Теперь к ним частенько заходил Егор Лукич. Контроль за этой семьей возложили на него.

   Мать из-за такой резкой перемены возненавидела сына, считая его основным виновником бед, свалившихся на ее голову. Но сделать ничего не могла. Участковый оказался назойливым, упрямым человеком и проверял даже каждую мелочь, ел ли мальчишка, как живется ему. И все же многого он не знал. Мать скрывала, что сын целыми днями предоставлен самому себе и чтобы не тратил время зря, отправила пацана побираться на другой конец города.

   Поначалу не верила, что из этого что-то получится. Но Андрей каждый день приносил столько, сколько баба зарабатывала за целый месяц. Горожане жалели пацаненка и подавали ему, не скупясь. Он врал им, что живет без родителей, что они оба погибли в автоаварии и ему не на что жить. Люди верили, помогали, а мальчишка и сам поверил в свою легенду, подсказанную матерью. А она, получая от сына каждый день деньги, снова запила. Чтобы участковый не увел сына, закрывались с Андреем на ключ и, когда Титов приходил, сидели на кухне, не открывали ему дверь.

   Когда мать снова уволили с работы за пьянство и прогулы, она не переживала, даже порадовалась, ей было на что жить и пить. У нее даже собутыльники завелись, каких баба поила почти каждую ночь.

   Егор об этом узнал не скоро. Надоело ему убеждать бабу и мальчишку отправили в интернат. Тот убегал, его возвращали, заставляли учиться, он не хотел. И милиция устала возиться с тупым, неблагодарным мальчишкой, какой, подрастая, мог послать матом оперативников и участкового. Научился дерзить и огрызаться. Эту нехитрую науку перенял у матери. Иному не научила, сама другого не умела.

   Устав от семьи, райотдел отступил от нее, да и пацан подрос, такого уже не замордуешь.

   Выросший в грубости и злобе, мальчишка и сам ожесточился. Он уже не был способен на доброе, обижал

и ругался со сверстниками, обзывал и дразнил стариков. За это его часто ловили и били в своем дворе, а однажды Андрюхе устроили «темную». После нее он долго не вылезал из квартиры. Хотел по одному переловить обидчиков и рассчитаться с каждым. Но вражды не получилось, мальчишки сдружились, как только Андрей вышел во двор, ребята предложили ему покататься на велосипеде и научили.

   Но не столько велик помирил ребятишек, сколько сестра одного из них — Настенька. Она сразу понравилась Андрею, он изо всех сил старался не подать виду, но так и не сумел скрыть от друзей восхищение девчонкой, к какой потянуло неосознанно.

   —  Она моя двоюродная сеструха! Облезлая крыса! Мы с ней каждый день махаемся. Дерется стерва, как пацан! Все кулаки на ней побил, а коньки так и не дала. Я ей пообещал ухи оборвать. Она только смеется и дразнится. Ну, ничего! Вот поймаю, все косички-хвостики повыдергаю! — обещал малец.

   —  Только тронь ее! Я сам тебе уши оборву! — пообещал Андрюшка, и мальчишки все поняли без лишних слов.

   Андрей любил вприглядку. Никак не решался подойти к Насте, сказать о своем чувстве к ней. А девчонка росла, хорошела, превращалась в девушку. И как-то внезапно и быстро появился рядом с нею парень, какого Настя назвала любимым, а потом мужем.

   Андрей, узнав о том, возненавидел весь белый свет. От него отошла любовь и мечта, не осталось даже малейшей надежды. А друзья, поняв его, утешали:

   —  Зачем тебе, такому маленькому, баба нужна, нам еще взрослыми стать нужно, мужиками. Девок полно! Мы еще успеем себе найти и получше Насти,— успокаивали Андрея. А для мальчишки жизнь потеряла весь смысл. Он стал угрюмым и дерзким. Единственное, о чем мечтал, уехать насовсем из города в другое место, куда-нибудь подальше, чтобы никогда, даже по случайности, не встретиться с Настей. А судьба, словно посмеялась, отняла и эту возможность. Андрея после окончания училища взяли на завод станочником.

   —  Ничего, до армии потерплю, но после службы ни за что не вернусь,— решил для себя парнишка.

   В армию его не взяли. Врачи забраковали по состоянию здоровья, нашли кучу каких-то болячек и отправили домой.

   Андрей даже к военкому пробился, просил, чтобы его взяли на службу. Тот едва глянув в заключение медкомиссии, тут же отказался продолжить разговор:

   —  Не хочу из-за тебя влетать «под уголовку». Иди, лечись, отдыхай! — указал на дверь.

   —  Дяденька! Я же на заводе работаю. И ничего, не хуже чем у других получается. Почему в армию не берут?

   —  Пусть мать придет. Ей врачи объяснят популярно. Сгубила она тебя, дружок!

   —  А на следующий год возьмете?

   —  Это ни я, медкомиссия решит! Тебя хоть сейчас сажай на инвалидность,— вылетело невольное.

   Андрей не вслушался, не поверил и вернулся на работу подавленный. Рухнула еще одна мечта...

   Ни о чем этом не знал Егор Лукич. Едва Андрей поступил в училище, участковый перестал интересоваться семьей. Устал от вида пьяной бабы и дерзкого, грубого подростка. Таких на его участке хватало и без них. Всех не усмотришь и не проконтролируешь. К счастью, никто не жаловался на семью, это и успокоило. Как она живет, никого не интересовало.

   Егор Лукич считал, что сделал все возможное. Не дал мальчишке погибнуть в детстве, а уж подросток сам о себе позаботится и не пропадет, если захочет жить. Что же касается его матери, то она сама взрослый человек. Коли будет пить, это ее дело. Он ей не сторож...

   Иногда Лукич видел бабу в куче забулдыг. Она заходила в кафе и бары, просила посетителей оставить глоток вина иль пива. Ее угощали, другие отворачивались

брезгливо, а охрана выгоняла бабу. Но та до вечера успевала набраться до того, что выходила, держась за стены.

   Андрей нередко сталкивался с матерью на улицах города. Иногда она не узнавала сына, в другой раз успевал перескочить через дорогу. Но если примечала Андрея и тот, зазевавшись, не успевал от нее убежать, баба цеплялась в мальчишку мертвой хваткой и поднимала скандал на всю улицу, да такой, что даже бездомные бомжи ей сочувствовали.

   —  Это какой козел! Родную мать без куска хлеба оставляет на месяцы. Вовсе отморозок бездушный! — качали лохматыми, нечесаными головами и подбадривали бабу:

   —  Вломи придурку покруче!

   И только Егор Лукич никогда не жалел, не хотел понимать и ни в одно слово не верил ей. Да, он не узнал Андрея, встретив в общежитии. Мальчишка за годы не только вырос, а и внешне изменился. Безвозвратно растерял все, что было от детства. Он был похож на злого пса, выросшего на свалке. От того так и не обзавелся новыми друзьями, но цепко держался за прежних, боясь их потерять. Чужим, незнакомым людям он не верил.

   Егор Лукич, постояв на ступенях, проследил за матерью Андрея. Та подошла к перекрестку, повернулась к общежитию, погрозила в последний раз кому-то кулаком и свернула за угол.

   Человек шел домой. Там его ждала жена. Она, конечно, беспокоится, думает, как прошел его первый день на новой работе? А что он ответит? Конечно, скажет как всегда, мол, все в порядке. Оно и впрямь ничего не произошло. Все пуговки на месте, ни одна не оторвана с корнем, морда не побита, ни одного синяка нет. Ни то, что на прежней работе, где каждый день приходилось «гасить» драки с поножовщинами и всякий раз выползать из них полуживым. Ведь, как известно, третий всюду лишний, а потому Титову всегда доставалось больше и чаще других.

   По-настоящему его стали бояться, когда Лукич одним ударом уложил верзилу Пашку. Он вздумал тряхнуть «на бабки» известного в городе футболиста. Уже зажал его, взял за жабры, а тут Лукич, откуда ни возьмись. Сразу все смекнул. Пашка пролежал в больнице целый месяц. За это время городская шпана узнала о случившемся и обходила Лукича, стараясь не попадаться на его кулаки.

   Зато путаны наседать стали. Прицепится сбоку какая-нибудь раскрашенная макака, идет, крутя задницей и норовя взять человека под руку, прикидываясь подружкой на ночь, просит умильно:

   —  Лукич, солнышко, помоги! Избавь от Шныря! Совсем оборзел! Требует с меня такую долю, что я сама этого навара не имею! Вступись, припугни, если отвяжется, я в долгу у тебя не останусь,— обещала томно, пытаясь обнять мужика, прижималась вертлявым телом, кружила голову, указывая на едва приметный свет в своем окне.