Я обрадовался завтрашнему небольшому путешествию — в предвыборной гонке был недельный штиль, связанный с законодательством (на днях должен быть дан официальный старт) — Люся пыталась собраться с нами, но возвратиться к обеду мы не могли и, она бы не успела на свою работу к трем часам. Быстро забыв об этом, Люся углубилась в компьютер. Натянув свитер и джинсы, я отправился на автомойку. Внутри моя «десятка» выглядела так, словно в ней возили глинозем из ближайшего карьера. Окружающие к этому привыкли, называли меня свиньей, но Галины гости из Калининграда моей мятущейся натуры могли не оценить. Внезапный приступ чистоплотности стоил мне 20 долларов. Расстроенный, я позвонил Андрюхе и предложил открыть мойку, стать богатыми упырями, наживаясь на слабости человека к порядку. Он быстро согласился, прибавив, что мойщицами должны быть мулатки с силиконовыми сиськами и, в бикини. Мы еще пару минут мастурбировали на эту тему, считали возможные барыши, чуть не купили форд «Мустанг» и съездили в Европу.

Следующий день был на диво солнечным и томным. Я подъехал к месту встречи с Галей и ее родственниками минут на пять раньше, но они уже топтались на улице в теплых куртках (дома у них уже, видимо, зима). Галя представила мне приятного старика — родного брата своего отца, его сына, бывшего офицера и его супругу. Я немедленно забыл, как их зовут. Старика мы усадили на переднее сидение, Галя с остальными разместилась сзади. Все было мило и не принужденно. Меня немного расстраивала собственная инициатива не курить в машине, чтобы не мешать пассажирам. Они в свою очередь убеждали меня в том, что курение им не помешает, а наоборот, облегчит жизнь, но я оставался непоколебим.

Площадь возле Ханского дворца была пустынна, несколько лотков с псевдовосточными кустарными изделиями, орехами и сигаретами. Молодой татарин в оранжевом жилете, надетом поверх джинсовой куртки, за 2 доллара предложил охранять мою машину от всех земных напастей. У меня было хорошее настроение, я заплатил ему, припарковался в указанном месте и, мы с калининградцами отправились осматривать дворец. Последний раз я здесь был лет двадцать назад. Мне казалось, что я все помню, но, войдя, я изменил мнение. Детские впечатления испарились, осталось только любопытство и удивление. Гости побежали фотографироваться возле достопримечательностей, я сел на скамейку под старым деревом и закурил. На входе под аркой стоял милиционер с рацией на боку и наблюдал, как я достаю сигареты, потом отвернулся и скрылся в дежурном помещении. Татарин-фоторгаф раскладывал на соседней скамейке цветные халаты и тюбетейки. Иногда он поглядывал на меня, оценивая как потенциального клиента, но что-то в моем внешнем виде сказало ему, что к его услугам я прибегать не собираюсь, он установил цифровой аппарат на треногу и сел прямо на свой реквизит. С дерева падали крупные каштаны, катились по брусчатке, я поднял несколько и стал сжимать их в ладонях, перекладывая из одной в другую. В голове было звонко от тишины.

Мимо прошли две девушки-туристки иностранного вида, симпатичные, но блеклые, улыбнулись мне приветливо и равнодушно, удаляясь навсегда из моего поля зрения, к выходу, в автобус, мимо других, сидящих на скамейках чужих людей. За ними в теплой пустоте черепной коробки потянулся кильватерный след, пенясь, расширяясь, в этой белой полосе плескались стаи красивых женщин, которых я успел полюбить, и люблю, сотни не очень красивых и умных, с которыми встречался в постели, совсем страшненьких и добрых, их лиц уже не вспомнить — они обесцветились алкоголем, прятались за стеной табачного дыма… Все это мои женщины, совсем разные и одинаково жадные, желающие быть единственными, они и были единственными в каждый, отдельно взятый промежуток времени, я радовался им, старался не врать, но врал, получая взамен их одиночество. Уже не помню имен, но рад, что встретился с каждой, лелею эти подарки судьбы и смакую их соленую томительную грусть и яростное понимание бесперспективности дальнейших отношений.

Развалившись на скамейке, я радовался, что согласился сюда поехать, что день такой теплый, что телефон молчит и калининградцы сами себя развлекают.

Пора купить дачу!

Вся моя жизнь состоит из этих «пора». Пора купить новый компьютер, съездить в Прагу, сделать ремонт, вылечит зубы, бросить курить… А кто-то уже и в Вене побывал, улыбаясь фарфоровыми голливудскими зубами, отправив мне фотоотчет по Интернету с помощью ноутбука за три тысячи баксов, а Лексус он приобрел без пакета курильщика, так как уже бросил..

Еще чуть-чуть и я начал бы кусать себя за пятки от собственной не состоятельности, от хронического опоздания на поезд жизни, но тут появилась Галя со своими родственниками и в сопровождении экскурсовода. Мне предложили осмотреть гробницы крымских ханов Гиреев и я согласился, хотя не люблю кладбищ. Место захоронения находилось за простой железной калиткой явно сделанной советскими сварщиками, но саркофаги мне неожиданно понравились. В них была какая-то сила. Чувствовалось, что здесь похоронены воины и правители, а не булочники и кузнецы. Я вспомнил татарина-фотографа, его глаза, светящиеся мечтой получить несколько рублей у туристов, и не поверил, что он является потомком Великих Ханов. Хотя я тоже мало напоминаю Петра Первого, что не мешает мне быть о себе непомерно высокого мнения. Молодой (по сравнению со своим отцом) калининградец восторженно снимал на китайский цифровик могилы и пытался показать мне на маленьком мутном дисплее результат съемок. Я не мог ни черта разобрать, но с энтузиазмом обсуждал с ним достижения современной электроники.

— А потом я эти снимки перенесу на компьютерный диск и распечатаю, — делился со мной своими знаниями Коля (вспомнил, как его зовут!), — очень удобно!

Я всячески изображал из себя папуаса, чтобы доставить ему удовольствие. Тут завибрировал мой КПК «Леново», я ответил на Люсин звонок, и увидел Колины глаза. У него был вид английского джентльмена, который в присутствии дам, показывал виртуозную езду на велосипеде, но упал, при этом разодрав на заднице брюки. Я мысленно проклял свой дорогущий телефон, который всем своим видом показывал, кто в каком веке живет. Коля решил, что я живу в XXІІ. Я покраснел.

— Сейчас мы по едем в Свято-Успенский монастырь, — сообщила нам Галя, — красотища, тебе там нравится? (Это мне).

Я неопределенно пожал плечами: я там не был, много слышал, но, не был. Для крымчанина это стыдно, но я не настояний крымчанин. Галя посмотрела на меня, как на язычника, но от комментариев воздержалась.

— После монастыря поедим чебуреков, — только и сказала она.

Мы сели в машину, дорога была не долгой и через пять минут мы были на месте. Всю поездку Галя нас пугала трудным подъемом к монастырю, который насчитывает 800 ступенек, но она привыкла, и мы сможем. Я начал сомневаться в своих способностях. Однако, страхи были не обоснованы. Охранник, вооруженный шлагбаумом, увидев на пассажирском сиденье старика, пропустил нас дальше, чем положено. Мы подъехали практически к самому монастырю, оставили машину на узком пятачке у обочины и прошли остаток пути до входа, разглядывая странные дома на другой стороне ущелья, врезанные прямо в скальную породу.

На площадке возле монастыря стояла палатка с религиозными аксессуарами — свечами, иконами, крестами, молитвенниками и святой водой. Я всегда покупал что-нибудь в не знакомых местах, но был так поражен видами монастыря, что испытал благоговейный ужас, который испытывали идолопоклонники впервые увидев христианские соборы. Я поднимался по крутой каменной лестнице в часовню и меня окружали вырезанные прямо в скале лики святых, таблички с названиями православных монастырей со всего света, архангелы со злыми глазами, я впервые понял, что я червь, что наказание не избежать, я ускорил шаг, я готов был принять наказание. На верхней террасе, перед дверью в часовню стояли две женщины в белых платочках и шептали молитвы. Я увидел, что дверь закрыта, надпись на листке бумаге сообщала о каком-то перерыве. Заглянув через парапет в пропасть, я начал спускаться ни чуть не разочарованный. На встречу мне попались Коля с женой, которых я обогнал на подъеме. Коля фотографировал, хотя множество табличек предупреждали, что этого делать нельзя. Узнав, что часовня закрыта, они продолжили подъем, а я спустился вниз к Гале и старику.