Разбойники испустили торжествующий крик, который, однако, вслед за тем сменился криком ярости.

Андрес Гарот упал им на руки с простреленной грудью, сраженный пулей Курумиллы.

Тем временем рассвело, показалось солнце, величественно выплывавшее на горизонте и освещавшее своими лучами апокалипсическую картину разбушевавшейся природы, но все же вселившее немного мужества в растерявшихся людей.

Краснокожие с отличающей их живостью и ловкостью изготовили около двадцати пирог и начали спускать их в волны.

Охотники старались притянуть плот к себе, тогда как разбойники употребляли величайшие усилия, чтобы держать его по течению.

Курумилле дважды удавалось бросить лассо так, что оно захватило стволы деревьев, но дважды Красный Кедр разрубал его своим мачете.

— Надо покончить с этим бандитом, — сказал Валентин, — убьем его во что бы то ни стало!

— Одну минуту! Умоляю вас! — воскликнул дон Мигель.

— Дайте мне поговорить с ним, может быть, мне удастся тронуть его.

— Гм! — пробормотал охотник, опуская вниз дуло своего ружья. — Было бы легче тронуть душу тигра. Дон Мигель сделал несколько шагов вперед.

— Красный Кедр! — закричал он. — Сжальтесь надо мною, отдайте мне дочь!

Разбойник рассмеялся, ничего не отвечая.

— Красный Кедр, — повторил дон Мигель, — сжальтесь надо мной, умоляю вас, я заплачу вам выкуп, какой только вы пожелаете, но именем всего священного в мире — отдайте мне мое дитя! Вспомните, что вы мне обязаны жизнью.

— Я вам ничем не обязан, — ответил скваттер резко, — жизнь, которую вы мне спасли, вы же хотели отнять у меня. Мы квиты.

— Дочь моя! Отдайте мне мою дочь!

— А где моя дочь? Где моя Эллен? Отдайте мне ее, может быть, тогда я соглашусь отдать вам вашу.

— Ее нет с нами, клянусь вам, Красный Кедр, что она уехала, чтобы присоединиться к вам.

— Ложь! — завопил разбойник. — Это ложь!

В этот миг донья Клара, за движениями которой не наблюдали, воспользовалась тем, что скваттер перестал следить за нею, и решительно бросилась в воду.

Но при шуме, вызванным ее падением, Красный Кедр обернулся и с яростным криком нырнул вслед за нею.

Тогда охотники стали стрелять в разбойника. Но он, точно заколдованный, с сардонической усмешкой отклонял голову перед пулями, падавшими в воду вокруг него.

— Ко мне! — кричала молодая девушка прерывающимся голосом. — Отец! Валентин! Ко мне! Спасите!

— Вот я, — отвечал дон Мигель. — Мужайся, дитя мое, мужайся!

И поддаваясь только отцовскому чувству, дон Мигель ринулся вперед.

Но по знаку Валентина Курумилла и Орлиное Перо удержали его, несмотря на усилия, которые он предпринимал, чтобы вырываться.

Охотник схватил нож в зубы и бросился в реку.

— Приди, отец мой! — повторяла донья Клара. — Где же ты? Где же ты?

— Я здесь! Я здесь! — отвечал дон Мигель.

— Мужайтесь! Мужайтесь! — кричал Валентин. Охотник сделал отчаянное усилие, чтобы приблизиться к девушке. Два врага очутились лицом к лицу посреди бушующих волн Рио-Хилы.

Забыв всякое чувство самосохранения, они бросились друг на друга с ножами.

В этот миг страшный шум, похожий на грохот целого артиллерийского дивизиона, послышался в недрах земли. Ужасный толчок потряс всю равнину, и река с непостижимой силой потекла назад в свое русло.

Красный Кедр и Валентин, захваченные громадным водоворотом, образовавшимся от страшного сотрясения, кружились несколько секунд, отброшенные друг от друга, а между ними зияла бездонная пропасть.

В эту минуту послышался неистовый крик.

— Вот! — заревел Красный Кедр. — Я говорил, что отдам тебе дочь только мертвой. Приди ее взять!

И с дьявольским смехом он вонзил нож в грудь доньи Клары.

Бедная девушка упала на колени, сложила руки и, испуская дух, проговорила в последний раз слабеющим голосом:

— Отец мой! Отец мой!

— О-о! — воскликнул дон Мигель. — Горе! Горе! — И повалился без чувств на землю.

При виде гнусного убийства Валентин, понимая свое бессилие, мог только с отчаянием ломать руки.

Курумилла навел свое ружье и раньше, чем Красный Кедр, выбравшись на берег, мог пустить галопом свою лошадь, выстрелил. Но пуля, плохо направленная, не настигла бандита, издавшего торжествующий крик и умчавшегося во весь опор.

— О! — воскликнул Валентин. — Клянусь, что я убью это чудовище!

Толчок, о котором мы говорили раньше, был последним всплеском землетрясения. Чувствовалось еще несколько колебаний, но уже едва заметных, точно земля старалась прийти в равновесие, на минуту потерянное.

Апачи, унесенные своими пирогами, были уже далеко;

пожар потухал, не находя пищи в этой стране, разрушенной и затопленной волнами реки.

Несмотря на помощь, оказанную друзьями дону Мигелю, он не приходил в себя.

Генерал подошел к охотнику, мрачному, задумчивому, стоявшему, опираясь на ружье, с устремленными вдаль глазами.

— Что же мы стоим на месте? Почему не преследуем этого негодяя?

— Потому, — отвечал Валентин грустным голосом, — что прежде всего надо отдать последний долг жертве. Генерал поклонился.

Час спустя охотники предали земле тело доньи Клары. Дон Мигель, поддерживаемый сыном и генералом Ибаньесом, плакал, горестно склонясь над могилой, скрывшей в себе его дитя.

Когда индейские вожди засыпали могилу и навалили на нее громадные камни, чтобы дикие животные не осквернили ее, Валентин, взяв руку своего друга и с силой сжимая ее, сказал:

— Дон Мигель! Женщины плачут, мужчины мстят!

— О, да! — вскричал асиендадо с нечеловеческой энергией. — Месть! Месть!

Но — увы! — крик этот, вырвавшийся из его груди над только что зарытой могилой, прозвучал без ответа.

Красный Кедр и его товарищи скрылись за бесчисленными изгибами реки.

Много дней должно будет пройти, пока наконец настанет желанный час мести!

Бог, пути Которого неисповедимы, не сказал еще: довольно!

Быть может, Он приготовил Красном Кедру достойное наказание!