Князь. Хорошо. Я спрошу… посовѣтуюсь…
Хлопоничъ. Помилуйте, ваше сіятельство!.. Кого вамъ спрашивать? Вы сами все на свѣтѣ лучше всѣхъ знаете.
Князь. Духа спрошу, столъ стучащій. Какъ онъ скажетъ о твоемъ имѣніи, такъ тому и быть.
Хлопоничъ. Слушаю, ваше сіятельство.
Князь. Сегодня же вечеромъ. Первымъ вопросомъ твое желаніе поставлю. Улыбаться, кажется, изволишь?
Хлопоничъ. Смѣю ли я?
Князь. Спиритизмъ великая сила. Знаніе! Понимаешь ты?
Хлопоничъ. Слушаю, батюшка, ваше сіятельство. Какъ вамъ угодно.
Князь. Единственное знаніе, которое нужно человѣку… Да! О томъ, что тамъ, за перегородкою… Понимаешь?
Хлопоничъ. За перегородкою-съ?
Князь. О, дуракъ! За перегородкою между здѣсь и тамъ, – на тотъ свѣтъ.
Хлопоничъ. Да-съ, если на тотъ свѣтъ… конечно.
Князь. Живыми тѣлесными глазами не заглянешь черезъ эту перегородку, какъ ни становись на ципочки. Человѣческій разумъ ничтожество. Онъ – до стѣны. A за стѣною – дудки! безсиленъ! Покойная моя княгиня Матрена была дура, но она теперь знаетъ, что тамъ. A я и не глупъ, да стою въ потемкахъ, предъ запертою дверью. Догадки, теоріи лопаются, какъ мыльные пузыри. Евреи говорятъ правду: въ раю оселъ умнѣе мудрѣйшаго изъ нашихъ мудрецовъ. Поговорилъ бы я теперь съ Матреною Даниловною… много охотнѣе, чѣмъ съ живою.
Хлопоничъ. Поговорите, ваше сіятельство! Покойница была добра ко мнѣ. Она вамъ хорошее для меня посовѣтуетъ.
Князь. Я часто звалъ ее, но до сихъ поръ она не приходила.
Хлопоничъ. A сегодня вы еще позовите.
Князь. Позову.
Хлопоничъ. По моемъ дѣлѣ спросите?
Князь. Спрошу.
Хлопоничъ. Въ первую очередь?
Князь. Въ первую очередь. (Пишетъ въ записную книжку). Видѣлъ? Вопросъ первый; «взять ли мнѣ за себя симбирское имѣніе Хлопонича?»
Хлопоничъ. Нижайше благодарствую вашему сіятельству.
Князь подзываетъ Лаврентія Ивановича и, опираясь на его руку, поднимается на лѣстницу.
Хлопоничъ. Красавицы! Слышали? Вопросъ первый: «взять ли?»
Олимпіада. А, если первый, то мы на первое и отвѣтимъ: «взять!»
Раздается нѣсколько спиритическихъ стуковъ.
Хлопоничъ. О, чортъ! Какъ вы это?
Олимпіада. Секретъ.
Серафима. Только сережки изумрудныя, которыя условлено, пожалуйте выдать на руки.
Олимпіада. Теперь же, до сіянса!
Серафима. Да-съ, до сіянса!
Олимпіада. И мнѣ тоже бархатъ обѣщанный.
Хлопоничъ. Все будетъ, кралечки. Ежели выгоритъ мое дѣло, не пожалѣю прибавить сто рублей.
Серафима. Не очень-то расщедрились: сами семьдесятъ тысячъ ухватить норовите.
Хлопоничъ. Сторгуемся!
Олимпіада. Только чтобы до дѣла! Послѣ дѣла съ васъ взятки гладки.
Серафима. Ученыя!
Олимпіада. Вы приходите сейчасъ въ мою комнату: тамъ и отдадите.
Серафима. Честнѣе всего.
Хлопоничъ. Удивительный человѣкъ князь! Въ Бога не вѣритъ, въ ученыхъ не вѣритъ, a въ дѣвокъ щелкающихъ увѣровалъ…
Уходитъ въ контору.
Зина и Матрена показываются изъ-за угла.
Зина. Здравствуйте, Олимпіада Евграфовна.
Олимпіада. Ахъ, Зиночка! Здравствуйте.
Подаетъ руку.
Серафима (также). Здравствуйте.
Матрена. Какая она тебѣ Зиночка, песъ?
Зина. Мама Матрена, оставь.
Матрена. Ошалѣла ты, барская барыня? Залетѣла ворона въ высокія хоромы!
Олимпіада. Ежели ихъ крестили Зинаидою, то – кромѣ Зиночки – какъ же ихъ въ ласковости назвать?
Матрена. Не смѣешь ты, ничтога, барышнѣ ласковость оказывать. Хамка! Княжна она для тебя! Ваше сіятельство!
Зина. Мама Матрена, оставь.
Серафима. Скажите пожалуйста!
Олимпіада. Вы, тетенька, не кричите! Отъ крика пользы нѣтъ, только уши пухнуть.
Серафима. Мы вамъ ничего дурного не сказали, a въ вашемъ положеніи надо быть скромнѣе, и горячиться – ни къ чему.
Олимпіада. Вы знаете, какъ относится князь къ княжнѣ.
Серафима. Съ вашей стороны это большая смѣлость и учтивость, что мы такъ свободно съ вами разговариваемъ.
Матрена. Что? Ахъ вы, шлепохвостыя!
Олимпіада. Мы къ княжнѣ настолько благодарны, что рыскуемъ быть за нее въ строгомъ отвѣтѣ, a вы, между прочимъ, лаетесь.
Серафима. Но мы это относимъ къ вашему несчастію и необразованію и на васъ не обижаемся.
Олимпіада. Прощайте, Зиночка!
Серафим а. До свиданія, милочка!
Олимпіада. Вы, если что вамъ нужно, пожалуйста, прямо ко мнѣ… Я вамъ помочь всегда готовая…
Серафима. Ивъ моей добротѣ не сомнѣвайтесь…
Хвастливо уходятъ но главному подъѣзду. Долго еще слышенъ ихъ смѣхъ.
Матрена. Онѣ очумѣли, Зинушка! Онѣ ошалѣли!
Зина. Обнаглѣли онѣ, a не ошалѣли.
Матрена. Шлюхи! Швали! что же это, Господи? Жили худо, a такого еще никогда не было.
Зина. Чему хорошему быть, если отецъ самъ подаетъ примѣръ? Я для него хуже змеи, – жаба, червь земляной!
Матрена. Каковъ онъ съ тобою, это его родительское дѣло. A дѣвки рабы! Не смѣютъ онѣ! да! не смѣютъ!
Зина. Кого имъ бояться-то?
Матрена. Все-таки…
Зина. Кромѣ тебя, за меня заступиться некому – никто и не заступится. Я здѣсь послѣдняя спица въ колесницъ. Ниже послѣдней дворовой дѣвки, поломойки. Князь дѣвку на верхъ возьметъ, дѣвка въ случай попадетъ, хоть кусокъ сладкой жизни ухватить. A мы съ тобою заточенныя. Сгинемъ въ своемъ павильонѣ и пропадемъ, какъ покойная мама отъ него, изверга, пропала.
Матрена. Тише ты, безумная! Неравно кто услышитъ, доведетъ до князя… и не размотать тогда бѣды!
Зина. Платье-то на Олимпіадѣ? Ха-ха-ха! Французская матерія, издали видать. Серьги брильянтовыя, браслеты, золотая цѣпочка… ха-ха-ха! A y меня башмаки дырявые, и Муфтель ждать проситъ: не смѣетъ въ расходъ включить, его сіятельство осердятся… Безъ башмаковъ держитъ! Барышню! Взрослую дочь!.. Нянька! Нянька! Есть гдѣ-нибудь на него управа или нѣтъ?
Матрена. Есть, надо быть, да мы то съ тобою не сыщемъ.
Зина. Въ брильянтовыхъ серьгахъ, въ браслетахъ! A давно ли босикомъ по лужамъ шлепала, индюшекъ пасла?..
Матрена. Это – какъ есть.
Зина. Зиночкою смѣетъ звать! Руку подаетъ! Не цѣловать ли еще лапу свою прикажетъ? Тварь ползучая! Нашелъ сокровище на верхъ взять! Съ псарями подъ заборами валялась… Помню я!
Матрена. Ну, этакихъ дѣлѣ помнить тебѣ не откуда.
Зина (очень надменно). Что такое?
Матрена. Говорю, что не видала ты такихъ примѣровъ и словъ подобныхъ не должна выкликать. Ты дѣвушка. Стыдъ нити.
Зина. Я гдѣ живу, нянька?
Матрена. Въ Волкоярѣ живешь, y папеньки.
Зина. Откуда же мнѣ было стыда набраться? У волкоярскихъ людей стыда нѣтъ. Какой такой стыдъ на свѣтѣ живетъ? Я не знаю. Всего въ Волкоярѣ насмотрѣлась, a стыда не видывала. Гувернантокъ, учительшъ не имѣла. Съ дѣвками росла… Съ родительскими наложницами. Все знаю. Про всѣхъ. И про тебя, мамушка, тоже… какова ты была, когда онъ тебя молоденькую – наверху держалъ!.. Все до ниточки! По-французскому, по-нѣмецкому, – этого я не могу: не научили княжну, не удостоилась… A кто съ кѣмъ спитъ, это я тебѣ хоть про весь Волкояръ. День деньской длиннохвостыя сороки во флигель вѣси носятъ… Развѣ предо мною остерегаются? Что я? Не то барышня, не то «своя сестра»… дура полуграмотная! Рѣшили люди, что «безчастная», такъ тому и быть. И не стыди ты меня! Не хочу я никакого твоего стыда! И такъ въ неволѣ этой безумной… Что ты мнѣ стыдомъ въ глаза тычешь? Безъ стыда-то я хоть посмѣюсь!.. Смѣхомъ изъ себя злобу выведу!
