При этой неожиданной атаке апачи (это были они) разразились испуганным воем. Но прежде чем они успели повернуть лошадей, второй залп унес пять новых жертв из их рядов. Тогда индейцами овладел безумный страх. Круто повернув лошадей, они бросились врассыпную, и десять минут спустя никого из них уже не было видно.

Охотники и не подумали о том, чтобы выйти из зарослей и преследовать их.

Курумилла спешился, ползком выбрался из чащи на поле сражения и добросовестно оскальпировал апачей, павших под выстрелами его товарищей. Одновременно он успел поймать лошадь без всадника, пробежавшую мимо него. Совершив все это, он возвратился к своим товарищам.

— К какому племени принадлежат эти псы? — спросил его Валентин.

— К племени Бизонов, — ответил Курумилла.

— Ого! Тогда мы легко отделались, — сказал охотник. — Станапат, кажется, вождь племени Бизонов?

Курумилла утвердительно кивнул головой и, стреножив пойманную лошадь, преспокойно уселся у ручья.

Между тем незнакомец был удивлен не менее апачей неожиданной помощью, явившейся ему именно в тот момент, когда он уже считал себя безвозвратно погибшим. Когда раздались выстрелы, он остановил свою лошадь и после минутного колебания медленно поехал обратно.

Валентин наблюдал за всеми его движениями.

Подъехав к кустарникам, незнакомец слез с лошади, решительным жестом раздвинул те кусты, которые преграждали ему путь, и твердым шагом вышел на поляну, где засели мексиканцы.

Это был не кто иной, как уже знакомый читателю дон Мельхиор, которого Красный Кедр так боялся.

Когда дон Мельхиор очутился со своими спасителями лицом к лицу, он снял шляпу и вежливо поклонился.

Те так же вежливо ответили на его поклон.

— Вива Диос 9 ! — воскликнул он. — Я не знаю, кто вы такие, сеньоры кабальеро, но я благодарен вам от всей души за то, что вы меня выручили — я вам обязан жизнью!

— На Диком Западе, — ответил Валентин с благородством, — невидимые цепи соединяют людей одного и того же цвета кожи. Они составляют, так сказать, одну семью.

— Да, — сказал незнакомец задумчиво, — это должно бы быть так. К несчастью, — добавил он, покачав головой, — прекрасные принципы, которым вы следуете, сеньоры кабальеро, очень редко применяются на практике. Но не мне говорить об этом в настоящую минуту, когда благодаря вашему великодушному вмешательству я остался в живых.

Присутствующие молча поклонились.

Незнакомец продолжал:

— Будьте так добры назвать мне себя, кабальеро, чтобы я мог начертать в своем сердце имена, которые всегда будут мне дороги!

Валентин бросил на говорившего проницательный взгляд. Этим взглядом он, казалось, хотел прочесть в сердце незнакомца самые сокровенные его мысли.

Тот печально улыбнулся.

— Простите невольную горечь, которой пропитаны мои слова, — сказал он. — Я много выстрадал, и помимо моего желания едкие слова часто срываются с моих губ.

— Человек живет на земле, чтобы страдать, — строго ответил Валентин. — Каждый из нас должен нести свой крест. Дон Мигель Сарате, его сын и генерал Ибаньес могут служить подтверждением этой истины.

При имени дона Мигеля Сарате яркая краска залила щеки незнакомца, и глаза его сверкнули, несмотря на все его усилия остаться хладнокровным.

— Мне часто приходилось слышать о доне Мигеле, -сказал он, поклонившись, — я слышал также об опасностях, которым он подвергался и от которых его избавил храбрый, честный охотник.

— Этот охотник перед вами, — сказал дон Мигель. — Увы! Нам предстоят впереди еще гораздо большие опасности!

Незнакомец с минуту очень внимательно смотрел на него, потом, сделав шаг вперед и скрестив руки на груди, сказал проникновенным голосом:

— Послушайте, сам Бог внушил вам мысль прийти мне на помощь, потому что с этой минуты я принадлежу вам телом и душой. Я знаю, зачем вы, дон Мигель Сарате, вы, дон Пабло, вы, генерал Ибаньес, и вы, Кутонепи, очутились здесь — потому что, если я не ошибаюсь, вы тот самый знаменитый охотник, слава о котором разнеслась по всем западным прериям…

— Да, это действительно я, — скромно ответил Валентин.

— Я знаю, повторяю вам, — продолжал незнакомец, — какая важная причина заставила вас нарушить все ваши привычки и отправиться в ужасные прерии Дикого Запада!

— Вы знаете?! — воскликнули охотники с удивлением.

— Я все знаю! — твердо ответил незнакомец. — Мне известно, как вас изменой отдали в руки ваших врагов; я знаю, наконец, что дочь вашу похитил Красный Кедр.

При этих словах дрожь пробежала по телу охотников.

— Кто же вы, в таком случае, чтобы знать все эти подробности? — спросил Валентин.

Печальная улыбка мелькнула на губах незнакомца.

— Кто я? — с грустью сказал он. — Не все ли вам равно, коль скоро я хочу служить вам?

— Но так как мы ответили на ваши вопросы, то теперь ваша очередь ответить нам.

— Вы правы, — заметил незнакомец. — Я удовлетворю ваше любопытство. Я человек, имеющий тысячу имен: в

Мексике меня зовут дон Луи Аррояль, компаньон банкирского дома Симсон, Педро Муньес, Карваллос и К»; в северных провинциях Мексики, где я давно уже стал популярен благодаря своим безумным тратам, я ношу имя Эль-Гамбусино; на восточном побережье Соединенных Штатов и в Мексиканском заливе, где я иногда появляюсь на одномачтовом судне, чтобы воевать с работорговцами, меня зовут the Unknown. (Неизвестный); у северных американцев — the Blood's Son (Сын Крови); но настоящее мое имя то, которое дают мне люди, знающие обо мне ровно столько, сколько я хочу, чтобы они знали. Это имя

— La Vengador — Мститель. Довольны ли вы теперь мной, сеньоры кабальеро?

Никто ему не ответил. Каждый из охотников слышал самые различные сплетни об этом необыкновенном человеке; в высшей степени странные слухи о нем носились в Мексике, а также и в Соединенных Штатах, доносясь до самых прерий; рассказывая о некоторых его поступках, преисполненных геройства и похвальной доброты, в то же время говорили о совершенных им деяниях неслыханной жестокости, доходящих до зверства. Он внушал таинственный ужас как белым, так и краснокожим, и каждый из них старался избегать встречи с ним, хотя никакие факты не подтверждали этих противоречивых слухов. Валентину и его спутникам часто приходилось слышать о Сыне Крови, но они впервые столкнулись с ним лицом к лицу и теперь невольно удивлялись его благородной манере держать себя, а также его величавой осанке.