зачем? В городе живем, людей вокруг много.

– Все же, ворота я проверю ночью, – решил Стырь. – Мало ли что? Здешние люди для меня – потемки, я в них ничего не разбираю. Вон, я просил два факела у воротницкой запалить, а они токмо один оставили.

– Они еще один у входа в дом воткнули, – сонно отозвался князь. – Всего два и получилось.

– Нет, что ни говори, князь, а слишком бережливые они. – Опять Стырь помолчал, дрогнул плечами, холодно ему сделалось. – И в спальнях не топят, говорил мне Густибус, что у них так заведено, чтобы под одеялом греться. А мы-то привыкли на печке…

– Ты бы не дрожал тут и не рассуждал, а спать шел.

– Идти-то, пойду, куда ж денусь… Да вот о Шамидоре думаю.

– О ком?

– Да о конюхе новом. Он, конечно, за лошадьми ходить умеет, слов нет, но без души как-то.

Князь сонно подумал, вот ведь как, Стырь, простецкий человек, а вдруг – философствовать начал. Но к этому князь привык, многие соображения Стыря бывали острее и точнее, чем иной раз у самого князя получалось. Диодору мешали происхождение, образование и привычка к дворянскому обращению, а Стырь все понимал иначе и проще, зато правдиво. Видно, такой вот день настал для князя, когда ему люди все, что думали, говорили, не смущаясь. Поэтому он, на всякий случай, спросил: