Гамильтон Бюргер поднялся.

— Этого следовало ожидать. Я возвращаюсь к себе. Прошу вас, мэм, и вашего мальчика пойти со мной. У представителей прокуратуры есть к вам несколько вопросов. — Он обвел взглядом присутствующих. — Если мистер Селкирк по-прежнему хочет предъявить Перри Мейсону обвинение в похищении ребенка, уверяю вас, что этому делу будет дан законный ход, независимо от моих симпатий и антипатий.

Я могу обещать вам полную беспристрастность и объективность.

Бюргер кивнул Селкирку и направился к двери.

— Прошу вас следовать за мной, — бросил он на ходу женщине-детективу.

Мейсон подошел к судье Кенту.

— Очень жаль, что вся эта кутерьма помешала вам спокойно пообедать, сказал он.

Судья смотрел на него с некоторым замешательством.

Но в глубине его глаз Мейсон уловил что-то похожее на восхищение.

Суд возобновил работу в два часа. Теперь на прокурорском месте рядом с Мэнли Маршаллом сидел Гамильтон Бюргер.

Он сразу кинулся в бой:

— С позволения суда я хотел бы вызвать свидетельницу, показания которой, возможно, удивят некоторых из вас.

Я вызываю Миллисент Бейли.

По боковому проходу прошла женщина лет двадцати восьми. — худенькая, изящная, ее грациозная походка и манера держаться красноречиво свидетельствовали о том, что она прекрасно сознает свою привлекательность. Какая-то особенная, неуловимая атмосфера создалась вокруг нее, пока она приносила присягу и занимала место на свидетельской скамье.

Она села и подняла глаза.

Гамильтон Бюргер приступил к допросу:

— Ваше имя Миллисент Бейли?

— Да, сэр.

— Мисс или миссис?

— Миссис.

— Вы проживаете вместе со своим мужем?

— Нет, я разведена.

— Я прошу вас мысленно вернуться к событиям ночи с семнадцатого на восемнадцатое. Помните ли вы, что тогда произошло?

— Вы имеете в виду поздний вечер семнадцатого и утро восемнадцатого?

— Совершенно верно.

— Да, я все хорошо помню.

— Скажите, что вы делали в тот вечер?

— Я встречалась со своим знакомым.

— Можете ли вы сообщить нам его имя?

— Я бы не хотела. Он — довольно известная личность, к тому же женат, но его семейная жизнь не очень удачна.

Он думает развестись и уже предпринял кое-какие шаги для этого. Однако сейчас я не намерена осложнять ему жизнь, поэтому предпочитаю сохранить его имя в тайне.

— Я уверен, — любезно сказал Гамильтон Бюргер, — что в сложившихся обстоятельствах мой коллега не будет настаивать, чтобы вы назвали имя своего знакомого, ну а я — тем более. И я уверен, что большинство мужчин меня поддержат.

И Гамильтон Бюргер отвесил учтивый поклон в сторону Перри Мейсона.

— Я не собираюсь делать никаких исключений, — заявил адвокат, — и буду задавать те вопросы, какие сочту необходимыми.

— Ну что ж, другого я и не ждал, — сказал Гамильтон Бюргер. — Но я уверен, что личность этого человека не имеет абсолютно никакого отношения к существу дела и показаниям свидетельницы, и когда это выяснится, у вас самого не возникнет желания узнавать его имя.

Он повернулся к свидетельнице:

— Теперь, миссис Бейли, я попрошу вас сосредоточиться и как можно подробнее рассказать нам о событиях ночи с семнадцатого на восемнадцатое.

— Я вернулась домой в восемь вечера. Поднялась в квартиру, приняла ванну и переоделась. Мой приятель сказал, что зайдет за мной часов в десять. В десять часов он пришел. Мы выпили по коктейлю, а потом отправились в ночной клуб, где танцевали — ну, по-моему, до половины первого, может быть, до часу.

— А что было потом?

— Потом мы ушли из ночного клуба и поехали в другое место.

— Куда именно вы поехали? — вкрадчиво спросил Бюргер.

— В загородный клуб «Сан-Себастьян».

— Вы находились в самом здании клуба?

— Мы остановились на широкой площадке для парковки машин, там обычно оставляют машины члены клуба.

— В какое время это было? — спросил прокурор.

— Я, конечно, не могу точно сказать, но не позже половины второго.

— То есть было половина второго утра восемнадцатого числа?

— Да, сэр.

— А почему вы поехали именно туда?

— Ну… нам просто нужно было поговорить.

— Вы можете описать то место, где стояла ваша машина?

— Да, конечно. Там есть дорога, которая поднимается по склону холма к зданию клуба, а недалеко от нее стоянка, где оставляют свои машины члены клуба. Это довольно большая асфальтированная площадка с белыми полосами разметки.

— Когда вы туда заехали, там стояли еще какие-нибудь машины?

— Да.

— Пожалуйста, расскажите как можно подробнее, что произошло после того, как вы остановили свою машину на стоянке, — сказал Гамильтон Бюргер.

— Там мы увидели еще одну машину.

— Опишите ее.

— Не могу сказать, что я ее разглядела. Но это была большая машина, по-моему, очень дорогая.

— Свет в машине горел?

— Вы имеете в виду — внутри?

— Да.

— Нет, не горел, и фары тоже были выключены.

— И что же эта машина?..

— Да ничего, она просто стояла, и все.

— В ней кто-нибудь сидел?

— Нет, я даже решила, что ее просто оставили…

— Не важно, что вы решили, — перебил ее Гамильтон Бюргер. — Я спрашиваю вас только о том, что вы видели и слышали.

— Да, сэр.

— Что вы делали дальше?

— Нам с моим другом нужно было обсудить кое-что наедине. Мы… Я имею в виду, он объехал сзади стоящую машину и проехал к самому концу автомобильной стоянки. Там растет несколько деревьев, такие громадные дубы, и примерно полдюжины мест для парковки находится как раз под деревьями.

— И что же вы сделали?

— Мой друг припарковал там нашу машину.

— Эта часть стоянки освещена?

— Нет, сэр. Туда падает немного света от большого фонаря, который висит перед входом в здание клуба и горит всю ночь. Есть еще немного света от фонаря перед въездом на стоянку, но по-настоящему она не освещается. Там довольно-таки темно.

— А под деревьями, по-видимому, совершенно темно?

— Да, сэр.

— Ваш друг поставил машину капотом к деревьям?

— Нет, наоборот. Он развернул машину так, чтобы можно было сразу уехать, если возникнет необходимость.

— Итак, если я вас правильно понял, через ветровое стекло вы могли видеть всю стоянку?

— Да.

— А также дорогу, по которой машины въезжают на стоянку?

— Да, сэр.

— А вам была видна та машина, что уже стояла на стоянке?

— Да.

— Так, что было дальше?

— Какое-то время мы просто сидели и разговаривали.

— И как долго вы разговаривали?

— Довольно долго. Нам многое надо было обсудить. Дело в том, что я не принадлежу к числу женщин, которые с радостью разбивают чужую семью. Я ему сказала…

— Суду не важно, что вы ему сказали, и вообще не важно, о чем шел разговор, — прервал ее Гамильтон Бюргер. — Я не спрашиваю вас о ваших делах, и мой последний вопрос был задан только потому, что для меня сейчас важен фактор времени.

— Понимаю, сэр.

— Можете ли вы сказать, хотя бы приблизительно, как долго продолжался ваш разговор?

— Да не очень долго.

— Может быть, час?

— Да, я думаю, около часа.

— И что произошло после?

— Ну, мы еще разговаривали и…

— Меня интересует только одно, — перебил ее Гамильтон Бюргер. — Я бы хотел знать… Ну ладно, я поставлю вопрос по-другому. В какое время вы уехали оттуда?

— Было около… Даже точно не знаю, ну, наверное, было около половины третьего утра, может быть, и три. Не могу точно сказать. Я не смотрела на часы.

— Так, теперь скажите, случилось ли что-нибудь до того, как вы уехали?

— Да, сэр.

— Что именно?

— По той дороге, что ведет к стоянке, проехала машина, выехала на стоянку и остановилась.

— Вот об этом и расскажите, пожалуйста, поподробнее, — попросил Бюргер. — Опишите эту машину.

— Хорошо, сэр. Это был «олдсмобил» с белыми шинами.