Но возвращаю читателя к рассказу о той злополучной атаке. Мои команды никто не выполняет. Видимо, люди просто не слышат их в грохоте стрельбы. Слева от меня сгрудилось сорок-пятьдесят всадников. Спешившись, они пытаются укрыться от пуль. Подскакиваю к ним:
— Садись!
Возле меня весь в глине пеший стоит комсорг полка Фабрикантов. Под ним убило коня. Приказываю комсоргу садиться на свободного. Под огнем кое-как собираем людей. Их уже больше сотни. Нельзя терять ни секунды — пули градом продолжают осыпать нас. Подняв над головой шашки, скачем в новую атаку. Вот и вражеская траншея, но не пустая. В лицо снова полыхнуло жаром от автоматных и пулеметных очередей. Несколько взмахов шашками — и мы по ту сторону траншеи. Топот сзади ослабевает, чувствую, что за мной следует совсем мало всадников. Дрожь охватила меня. С кем атаковать дальше? Оглядываться не хочу — боюсь. Боюсь увидеть то, о чем уже догадался по слабому топоту сзади. Скачу, помня слова командарма: «Только вперед!» Метрах в трехстах от траншеи все же оглядываюсь. За мной скачут лишь несколько всадников, видимо, остальные вышли из строя уже за передним краем противника. Все… Конец… Перевожу коня в рысь, а затем, повернув кругом, возвращаюсь в лощину. Мимо, поддерживая друг друга, идут раненые. Кругом видны трупы людей и лошадей.
«Кто же виноват? — жжет мысль. — Я, как командир, или кто другой? Зачем мы пошли в атаку в конном строю на непрорванную оборону противника?»
Глухой шлепок прерывает раздумья. Конь мой падает на колени, а потом валится на бок.
— Товарищ командир! — слышу взволнованный голос Саковича. — У меня коня убили, я, пока другого достал, вас из виду потерял… Товарищ командир…
— Дай коня! — обрываю его.
Приказываю отводить остатки эскадронов за бугор, на котором стоит командарм. Вложив шашку в ножны, поднимаюсь на холм. Конева окружают те же командиры. Здесь же теперь и генерал Дрейер.
Слова официального доклада нейдут на ум. Показываю рукой на лощину, на проклятую траншею:
— Видели?..
Командарм посмотрел на меня и ничего не ответил…» А два кавалерийских полка (58-й и 55-й) тоже уже ничего не могли сказать. Их не было…
6 августа 1941 года Сталин подписал телеграмму командующему Резервным фронтом Жукову о подготовке и проведении операции под Ельней. В ней содержались требования произвести перегруппировку войск, выдвижение ряда частей на новые рубежи. Телеграмма заканчивалась словами: «Получение подтвердить и немедленно представить план операции под Ельней»{405}.
Донесения штаба Резервного фронта в Генштаб носили противоречивый характер. 24 июля туда доносили, что, по докладу прибывшего раненым в штаб 24-й армии полковника Бочкарева, наши части с утра повели решительное наступление и советские танки ворвались на северную и северо-восточную окраины Ельни. И ведут там бои. В связи с этим командующий фронтом приказал командарму-24 Ракутину выделить отряд преследования. Но уже 25 июля в Генштаб сообщалось, что 24-я армия отражает попытки противника прорваться на восток в районе Ельни. Генеральный штаб снова и снова запрашивает командующего Резервным фронтом: «Что происходит под Ельней?» Генерал Богданов докладывает: «Про Ельню ничего не знаю. Из штарма 24 никаких данных до сего времени не получил, несмотря на попытки получить их. Продолжаю добиваться сведений… Точное местонахождение Ракутина доложить не могу. Товарищ Ракутин сегодня менял свой командный пункт, и, куда переехал, штарм 24 доложить не может. Сейчас еще раз запрошу штарм 24, где находится Ракутин».
В ту ночь с 24 на 25 июля из штаба Резервного фронта пришли начальнику штаба армии и Ракутину сразу две гневные телеграммы с требованием «уничтожить противника в районе Ельни». Через некоторое время начальник оперативного отдела штаба Резервного фронта полковник Боголюбов на запрос Генштаба, что же все-таки происходит под Ельней, отвечал: «…У Ельни силы противника до полка и около ста танков… Только сейчас вот доложили, что противник загнан в Ельню и в ближайшие часы с ним будет покончено»{406}.
Принявший Резервный фронт Г.К. Жуков решил продолжать наступление частями 24-й армии, чтобы изматывать противника и притупить бдительность его к подобного рода действиям. Начальник политотдела 24А дивизионный комиссар Абрамов докладывал 16 августа, что «…части 24А на ельнинском направлении продолжают вести ожесточенные бои по овладению Ельней. Противник, медленно отходя, оказывает упорное сопротивление, а на ряде участков имел попытку с подходом новых сил перейти в контрнаступление на позиции 19, 107-й сд, 102 мед…»{407}
Писатель В. Ставский в письме И.В. Сталину писал об августовских боях под Ельней: «Дорогой товарищ Сталин! Ряд наших частей действует замечательно, наносит сокрушающие удары по фашистам. После того как во главе 19-й дивизии встал отважный и энергичный майор товарищ Утвенко, полки дивизии, действуя на участке в 11 километров… разбили 88-й пехотный полк, отбили множество немецких контратак… Части, действующие под Ельней, проходят боевую учебу, накапливают боевой опыт, изучают тактику противника и бьют немцев…»
Писатель сообщал также, что «… здесь, в 24-й армии, за последнее время получился перегиб… по данным командования и политотдела армии, расстреляно за дезертирство, за паникерство и другие преступления 480–600 человек. За это же время представлено к наградам 80 человек. Позавчера и сегодня командарм т. Ракутин и т. Абрамов правильно разобрались в этом перегибе…»{408}
Бои за Ельнинский выступ приобрели упорный характер. Фельдмаршал Ф. фон Бок докладывал Браухичу: «В излучине Ельни и на восточном участке фронта 9-й армии противник снова атакует большими силами пехоты при наличии сильной артиллерийской поддержки. Различные источники (использование артиллерии и авиации, скопление войск, передвижение командных пунктов 24-й армии) показывают, что противник намерен вклиниться в излучину Ельни и вновь вернуть передовые позиции на Десне и Днепре». «Вот почему сражение было, — вспоминает Г.К. Жуков, — ожесточенным и тяжелым для обеих сторон. Противник противопоставил наступающим дивизиям плотный артиллерийский и минометный огневой щит. Мы ввели в дело всю наличную авиацию, танки, артиллерию и реактивные минометы».
Директивой № 001254 Ставка приказывала Резервному фронту с утра 30 августа перейти в наступление и ликвидировать ельнинскую группировку противника, где на фронте более 70 км оборонялись 137, 78, 292 и 268-я пехотные дивизии вермахта. Штаб Резервного фронта после всестороннего изучения обстановки разработал план разгрома этой группировки. Замысел операции предусматривал встречными ударами с севера и юга под основание выступа прорвать оборону противника и, развивая наступление, окружить основные силы 20-го армейского корпуса. Одновременно предусматривалось рассечение вражеской группировки ударом с востока и уничтожение ее по частям. При этом предусматривалось разгром ельнинской группировки закончить к 3 сентября и выйти на рубеж свх. Беззабот, Ново-Тишово — Кукуево. В дальнейшем, развивая успех, 24-я армия должна была овладеть Починком и 8 сентября выйти на рубеж Долгие Нивы — Хиславичи{409}. Для прорыва обороны и окружения противника создавались две ударные группы в составе пяти дивизий — северная (две стрелковые и одна танковая дивизия) и южная (стрелковая и моторизованная дивизии). Они должны были нанести встречные удары под основание выступа в общем направлении на Вые. Леонов на глубину до 10 км. При этом две дивизии (102 тд и 303 сд), замкнув кольцо окружения, образовывали внешний фронт, развернувшись на запад, а три (107, 100 сд и 106 мед) — внутренний фронт, развернувшись на восток. Всего к выполнению задачи привлекались силы девяти дивизий из тринадцати, имевшихся в 24-й армии к началу операции (четыре дивизии: 149, 178, 127-я сд и 6-я ДНО) готовили оборону по реке Ужа севернее Ельнинского выступа. Усиливалась группировка войск и артиллерией. К операции были привлечены 275 и 488-й корпусные артполки, 573-й пушечный и 544-й гаубичный артполки, несколько батарей реактивных установок БМ-13, отдельные танковые батальоны. Всего в северной группе имелось около 400 орудий и минометов калибра 76 мм и выше. Южная ударная группа получила на усиление около 100 орудий и минометов. Наступление 24-й армии должно было содействовать успеху контрударов Брянского фронта, наносимых по наступавшей в южном направлении 2-й танковой группе Гудериана и совместной с 43-й армией Резервного фронта операции в сторону Рославля.
