1955 Загон для человеческой скотины… Загон для человеческой скотины. Сюда вошел — не торопись назад. Здесь комнат нет. Убогие кабины. На нарах брюки. На плечах — бушлат. И воровская судорога встречи, Случайной встречи, где-то там, в сенях. Без слова, без любви. К чему здесь речи? Осудит лишь скопец или монах. На вахте есть кабина для свиданий, С циничной шуткой ставят там кровать; Здесь арестантке, бедному созданью, Позволено с законным мужем спать. Страна святого пафоса и стройки, Возможно ли страшней и проще пасть — Возможно ли на этой подлой койке Растлить навек супружескую страсть! Под хохот, улюлюканье и свисты, По разрешенью злого подлеца… Нет, лучше, лучше откровенный выстрел, Так честно пробивающий сердца. 1955
Возвращение Вышел Иван из вагона С убогой своей сумой. Народ расходился с перрона К знакомым, к себе домой. Иван стоял в раздумье, Затылок печально чесал, Здесь, в этом вокзальном шуме, Никто Ивана не ждал. Он, сгорбившись, двинулся в путь С убогой своей сумой, И било в лицо и в грудь Ночною ветреной тьмой. На улицах было тихо, И ставни закрыли дома, Как будто бы ждали лиха, Как будто бы шла чума. Он шел походкой не спорой, Не чуя усталых ног. Не узнал его русский город, Не узнал и узнать не мог. Он шел по оврагам, по горкам, Не чуя натруженных ног, Он шел, блаженный и горький, Иванушка-дурачок. Из сказок герой любимый, Царевич, рожденный в избе, Идет он, судьбой гонимый, Идет навстречу судьбе. 1955 Я, задыхаясь, внизу… Я, задыхаясь, внизу Тихо, бесцельно ползу. Я навсегда заперта, Слово замкнули уста. Здесь тишина мертва, Никнет больная трава. А наверху, над собой, Вижу я облачный бой. 1955 Ты, дождь, перестанешь ли такать? Ты, дождь, перестанешь ли такать? Так… так… А быть может, не так? В такую вот чертову слякоть Пойти бы в какой-то кабак. Потом над собой рассмеяться, Щербатую рюмку разбить; И здесь не могу я остаться, И негде мне, кажется, жить. 1956 Отрицание. Утверждение… Отрицание. Утверждение. Утверждение. Отрицание. Споры истины с заблуждением Звезд насмешливое мерцание. Ложь вчерашняя станет истиной, Ложью истина станет вчерашняя. Все зачеркнуто, все записано, И осмеяно, и украшено. В тяжком приступе отвращения Наконец ты захочешь молчания, Ты захочешь времен прекращения, И наступит твое окончание. В мертвом теле окостенение, Это мертвым прилично и свойственно, В мертвом взгляде все то же сомнение И насильственное спокойствие. Ненависть к другу Болен всепрощающим недугом Человеческий усталый род. Эта книга — раскаленный уголь, Каждый обожжется, кто прочтет Больше чем с врагом, бороться с другом Исторический велит закон. Тот преступник, кто любви недугом В наши дни чрезмерно отягчен. Он идет запутанной дорогой И от солнца прячется как вор. Ведь любовь прощает слишком много: И отступничество и позор. Наша цель пусть будет нам дороже Матерей и братьев и отцов. Ведь придется выстрелить, быть может, В самое любимое лицо. Не легка за правый суд расплата, — Леденеют сердце и уста Нежности могучей и проклятой Не обременяет тягота. Ненависть ясна и откровенна, Ненависть направлена к врагу, Вот любовь — прощает все измены, И она — мучительный недуг. Эта книга — раскаленный уголь. Видишь грудь отверстую мою? Мы во имя ненавидим друга, Мы во имя проклянем семью. 1955 Где верность какой-то отчизне… Где верность какой-то отчизне И прочность родимых жилищ? Вот каждый стоит перед жизнью — Могуч, беспощаден и нищ. Вспомянем с недоброй улыбкой Блужданья наивных отцов. Была роковою ошибкой Игра дорогих мертвецов. С покорностью рабскою дружно Мы вносим кровавый пай Затем, чтоб построить ненужный Железобетонный рай. Живет за окованной дверью Во тьме наших странных сердец Служитель безбожных мистерий, Великий страдалец и лжец. |
