Молодые жрецы при этих словах испуганно отшатнулись, а старец гневно сдвинул седые клоч-кастые брови. Выцветшие глаза в сети красных прожилок вспыхнули с неожиданной для тщедушного тела ненавистью.
— Я знал, что безбожие глубоко проникло в разум надменных жителей севера, — воскликнул старик. Его рука, сжимавшая посох, тряслась. — Ты оскверняешь храм своим присутствием. Пове леваю тебе покинуть его.
— Не любят они здесь достойного спора, — хмыкнул Кумар и, обращаясь к брахману, четко про говорил,— когда-то, строя эту башню, наши со братья стремились воплотить в символах восхож дение души к Богу. От ступени к ступени подни мался человек, встречая на каждом уровне новых богов, открывая новые истины, пока не доходил до самого верха. А там видел только небо и солнце. Вы же поместили каменного идола под мрачные своды и творите жертвенные обряды, которые лишь пугают простых людей. Ритуалом н познать источник мирового закона. Груды подно шений заслонили от вашего взора подлинный ис точник благодати — негасимое сердце вселенной.
Я молчал, но и во мне кипело возмущение. Я не хотел уходить, оставив мрак невежества безраздельным господином в этом каменном дворце, когда-то вмещавшем сияние брахмы и животворный поиск истины. Память о святыне нуждалась в защите. Брахма гнева с шипением взметнулась на алтаре сердца. Тело превратилось в черную пещеру, и огненная сила полилась потоком, изгоняя мрак и холод. Я не смотрел на старого жреца, он уже не имел значения. Я бросил поток брахмы прямо в лицо молодым служителям, чтобы они поняли, что есть в человеческой жизни нечто большее, чем монотонный распев молитв у стоп каменного бога. Они должны были ощутить ПРИСУТСТВИЕ.
Они его ощутили. Они вперились в меня широко открытыми глазами и обратились в каменных истуканов. Лишь несгибаемый старик с посохом по-прежнему трясся от гнева. Он готов был умереть за ничтожные, но привычные, как собственное тело, истины… Впрочем, в каком-то смысле он давно уже был мертв. Нам больше нечего было делать в храме.
Мы вышли в слепящий утренний свет, бесшабашную жаркую толчею улочки. Мурти забежал чуть вперед и опустился перед нами на колени, пытаясь благоговейно коснуться моих пыльных сандалий. В ответ на предостерегающий оклик он изумленно вскинул глаза и забормотал:
Истинные брахманы… Боги наделили вас огненной силой… Не бросайте меня.
О непостижимый Установитель! Он почувствовал! Парень из деревни вместил недоступное жрецам, — от души рассмеялся Кумар. Я обнял Мурти за плечи и поставил его на ноги, теряясь от смущения. Впрочем, нам с Кумаром эта попытка наивного поклонения осветила бердца, как некий знак, указывающий направление пути.
* * *
Наверное, в тот момент в голове Кумара и созрел план. Как только мы вернулись во дворец, он надлежащими словами поблагодарил раджу за оказанный прием и испросил дозволения набрать среди его подданных наемников, желающих уйти сражаться на север.
Раджа колебался, боясь оказаться на стороне проигравших. Но Кумар, воплотившись в его мысли, с мягкой неудержимой настойчивостью объяснял растерянному повелителю его собственные интересы. Тот пытался ускользнуть, со змеиной ловкостью уворачиваясь от твердых обещаний и обязательств. Но разве мог он спорить с дважды-рожденным? Учтивые слова и заверения лились из уст Кумара и раджи, свивались и путались, все явственнее превращаясь в бесчисленные петли и узлы, опутывающие повелителя с головы до ног.
— Воины мне самому нужны… Трудно дер жать этот народ в подчинении, да и чем еще за кончится битва за престол. В Хастинапуре войск много, и Дурьодхана в случае вашего поражения, да уберегут вас боги, не пощадит и нас, ничтож ных… Нет, нет, я не оспариваю справедливости притязаний Юдхиштхиры. Мы все будем молить ся за победу сына Дхармы… Вы говорите, Друпа– да и царь ядавов дают ему свои армии? Тогда, ко нечно.. . Но все-таки лучше бы нам — маленьким народам —в это не вмешиваться. А в Хастинапу ре много золота? Значит, чараны поют правду? И Юдхиштхира обязательно вознаградит своих со юзников? Дурьодхана, конечно, нет, он действует силой, расширяя границы империи. Зачем ему нас награждать, если можно просто захватить? Да, я за Пандавов, но так, чтобы об этом не узнали в Хастинапуре. И чтоб мои кшатрии обязательно вернулись с богатой добычей… Конечно, я верю слову Знатока закона.
В конце концов раджа позволил нам собрать на площади своих подданных и обратиться к ним с призывом вступить в войско Юдхиштхиры. Уже вечерело, когда мы с Кумаром вышли на ступени дворца взглянуть на тех, кто считал себя принадлежащим к сословию воинов. Перед нами в алом закатном свете стояло несколько сотен молодых мужчин, способных владеть оружием. Кое-где поблескивали латы и шлемы, сработанные местными мастерами. Чуть подальше замерла в предвкушении зрелища тысячеглазая толпа вайшьев. Говорить предстояло мне. Я знал, что надо сказать, но плохо представлял, как это сделать.
Впрочем, первым нарушил тишину раджа, еще не оправившийся от раны, но уже одевший на себя облик гордой и повелительной силы.
— Слушай, мой народ! — крикнул он. — Бла госклонные боги послали нам вестников от солн– цеподобного государя Юдхиштхиры, о мудрости которого чараны слагают песни. Он просит нашей помощи в борьбе за престол Хастинапура. Вы зна ете, сколь мала дружина нашего царства. Со всех сторон нас окружают алчные и кровавые соседи. Поэтому я не могу сам отправиться на эту слав ную войну, но обещаю не удерживать тех, кто пой дет с посланцами по доброй воле.
Площадь взволнованно загудела. Но для меня в этом звуке пока было не больше смысла, чем в урчании желудка опившегося брагой кшатрия.
Наконец из толпы кто-то крикнул:
— Пусть скажут послы. Что это еще за война, на которую они нас зовут?
Кумар тонко улыбнулся и пропустил меня вперед. Я на мгновение представил себе Юдхиштхи-ру, говорившего с жителями Кампильи, вспомнил его спокойный и сильный голос, мудрые слова, лучи силы, которые лились из его фигуры.
Я заговорил:
— Наш повелитель Юдхиштхира хочет восста новить дхарму на всей великой земле, страдающей от беззакония и вражды. Он не жаждет власти, но печется о благе подданных. Дурьодхана же, захва тивший власть в Хастинапуре, далек от дхармы. Он подкупает своих кшатриев щедрыми дарами, забыв о справедливости. Если его не остановить, он возьмет под свою руку весь север и придет к вам. Во имя спасения вашей земли и ваших детей иди те с нами на помощь Пандавам. Вас ждет великая битва, в которой каждый из кшатриев сможет про явить свою доблесть и обрести славу.
Я закончил говорить и перевел дух. Площадь молчала. В глазах Кумара полыхал потаенный огонь бешенства, а раджа так и сиял от удовлетворения, хоть и пытался придать лицу сочувственное выражение.
— Значит, говорите, Дурьодхана собрал огромную армию? — заорал кто-то из толпы.
— И он правда одаривает кшатриев?
Раджа с показным бессилием развел руками в дорогих браслетах:
— Сами видите, что за люди…
Кумар зло хмыкнул и шагнул вперед. Глаза его сияли, на губах играла вызывающая улыбка, а руки сжимали перевязь меча.
— Эй вы, тугодумы, — заорал он в полный го лос, — немного же вы поняли из речи моего уче ного друга. Здесь, как я вижу, мудрость и благочес тие не в почете. Но уж свою-то выгоду вы, наде юсь, понимать не разучились? Я вам скажу, как про стой воин. Мы не зовем вас на помощь Пандавам. С ними панчалы и ядавы, искусные в колесничих поединках. Что им до обленившихся парней жар кого юга. Просто мне показалось, что в вашей де ревне может найтись пара десятков бойцов, охочих до добычи. Кто из вас не слышал песен, превозно сящих справедливость и щедрость Юдхиштхиры? Как вы думаете, неужели же, захватив несметные сокровища Хастинапура, он не поделится с теми, кто проливал за него кровь? Вот он, — Кумар гру бо ткнул пальцем в мою сторону, — он был в Хас– тинапуре. Он может рассказать вам о сокровищах всей земли, свезенных туда Кауравами. Мой друг — брахман. Брахманы не лгут. Ну, Муни, был ли ты во дворцах Хастинапура? Много там богатств?