– Дит, – потрясенно прошептал Сигмон, опускаясь на колени.

Сухая старческая рука шевельнулась, и шершавые пальцы коснулись щеки тана.

– Сигмон, – повторил старик, и его бескровные губы тронула улыбка. – Ты вернулся.

– Что случилось? – спросил тан, схватив ладонь старика. – Дит, что тут произошло?

– Зря, – прошептал управляющий. – Зря вернулся. Они тебя искали.

– Кто? – крикнул тан, разом вспомнив, зачем он пришел. – Кто это был?

– Наемники. Приходили в начале осени, искали тебя. Потом ушли. Но вчера пришли опять.

Сигмон выругался в полный голос. Он должен был подумать о том, что его будут искать здесь. О том, что могут пострадать те, кто был ему ближе всего. Как он мог быть настолько глуп?!

– Когда ты уехал, – прошептал Дит, – дом пришел в упадок. Без тебя все кончилось. С тобой ушла жизнь имения. Мы мирно доживали свой век и ждали тебя. Но пришли они. Разогнали челядь и разорили дом.

– Проклятое отродье, – бросил тан, сжимая меч. – Они ответят за все. Клянусь памятью отца, они ответят за все!

– Сигмон, – жарко прошептал Дит. – Уходи.

– Что?

– Уходи. Они ждут тебя. Знают, что ты придешь. Беги.

– Нет! Теперь я никуда не уйду! Я выверну наизнанку этих разбойников!

– Это не разбойники, тан. Это демоны в обличье людей. Прошу тебя, Сигмон, уходи. Спасайся.

– Все будет хорошо, Дит. Я справлюсь с ними. Ты поправишься, и мы заживем по-прежнему. Слышишь, Дит, как раньше. Я вернулся. Понимаешь, вернулся навсегда. Все будет по-старому.

Старик закрыл глаза и захрипел. Бинты на груди набухли кровью, и пятно стало больше.

– Дит! – крикнул Сигмон.

Старик снова открыл глаза.

– Все кончено, Сигги, – тихо сказал он. – Уходи. Ты зря вернулся в прошлое, мой тан. Тут нет ничего, кроме тлена и пыли. Но я рад, что напоследок увидел тебя. Сигмон!

Старческая рука с неожиданной силой вцепилась в плечо тана. Старик приподнялся, голова оторвалась от подушки, а глаза заблестели, как два драгоценных камня.

– Беги! – крикнул Дит.

Из его рта хлынул темный поток крови, скатился по небритому подбородку липкой волной, залил грудь и смешался с кровью на бинтах. Глаза старика закрылись, и он повалился обратно на кровать. Рука на плече Сигмона разжалась и бессильно упала на простыню.

– Дит! – закричал тан. – Дит!

Он бросил меч, обхватил старика и приподнял. Приложил ладонь к шее, пытаясь нащупать биение жизни, но почувствовал только холод шершавой кожи. Старик умер. Судороги еще сводили его тело, оно еще вздрагивало, но сердце уже не билось.

Тан опустил старика на кровать, поднялся. Накрыл одеялом, что валялось в ногах, и целую минуту молча смотрел на тело. Потом подхватил с пола меч и с криком выбежал в коридор.

Дыма стало больше, теперь занялась огнем и комната рядом с библиотекой – рабочий кабинет отца. Пожар расползался по дому пылающей язвой. Но Сигмон не обратил на это внимания, сейчас ему было не до огня. Прорвавшись сквозь клубы дыма, он промчался по коридору и вскочил на балкон. Под стоны и треск умирающего дома сбежал по ступеням вниз, в центр зала. У фонтана остановился.

Огромная каменная чаша треснула пополам. Истертые края, на которых Сигмон сидел в детстве, выглядели, как обветренные кости. Белые, мертвые, они были покрыты темными оспинами и язвочками, словно и камень состарился вместе с обитателями имения.

Тан побледнел и оперся рукой о край фонтана. У него закружилась голова. С ужасающей ясностью он понял, что прошлое умерло навсегда. Дом детства, куда он так стремился вернуться, оказался склепом. Цветущие сады и солнечный свет остались только в памяти последнего тана ла Тойя. Его мир исчез. И не сейчас, а тогда, в тот далекий день, когда молодой тан покинул родное имение. Он увез с собой солнечный свет, увез искрящийся мир детства и не сумел его сохранить. Он изменился, и мир, что он носил с собой, изменился вместе с ним. И обратной дороги не было. Старый Леггер оказался прав: не стоило даже пытаться вернуться в прошлое.

Лязг металла выхватил тана из воспоминаний. Он вскинул голову, поднял меч и сжал его так, что боль свела запястье. Наверху лестницы, у двери, ведущей в правое крыло, стоял воин, облаченный в полный доспех. Тот самый, что командовал наемниками в Гаррене. Начищенные до блеска латы сверкали так, словно только что вышли из рук кузнеца. Щита у воина не было, на поясе висел короткий меч. И по-прежнему его лицо скрывал шлем с вытянутым забралом, что назывался «жабья морда».

– Ты! – крикнул Сигмон, потрясая мечом. – Ты!

Воин шагнул к лестнице, и лязг подков разнесся по холлу. Из двери правого крыла потянулась тонкая струйка дыма, как след преступления.

Но Сигмону было все равно, что враг сделал и зачем. На тана снизошло ледяное спокойствие, такое, какое бывает перед смертным боем. Он увидел врага и знал, что тот никуда не денется. Тану предстояло драться, сражаться не на жизнь, а на смерть с тем негодяем, что лишил его родного дома. И это успокаивало. О бегстве и речи не могло быть. Все должно было решиться сейчас.

Воин медленно спускался по лестнице, громыхая доспехами. Он не спешил. Он был уверен в своих силах, он чувствовал себя хозяином в этом опустевшем доме. И за это тан возненавидел врага еще сильней.

Сигмон отошел от фонтана и встал напротив лестницы. Когда блестящая фигура добралась до последней ступеньки и ступила на каменные плиты холла, Сигмон отсалютовал мечом и приготовился сражаться. Но воин не спешил обнажать клинок.

– Сигмон ла Тойя! – раздался из-под шлема глухой голос. – Вот мы и встретились.

– Представься, – потребовал тан. – Я хочу знать, с кем буду сражаться.

– Зови меня Волк, – отозвался враг. – Но сражаться мы не будем. Ты пойдешь со мной. Прямо сейчас. Я и так искал тебя слишком долго.

– Я выйду из этого дома не раньше, чем твоя душа выйдет из тела, – отозвался Сигмон, чувствуя, что его трясет от ярости. – Обнажи клинок.

– Глупец, – пророкотал воин. – Дубина деревенская. Ты пойдешь со мной по своей воле или против нее. Это королевский приказ.

– Королевский приказ? Что за глупость!

– Глупость? Ты лишил нашего короля самого ценного мага и надеешься избежать наказания? Как бы не так! Ты пойман и теперь ответишь за содеянное.

– Мага? Я не тронул ни единого мага.

– Фаомар, – бросил воин. – Припоминаешь?

Сигмон отшатнулся, отступил на шаг и опустил клинок. Тени прошлого вернулись, чтобы уязвить его снова. Он знал, что так будет, но не верил до последнего.

– Я не трогал его, – глухо сказал он. – Его убил демон.

– Вот как? Об этом ты расскажешь королевским магистрам. Эти господа очень желают поговорить с тобой. Наедине.

– Больше никаких магов, – зло бросил Сигмон и снова поднял меч. – Все это чушь. Фаомар творил злодеяния, и за то воздалось ему по заслугам. А ты преследовал меня, убивал невинных и в конце концов разрушил все, что было дорого мне. И твои злодеяния тоже не останутся безнаказанными. Обнажи клинок!

– Злодеяния? – переспросил воин, не обращая внимания на вызов. – Что ты знаешь о злодеяниях, щенок. Ты лишил своего короля лучшего мага, нанес ущерб державе и при этом считаешь себя героем?

– Клинок! – потребовал тан, чувствуя, как кровь прилила к щекам. – Зло всегда остается злом. Я не виновен в гибели Фаомара. Я не убивал его. Но если бы мог, то убил. Он потерял рассудок и ставил на людях чудовищные опыты...

– Чудовищные? Ты лишил и себя и меня новых братьев, а ведь мог стать одним из нас. Лучшим! Но погоди. Еще станешь – после того, как побываешь в руках королевских магов. К сожалению, мне не позволено тебя убить. После смерти Фаомара каждый из нас слишком ценен. Даже ты.

– Из вас? – переспросил тан. – Кем я стану?

– Тем, кем суждено, – глухо отозвался воин.

Он поднял руки и взялся за шлем. Глухо лязгнуло железо, и «жабья морда» осталась в руках воина. Сигмон взглянул в лицо врага и отшатнулся.

Оно оказалось невыносимо уродливым. Казалось, что кто-то размягчил человеческое лицо и потянул его вперед, как податливую глину. Сейчас, заросшее жестким волосом, оно больше напоминало недоделанную морду волка. Изо рта, превратившегося в пасть, торчали длинные клыки, а в круглых желтых глазах виднелись узкие черные зрачки.