— Ко мне тоже недавно один пожаловал. Вот это папашка! Первый раз за все годы своего сына навестил. Целый капитан первого ранга! Я всяких генералов, капитанов за свою жизнь повидал. Но такого впервой. Какая палуба его выдерживала? Перед ним громадный холодильник грудным младенцем покажется. Он, как вошел в дверь, в вестибюле темно как ночью сделалось, ни света, ни сквозняка сквозь него. И прямо от порога, как рявкнул:
— Яшка! Ты где шельмец?! У меня чуть окна не посыпались от его голосочка. И хоть сам габаритами и весом не обижен, тут струхнул,— улыбался Лукич.
— А что там за Яшка? — спросил криминалист.
— Да был такой отморозок. Уж сколько лет с ним мучались. Кобель такой, что пробу ставить негде. Всех баб и девок в общаге перепортил. Зависали на него все до единой. Ни совести, ни стыда у козла не имелось. Но нашел на башку мороку. Зацепил на какой-то бабе сифилис и попал в вендиспансер. Ну, так-то не долечившись, трижды сбегал, пока его под замок не посадили. Всю задницу в решето искололи, таблетками запичкали. А тут только выпустили, хотел к бабам сорваться, но папашка кайф ему обломал. Узнал, что с его сыном и где лечился. Ну и прижучил он Яшку. Так и сказал ему:
— Жабры вырву недоноску!
— Как он его натянул на кулак, тот спиной закрытую дверь вышиб! Месил как котлету, не щадя. За все сразу. Оправданий не слушал, слова не давал сказать! Настоящий мужик, флотский. Яшка против него ничто.
— Послушай, теперь сифилисом даже соплячки заразить могут. Есть болезнь и посерьезнее. Зачем же взрослого мужика позорить на всю общагу? — удивился оперативник.
— Яшка ему родной сын! К тому же единственный и непутевый. С рожи — сущая картинка, а внутри дерьмо! Отпетый негодяй. Оно понятно. Отец всю жизнь в плаванье, а сын с матерью. Разве баба может вырастить из мальчишки приличного мужика? Так и этот, покатился по рукам.
— А что такого? Дают — бери, ему не рожать,— заметил водитель.
— Палашка все годы внука ждал. А Яшка что делал? Сколько его детей по приютам и чужим семьям растут. Но... Любая шкода наказывается. Сифилис страшен своими последствиями и обязательно отразится на потомках, на детях, внуках и правнуках. Это уже много раз доказано. И даже в седьмом поколении могут родиться слабоумные, с физической ущербностью, самое безобидное, когда рождаются абсолютно лысые дети, ;но тоже явное последствие сифилиса кого-то в роду. Сифилис у нас не лечат. Его глушат на время. Совершенно избавляют от него во Франции. Говорят, что там с ним разделываются, как у нас с насморком. Вот и решил тот папаша забрать своего сына и враз на судно, чтоб мозги просквозило от глупостей. Там по пути вылечит отморозка и ни на шаг от себя, пока не поумнеет.
— Сколько лет тому Яшке?
— Уже тридцать. Возраст приличный для мужика. Но ума как не было у него, так и нету,— признал Егор Лукич.
— Это верно! Сын капитана, а вкалывал на заводе, небось простым работягой?
— Дело не в том. Он неплохо зарабатывал. И мог бы спокойно содержать семью. Но, он, как шальной ветер, непутево, бездумно жил, без тормозов во всем. Так бы и пропал, не появись отец вовремя. Есть еще на свете такие шалые. Живут никому не в радость и себе не впрок. Но молодость не бесконечна. Она как солнце тоже уходит на закат, а потом наступает ночь. Случается, она бывает не только темной, но и холодной, голодной и одинокой, как жизнь на чужом берегу, когда смерть желанной подругой покажется. А горе — вечной спутницей, оно спросит за все, за каждую ошибку и промах...,
— Лукич, и много у тебя таких в общаге?
— Есть! Куда без них? В семье не без урода! вздохнул человек тяжко.
— Так что, забрал папаша этого Яшку? — спроси водитель, вздохнув сочувственно.
— Увез козла к себе на судно. Матросом взял его! Честно говоря, мы все вздохнули, когда он уходил и общаги! А как бабье выло, словно с жизнью прощались провожая отморозка. Его отец вытолкал своего сынка в гриву, чтоб девки, расставаясь, не порвали козла на талисманы,— рассмеялся Лукич, добавив:
— У того капитана за всю жизнь столько подружек не имелось. Опять же, сами на него вешались дуры. А что в нем особого было? Да ничего кроме выставки. Душа пустая, как барабан. Ни одну не любил. Но вспомнит и пожалеет о каждой. Конечно, через время,— вздохнул человек.
...Мужчины, приехав на реку, не теряли ни минуты. Кто-то ставил палатку, другой рубил дрова, иные закинули сетку, мечтая поймать рыбы хотя бы на уху. Каждому нашлось дело. Тут не до разговоров. Лишь через час присели у костра, ждали, когда остынет уха в мисках.
— Когда мы в последний раз были здесь? — пытался припомнить криминалист.
— Я помню! В тот день меня на пенсию проводили. Помнишь, мечтали, что каждую неделю будем тут отмечаться, да не получилось! Впрягли в другой хомут. А ведь как не хотел работать в общаге! — вспомнил Титов.
— Тебе то что? В любую минуту уволиться можешь. Ты пенсионер, приказать и удержать никто не имеет права, не то, что нам. Скажут, прикажут, взял под козырек и вперед, выполняй приказ! — поморщился оперативник.
— Пока до пенсии дотянешь, уже ничего не захочешь: ни рыбалки, ни охоты, ни дачи. Верно, Лукич?
— Не знаю как вы! А я уже привык к своим паразитам. Не могу без них. Ведь никто над душой не стоит, не юнит к ним в выходные, сам еду, душа болит,— признался Егор.
— По ком, колись Лукич?—ухмылялся криминалист Василий.
— Ну, и шельмец же ты, Егор! Да разве без интереса мужика вытащишь на работу в выходной? Да ни за что! Тут, либо навар, или сердечный магнит потянул. Запросто так никого с койки не сдернуть,— усмехался водитель понятливо.
— Да вы что? Какой навар? Откуда ему взяться? — округлились глаза Егора.
— Значит, подружки имеются! — хихикнул в кулак оперативник.
— Шурка, не смеши! Я домой приезжаю полуживой. Валюсь в постель, забыв, зачем в ней жена завалялась?
— Конечно, после оравы подружек какой интерес к бабе? Она никуда не денется! На девок много сил нужно, неспроста еле живой до койки доползаешь!
— Это ты уже по себе судишь! —отмахнулся Лукич.
— У меня нет твоих возможностей. А то бы не упустил случай прижать в уголке молодку!
— А потом в вендиспансер бегом?
— Ну, зачем крайности? Есть универсальная защита!—смеялись мужики.
— Нет, ребята, этот промысел не по мне!
— Чего так? Или никогда подружек не имел на стороне? Или здоровье подводит? Сбой дает?
— Не знаю сбоев со своею. На стороне бабьем не увлекаюсь, боюсь и брезгую, хотя возможности всегда имелись,— признался Лукич.
— А я свою проучил и отомстил ей за флирт. Притащил ее в кабак на День милиции, ну, а она там перья распустила. И закадрила с нашим подполковником. Так мило ворковали. На меня даже не оглянулась. Мне неловко стало, будто не жену, а подружку приволок с собой. Сижу, как оплеванный. А потом зло взяло. Подхватил я паспортистку и закадрил с нею. Да так круто, что сам забыл, что с женой пришел. Даже за столик к ней пересел, душевный разговор завел. На работе внимания на нее не обращал, все некогда было, а тут, словно; прозрел. Ну и вывел подышать свежим воздухом на время. Только приобнял Танюшу, хотел приласкать как надо, тут моя мегера подскочила. На меня кошкой набросилась. Такой кипеж подняла, весь кайф обломала стерва. Я чуть не взвыл от досады. Любовь уже в полушаге была. А и ее не стало. Убежала моя Таня с испорченной прической и размазанным макияжем. Моя же стерва, потеряв подполковника средь зала, запихала меня в машину и домой привезла. Про свой кураж забыла. Но с тех пор не верит, никуда одного не отпускает, даже когда в гости к кому-то приходим, все время на руке, сбоку болтается и ни на шаг не отпускает. Бояться стала.
— А Танюша? Так ничего и не состоялось? — спросил водитель криминалиста.
— Здороваемся, иногда парой слов перекинемся, на другое времени нет, обстоятельства не позволяют, никак не удается встретиться наедине. А то бы как знать? Подвернись возможность, конечно, не упустили б,— признался человек.
