Сигмон обнял коня за шею, зарылся лицом в длинную черную гриву. Жеребец фыркнул, переступил с ноги на ногу и толкнул хозяина плечом.

– Спасибо, Рон, – сказал тан. – Спасибо.

– Да пожалуйста. Кстати, не расскажешь, что тут, собственно, произошло? – осведомился алхимик, вспарывая ножом рукав.

– Засада, – бросил тан, поглаживая шею Ворона.

– Ага! Значит, я был прав, – довольно сказал Рон, заматывая рану на плече обрезками рукава. – Не стоило сюда возвращаться.

– Прав, – пробормотал Сигмон. – И Леггер тоже был прав.

Рон ловко обмотал плечо и затянул узел, помогая себе зубами. Сплюнул, выругался и подошел к тану.

– Сигги, – сказал он, касаясь плеча друга, – честное слово, я очень рад, что ты уцелел. И мне очень жаль, что твой дом сгорел. Но вроде все кончилось. Теперь, надеюсь, мы сможем убраться отсюда подальше?

– Ты прав, – отозвался тан. – Все действительно кончено.

Он обернулся и обнял друга за плечи. Тот зашипел от боли:

– Эй, аккуратней! Я не... Благие небеса! Это что там валяется?

Сигмон обернулся. На парковой дорожке, меж двумя телами, примостилась отрубленная голова одного из чудовищ. Больше всего она походила на собачью. Она лежала в луже крови, выпучив остекленевшие желтые глаза, а из огромной пасти свешивался окровавленный язык.

– Нет, – сказал Рон и попятился. – Не отвечай.

– Да, – тихо сказал Сигмон. – Чудовища. Мои братья. Это они преследовали нас. Они все пришли за мной. Но теперь все кончено. Я – последний из творений Фаомара.

Побледневший Рон спрятался за Ворона, заслонившись широким крупом от страшного зрелища. Алхимику стало не по себе, его колотила крупная дрожь, а щеки соперничали белизной с гернийским мрамором.

– Сколько? – спросил он. – Сколько их было?

– Восемь тут и еще один в доме.

– Девять! Девять чудищ? И ты всех уложил?! Поверить не могу! А ведь я тебе помог, я сражался с чудовищами и остался жив. Ох. Если бы я только знал... Прости. Ах, как жаль, что я не менестрель. Сложил бы балладу об этом сражении, и мое имя помнили бы веками.

Рон выглянул из-за крупа жеребца, бросил взгляд на искромсанные тела, пошел зелеными пятнами и согнулся пополам. Его стошнило.

– И еще жаль, – через силу вымолвил алхимик, – что я не медикус! Никак не могу привыкнуть... к этому... безобразию...

– И не надо привыкать, – посоветовал тан.

Он подошел к месту схватки, остановился средь иссеченных тел, испачкав и без того грязные сапоги в крови.

– Да ты просто мясник! – крикнул Рон из-за жеребца. – Как же ты их так покромсал? Да еще в одиночку!

– Я воспользовался твоим советом, – отозвался тан.

– Каким? О боги, я столько раз давал тебе советы, но такого...

– Я окропил меч своей кровью. Увеличил дозу, как ты и советовал мне там, в грязной деревенской таверне на краю дикого леса.

Сигмон нагнулся и подобрал эльфийский меч, затаившийся у останков арбалетчика, которому когда-то принадлежала собачья голова. Клинок потемнел, словно покрылся сажей, и теперь рун не было видно. Он снова стал холодным и тяжелым куском металла. Просто мечом.

Алхимик попытался что-то сказать, но подавился и сдавленно заперхал. Откашлявшись, он все же со второй попытки хрипло выдавил:

– Я вижу, это помогло. Он и правда тебя удивил?

– Еще как, – тихо отозвался тан. – Ты не представляешь, как он меня удивил.

– Даже не хочу представлять. Не хочу. Ох. Я-то думал, это поздняя подделка, думал, просто копия старых рун. Ну, я вроде как пошутил, понимаешь?

– Шутка удалась, – бросил тан, разглядывая клинок. – Мы живы. Они мертвы. Как ты думаешь, многие шутки могут похвастаться такой эффективностью?

– Нет. Не знаю. Плевать. Скажи лучше, ты прикончил всех наемников? Или за нами снова будут гоняться спятившие чудовища?

– Не знаю, – ответил тан. – Думаю, это последние. Здесь уже не было людей.

– И что будем делать теперь?

Сигмон не ответил. Он встал и повернулся к другу спиной.

Особняк догорал. Огонь выжирал его изнутри, как лихорадка выжигает смертельно больного, и дождь нисколько не мешал. Крыша уже провалилась, перекрытия не выдержали ее веса и просели до подвала. Второй этаж, от которого остались только каменные стены, зиял пустыми окнами. Он походил на пустую скорлупу яйца, которая вот-вот должна была треснуть. Имение превратилось в огромный погребальный костер, поглотивший тела Дита Миерса и Волка.

В развалинах глухо ухнуло, и столб огня взметнулся к небесам. Дождь, как по команде, хлынул еще сильнее, но пламя не унималось: оно растекалось по останкам дома огненными волнами, поглощая все на своем пути.

– Что дальше? – тихо спросил подошедший Рон. – Что ты будешь делать?

Тан снова посмотрел на клинок. Ладонь начало покалывать, чуть-чуть, словно он коснулся крапивы. Под темным налетом на лезвии проступили бледные узоры. Клинок оживал. После долгих поисков он нашел своего хозяина и не собирался отступать. Он хотел жить.

Он звал Сигмона в путешествие, полное опасностей и удивительных приключений. Звал к новым битвам, к радостям побед. Он хотел воевать, хотел резать и сечь, пить кровь врагов и пластать их плоть. Клинок обещал новому хозяину славные победы – над собой, над врагами, над друзьями, над всеми на свете. Он обещал Сигмону сделать его единственным и неповторимым. Непобедимым воином, которому нет равных в кровавой сече. Чудовищем.

Сигмон запрокинул голову и посмотрел на свинцовые тучи, нависшие над парком. Вода падала с неба уже не каплями, а длинными серебряными струями. Они касались лица Сигмона, заливали глаза, но он упрямо смотрел вверх, надеясь увидеть просвет среди свинцовой мглы. Просвета не было.

– Знаешь, – сказал Сигмон. – Иногда так хочется стать птицей и улететь прочь от забот, подальше от этой грязи и мерзости, царящей на земле. Оставить зло тут, а самому воспарить в небо.

– Что? – удивился Рон. – Ты это о чем?

Тан опустил голову и вздохнул. Потом распрямился, закричал и взмахнул рукой изо всех сил. Меч взметнулся к небесам, полыхнул зеленой вспышкой, описал дугу и канул в самом сердце пожарища.

– О! – выдохнул алхимик.

Сигмон поднял дрожащую руку и увидел, что ладонь усеяли сотни маленьких дырочек, сочившихся кровью. Тогда он подставил руки под дождь, набрал в горсть воды и вымыл ладони. Потом умыл лицо и посмотрел на Ворона.

– Ты что делаешь? – осведомился Рон. – Сигги, что с тобой? Ты что задумал?

Тан не ответил. Он нагнулся и подхватил с окровавленной дорожки шлем одного из воинов. Он оказался чистым – перед сражением чудовища сняли маски, чтобы показать тану свои настоящие лица.

Это оказался «жабья морда» – шлем с вытянутым забралом, такой же, как был у Волка. Но этот был еще больше, он без труда прятал в себе собачью голову владельца. Со стороны шлем больше напоминал лошадиный череп.

– Сигги, – позвал Рон, – эй!

Не обращая внимания на друга, тан подошел к своему жеребцу и легко запрыгнул в седло.

– Эй, ты, – крикнул алхимик. – Ты что, спятил? Ты куда собрался? А как же я?

– Извини, – бросил Сигмон. – Так надо.

– Кому надо? Погоди! Куда ты? Где тебя искать?

Сигмон надел шлем, и железная маска скрыла его лицо. Теперь на коне сидело настоящее чудовище: окровавленное, с драной в клочья шкурой, с вытянутой блестящей мордой.

– Сигмон!

– Так надо, – глухо донеслось из-под шлема. – Драконам нет места на этой земле. Их время прошло. Прощай, Ронэлорэн.

Черный жеребец встал на дыбы, заржал и взял с места в галоп. Гравий прыснул из-под копыт во все стороны, и алхимик прикрыл лицо ладонью. Из-под нее он увидел, как черный силуэт всадника растворился среди серебряных струй дождя, пропал, словно его никогда и не было.

– Я знал, – прошептал алхимик дрожащими губами. – Проклятие! Я так и знал, что этим кончится.

Медная монета глухо стукнула о столешницу, завертелась, встала на ребро и покатилась к краю. Не успела. Мозолистая ладонь прихлопнула беглянку. Крепкие пальцы с траурной каемкой под ногтями сграбастали ее и спрятали подальше от посторонних глаз.