В мае 1939 г. И.В. Сталин по поступавшим к нему сообщениям мог составить представление о новых намерениях Гитлера. Одно из них пришло по линии раз-ведуправления Генштаба Красной Армии 8 мая и содержало информацию от резидентуры советской военной разведки в Варшаве: «По сведениям, полученным из немецких дипломатических кругов в Польше, Риббентроп 2 мая сообщил Клейсту: «Германия подготовляет теперь большой военный удар против Польши. Этот удар будет проведен в июле или августе с такой быстротой и беспощадностью, с которой было произведено уничтожение испанского города Герника. Германский генштаб считает, что он сломает стратегическое положение польской армии за 8–14 дней. Вплоть до июля или августа Польша должна быть окружена штурмом пропаганды. Этой пропагандой попытаются провести восстание в Польской Украине одновременно с неожиданной польской акцией. С этой целью Волошин[1] и Реваи[2] сговорятся, чтобы в рамках Венгерского государства учредить для Карпатской Украины автономию широкого размера, из Словакии и Карпатской Украины пошлют на Польскую Украину оружие, снаряжение, а также хорошо организованные формирования сечевиков. Это украинское предприятие не состоится только тогда, когда будет преодолена опасность вызова интервенции СССР, так как нейтралитет СССР является предпосылкой для успеха акции против Польши. Однако все признаки говорят, что СССР останется нейтральным… Германия будет завершать военные мероприятия против Польши и одновременно улучшать свою неблагоприятную международную ситуацию. Большие надежды в Берлине связываются с отставкой Литвинова, и в связи с этим изменением советской внешней политики в желательном для Берлина направлении»{40}.
Прочитав сообщение разведуправления, Сталин написал на нем: «Противоречивая и маловероятная шифровка», хотя и подчеркнул фразу: «только тогда, когда будет преодолена опасность вызова интервенции СССР, так как нейтралитет СССР является предпосылкой для успеха акции против Польши». Наверное, и надолго запомнил ее.
Вскоре начальник разведуправления И.И. Проскуров сообщал: «В ЦК ВКП(б) тов. Сталину. Сов. секретно. Особо интересно. Представляю перевод материала, характеризующего дальнейшие планы германской агрессии в оценке зав. Восточным отделом канцелярии Риббентропа — Клейста.
Основные положения данного материала были доложены в кратком виде в Спецсообщении 5-го Управления РККА за №472348 от 9.05.39 г.
2.05.39 г. д-р Клейст, ближайший сотрудник германского имперского министра иностранных дел и член бюро Риббентропа, остановился в Варшаве. В одной из своих бесед Клейст нарисовал следующую картину политической обстановки: «По собственному высказыванию Гитлера, сделанному им в разговоре с Риббентропом, Германия переживает в настоящий момент этап своего абсолютного военного закрепления на Востоке, которое, невзирая на идеологические соображения, должно быть достигнуто какими угодно средствами. За беспощадным очищением Востока последует «западный этап», который должен будет окончиться поражением Франции и Англии, будь то военным или политическим путем. Лишь после этого можно будет рассчитывать на осуществимость разгрома Советского Союза…»{41}
Прочитав сообщение, Сталин на полях его написал: «Пог. с Прос. — кто «источник».
Сталин 10 мая вызвал начальника разведуправления к себе. И в 22.20 Проскуров вошел в кабинет Сталина. Там уже находились Молотов и назначенный в Польшу послом Шаронов. В течение полутора часов, до 23.50, Проскуров докладывал руководителям государства, причем с профессиональной осторожностью указывал, что сведения исходят из одного и того же круга лиц. В них немецкий дипломат П. Клейст подробно развивал сведения о немецких планах и стремлении Гитлера обеспечить нейтралитет СССР в случае немецких военных действий против Польши. Заинтересовало Сталина и сообщение от Майского из Лондона о том, что «Чемберлен хочет подольше сохранить для Гитлера свободный «коридор» в СССР через Венгрию и Румынию»{42}.
Было над чем задуматься Генеральному секретарю. В середине мая 1939 г. сталинское руководство не могло не понимать, что речь идет о выборе между соглашением с западными демократиями или договором с нацистской Германией. Москве было известно, что Шуленбург, в прошлом германский посол в Иране, выехал в Тегеран для участия в церемонии бракосочетания шахской семьи. Оттуда он был неожиданно вызван в Берлин, где получил новые инструкции от Риббентропа для его первой беседы с Молотовым. В германском посольстве в Москве в это время уже работал советский разведчик Г. Кегель, подробно осведомлявший разведуправление о действиях немецких дипломатов.
В день приема Шуленбурга госдепартамент США получил из Москвы информацию о содержании инструкций, полученных германским послом. Их основные пункты: «Германское правительство считает, что отныне между Германией и Россией не существует непреодолимого идеологического барьера; у Германии более нет враждебности к СССР, в связи с чем она хотела бы выяснить нынешнюю советскую позицию…»
28 июня в Москве состоялась встреча Молотова с Шуленбургом. Германский посол, согласно записи Председателя Совнаркома, отталкиваясь от высказывания Молотова р создании «политической базы» в двухсторонних отношениях, заявил, что «германское правительство желает не только нормализации, но и улучшения своих отношений с СССР». Он добавил далее, что это заявление, сделанное им по поручению Риббентропа, получило одобрение Гитлера…
Таким образом, медленно, но уверенно, чрезвычайно опасаясь преждевременной шумихи в западных странах, обе стороны набирали темп в их движении к взаимному сближению. 22 июля 1939 года советская пресса сообщила о возобновлении в Берлине советско-германских перего-' воров о торговле и кредите, что свидетельствовало о решении советского руководства в пользу Германии.
На Западе многие государственные деятели, но далеко не все, отказывались верить в возможность советско-германского сближения. Посол США в Польше А. Биддл-младший отправил послание Хэллу 3 августа в Вашингтон, где излагал мнение министра иностранных дел Польши Ю. Бека, который не верил, вопреки циркулировавшим слухам, в возможность сближения Берлина с Москвой, по крайней мере, в ближайшем будущем. Не верил из-за фундаментальных расхождений в доктринах нацизма и коммунизма. Бек считал, что легче Западу найти какое-то взаимопонимание со странами «оси», чем нацистам с коммунистами{43}.
По-другому думали немецкие и советские руководители.
В начале августа американские послы в СССР и Германии передавали в Вашингтон, ссылаясь на американского информатора в германском посольстве в Москве: налицо улучшение советско-германских отношений, но потребуется время для устранения советского недоверия; а основываясь на информации, полученной Керком от Астахова, на советско-германских экономических переговорах наблюдается быстрый прогресс{44}.
ГЛАВА 2
23 августа во второй половине дня, между 4 и 5 часами, Риббентроп прибыл в московский аэропорт. Развивались флаги Советского Союза и германского рейха. Был выстроен почетный караул. Встречали министра иностранных дел Германии на летном поле первый заместитель наркома иностранных дел СССР Потемкин и посол Германии в СССР граф фон дер Шуленбург.
Из кремлевского кабинета Сталина в 15 час. 30 мин. после двухчасовой беседы вышли Молотов, Микоян, Жданов, Ворошилов, Берия и Л.М. Каганович. На 18 часов были назначены переговоры в Кремле. В продолговатом кабинете Молотова, в конце его, германскую делегацию (Риббентроп, Шуленбург и советник посольства Хильгер, он же и переводчик) стоя ожидал Сталин; рядом с ним стоял Молотов. После краткого официального приветствия Сталин, Молотов, Риббентроп и Шуленбург уселись за стол…
