- В общем, в итоге вы с ними разошлись?

- Это же такая штука - уйдешь с одного проекта на другой, и все. Людей же мало. Тем более что я для "Няни" 45 серий делала, проект гремел, и меня с удовольствием заменили - потому что было кем заменить, были свои люди. А меня зовут, когда уже край, и всех своих уже перепробовали. Но мне работать нравится, тем более что я могу выбирать, в каком проекте работать, в каком - нет. И вообще, я считаю, что у нашего телевидения очень хорошее будущее.

- А как же цензура?

- Такой свирепой цензуры, как во времена либералов, я сейчас не вижу. Может быть, сотрудники телевидения с ней и сталкиваются, но еще нужно разбираться, где цензура, а где самоцензура. Ведь любая монополия может продавливать свою цензуру, не обязательно государство. Я, например, позволяла себе экспериментировать на той же "Няне", когда в мои обязанности входило не только перелопачивать сценарии, но и вставлять в текст свои шутки. Вставляла шутки про Путина, про депутатов - Акопов не вырезал, канал не вырезал, где цензура?

- О, я помню одну шутку из "Прекрасной няни" - про буденовку-невидимку, когда Вика говорит герою Жигунова - вы весь в своего дедушку, он однажды изобрез буденовку - невидимку и пошел в ней к Сталину. Жигунов отвечает - Да, но ведь его после этого и в самом деле никто не видел! Смех за кадром. Это ваша шутка? Считаете допустимым шутить на такие темы?

- Шутка не моя, а можно ли шутить - это зависит от того, как именно шутят. Шутки бывают добрые, злые, хамские, еще какие-то. А кроме принципов, есть такая вещь, как просто вкус. Я стараюсь чужие шутки не критиковать, пока они не заходят за грань вкуса. Эта шутка, по моему, за грань не заходит.

- Сериалы, шутки - мы возвращаемся к тому, с чего начали - ваша общественная деятельность все-таки закончилась.

- Моя присяга была - защищать советских политзаключенных. Закончились политзаключенные - закончилась и присяга.

- Считаете, что в России сейчас нет политзаключенных? Многие с вами не согласятся.

- Я поддерживаю контакты с Amnesty International. У них, конечно, бывают свои завихрения, но они хотя бы стараются быть объективными. Так вот, по их данным, последний политзаключенный - это Лев Пономарев, которому дали аж трое суток, когда он как-то сопротивлялся ментам, которые его митинг разгоняли. Кто еще? К концу прошлого года у них никто из наших в политзэках не числился. Ходорковского они политзаключенным не признают - ну, вот нет у друзей Ходорковского и у самого Ходорковского таких денег, чтобы купить Amnesty International. Кого в России сейчас сажают за убеждения? Только про Лимонова не спрашивайте: ему инкриминировали не убеждения, а оружие.

Знаете, была дивная история - был такой баптист по фамилии Хайло в советские времена. У него было 10 или 11 детей, сам он сидел. Мой друг в Америке Миша Маргулис, сам баптист, за друга-баптиста вступился: в самом деле, человек сидит за то, что он баптист. Началась кампания в защиту.

И, о чудо - Хайло отпускают. И Хайло летит в Америку с семьей. Американские баптисты радуются, хороводы водят, купили ему домик еще до его приезда - чтоб ему было где жить. Приехал. По-английски он не знает, Миша идет с ним на телевидение синхронным переводчиком - потому что узнику совести дали на американском телевидении час прямого эфира. И первый вопрос:

- С чего же начались ваши преследования за веру? Хайло отвечает, а Миша переводит: - Мои преследования за веру начались с того, что я украл два мешка цементу. И посадили его за воровство. Оставшийся час он объяснял, что коммунисты по пять мешков воровали, а их не сажали, но уже ни на кого это не произвело впечатления. Потому что - если у тебя убеждения, не воруй цемент. Страдай только за убеждения.

В Англии есть такой человек, который принципиально ворует автомобили, считая ихо бщественным достоянием. Каждый раз, выходя из тюрьмы, он тырит машину, едет на ней куда-то и бросает ее, где считает нужным. И опять в тюрьму. И опять. Вы готовы признать его политзаключенным?

В 2006 году Ливан спасли православные монахи.

Ближний Восток - земля, настолько пронизанная эсхатологией, что ее невозможно понять, не пропитавшись душой, - Книгой Откровения Иоанна Богослова и древними пророчествами о конце нашего мира и о Страшном суде. "Горе тебе, Хоразин, горе тебе, Вифсаида. Ибо если в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись. Но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день Суда, нежели Вам" (Мф. 11:21).

Несколько лет тому назад, глухой, какой-то загробно глухой cредиземноморской ночью самолет, на котором я летел, снижался над горным Ливаном. Впереди был бейрутский аэропорт. Я прилетал в страну, о которой не знал почти ничего - знал только, что это и есть та самая земля, где была страшная война и где находятся и Тир, и Сидон - города, которым будет отрадно в Судный день… отраднее некоторых. Самолет снижался, и Ливанские горы светились россыпью огоньков, так похожих на поминальные свечи. Казалось, будто павшие на недавней войне никуда не исчезли, но души их превратились в ночные огоньки, облюбовавшие ночной Ливан будто огромная птичья стая.

Самолет заходил на посадку, и вся земля - от Тира и Сидона до Библоса и Гелиополиса - светилась этими поминальными огоньками, а я вспоминал строки евангелиста Матфея про Тир и Сидон и никак не мог понять, для чего я прибыл в эту страну - для жизни или для смерти. Сейчас, прожив здесь уже несколько лет, я по-прежнему этого не понимаю. Знаю только, что слова Христа о Тире и Сидоне эта страна, ее горы, развалины древних городов, цепи горных монастырей и люди, привычные к Апокалипсису, понимают и чувствуют как нигде на земле.

Ливан, Финикия - цивилизация древняя и насквозь апокалиптичная. О Книге Откровения здесь наслышан каждый камень, а со Святым Апостолом Иоанном Богословом лично дружит каждый бейрутский кот. Дело в том, что, согласно Преданию Церкви, св. Апостол Иоанн не умер, но пребывает на земле, будучи до времени сокрытым от людей. От людей, но не от бесчисленных поколений ливанских котов и кошек, населяющих бейрутские развалины, чердаки которых зияют чувством вечности и войны. В том же, что Иоанн Богослов тайно пребывает сейчас именно на ливанской земле (возможно, изредка забредая через перевал в соседнюю Сирию) у меня нет никаких сомнений. Ему просто больше негде быть.

О грядущих событиях Апокалипсиса написано у евангелиста Матфея:

"От смоковницы возьмите подобие; когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето; так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверех". Но смоковницы не растут на среднеевропейской широте; они растут на Ближнем Востоке. Может быть, поэтому в европейских городах, таких как Лондон, Берлин или Москва, пребывающих в истоме гламурного декаданса, многим неочевидно, к какой опасной черте подошел наш мир и на какой пороховой бочке мы живем. Как хрупки небесные Печати, из последних сил сдерживающие Ангелов гнева и суда. На Ближнем Востоке смоковниц хоть отбавляй, и тотальная апокалиптичность времен, в которые мы живем, здесь очевидна абсолютно всем - от светозарных монахов в горных монастырях до бейрутских дворников и… тех же котов, друзей Апостола Любви. О котах мы расскажем еще не раз - без этих древних умных зверей ливанская метафизика вообще немыслима. Как немыслимы были без них дворы и уютные подвалы старой, любимой доперестроечной нашей столицы. Исчезли коты - не стало и Москвы.

Эсхатологическая перегрузка, свойственная Ближнему Востоку и особенно его метафизическому центру - крошечному клочку земли по имени Ливан - разумеется, пронизывает от и до все ближневосточное христианство, и арабское православие в особенности. Не так уж численно велик арабский православный мир, но на его территории находятся три важнейшие во вселенском православии патриархии - Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская (по преимуществу чести - вторая, третья и четвертая поместные церкви, после Константинопольской).