Мэгги пригляделась и с удивлением узнала мужчину с худым лицом из бара гостиницы «Монтелеоне», который входил в дом Вика Форбса, закрытый для прессы. Хотя он и журналист. Что происходит? Простейшее объяснение — этот мужчина не журналист, а переодетый в штатское полицейский.
Тим вернулся, и Мэгги ничего ему не сказала. Нацарапала что-то в блокноте, и они вместе вернулись в «Монтелеоне».
В гостинице Мэгги неохотно позволила вновь отвести себя в бар «Карусель», где столик международной журналистики собрался вновь. На сей раз она заказала всем виски.
Минут через двадцать подошел и мужчина с худым лицом; опять сел один за столик, опять открыл свой ноутбук, словно бы собираясь заняться журналистским делом.
Мэгги извинилась перед новыми приятелями и без какого бы то ни было ясного плана направилась прямо к этому мужчине.
— Извините, — начала она.
— Что такое? — сказал он. Американец, судя по выговору.
— Кто вы?
— Отвечу, если вы представитесь. — Он обнажил в улыбке кривые зубы.
— Меня зовут Лиз Костелло. «Айриш таймс».
— Льюис Ригби. Пишу для «Нэшнл инквайрер».
Этого она не ожидала.
— Таблоид для супермаркетов?
— Да, таблоид для супермаркетов, который тем не менее раскрыл крупнейшую политическую интригу прошлого года.
— Внебрачный ребенок Марка Честера? Это ваше?
— Не лично мое, но да. Не хотите присесть?
Мэгги вытянула из-под столика стул, придумывая новую стратегию в свете этой новой информации.
— А здесь, — дружелюбно сказала она, — вы по поводу дела Форбса?
Он улыбнулся, словно бы облизываясь в предвкушении.
— Именно так.
— Хорошо, — тихо сказала Мэгги. — А мне тут рассказали, что сегодня один репортер, чтобы проникнуть на место преступления, дал взятку сотруднику новоорлеанского Управления полиции при исполнении служебных обязанностей. Вы же понимаете, это тяжкое преступление во всех пятидесяти штатах.
Он побледнел:
— Боже мой.
— Не волнуйтесь. У каждого своя работа. Я не проболтаюсь…
Он глубоко вздохнул.
— …если вы поделитесь со мной тем, что получили, — продолжала Мэгги.
— Вы шутите. Невозможно, чтобы…
— …«Нэшнл инквайрер» столкнулся с обвинением в подкупе полицейского. Это слишком серьезно. Поэтому сейчас вы наберете номер телефона вашего друга и попросите его организовать еще один визит в этот дом. Вместе со мной.
Фургоны телевидения стояли на прежнем месте; Ригби пояснил, что один местный, а второй — японский. Не о чем беспокоиться. Все же Ригби настоял на том, чтобы подождать на другой стороне улицы, в тени. Наконец показался полицейский, которого Мэгги сегодня уже видела, и Ригби выступил из тени навстречу ему. «Коллега», — кивнул он на Мэгги. Коп пожал плечами, словно говоря: «Да плевать мне».
В молчании он провел их под ленту, потом по ступенькам, словно совершал обычную полицейскую процедуру. Войдя внутрь, протянул им по паре резиновых перчаток. Сам тоже надел, потом включил свет.
— Правила знаете: ничего не трогать, ничего не брать. У вас пять минут.
Мэгги обшаривала глазами помещение, стараясь собрать как можно больше информации. Минимум мебели. Квартира производила впечатление нежилой, как сдаваемая внаем.
Ригби уже обошел первый этаж и поднимался по лестнице в спальню, видимо радуясь возможности увидеть все это во второй раз. Мэгги пошла за ним. Поднявшись по спиральной кованой лесенке, она оказалась на крошечной площадке с тремя дверями: в спальню, в ванную и в небольшой кабинет.
Мэгги вошла в ванную комнату и открыла аптечный шкафчик. Ничего, кроме зубной пасты и крема для бритья. С другой стороны площадки, в спальне, стоял Ригби и фотографировал.
Она заглянула в кабинет. У стены стеклянный стол, на нем — огромный компьютерный экран. С обеих сторон от него еще два, повернутые под разными углами. Под столом — путаница кабелей и проводов, ничего ни с чем не соединяющих. Значит, на столе только мониторы; процессоры, должно быть, забрала полиция.
Она услышала скрип — Ригби выходил из спальни.
— Я быстро, — шепнула она, протискиваясь мимо него.
— Обратите внимание на потолочную балку возле окна, — сказал он. — Там это и произошло.
Спальня была столь же безлика, как нижняя комната. Кровать, прикроватный столик, старомодный гардероб. Никаких фотографий. Если здесь и было что-то, способное пролить свет на личность Вика Форбса, то полиция это унесла.
С нижних ступенек лестницы донесся голос полицейского:
— Через полторы минуты освобождаем помещение!
И тут она услышала звук.
Первый гудок почти слился с голосом полицейского, и она подумала, что он включил сигнал тревоги. Но, когда раздался второй гудок, она поняла, что источник звука гораздо ближе.
Она распахнула шкаф. Костюмы, преимущественно серые. Она стала их ощупывать, но ничего не находила. Присела на корточки, зашарила по дну, лихорадочно ища в темноте объяснения этим гудкам. Выпрямилась, проверила верхнюю полку. Ничего.
И снова раздался низкий гудок.
— Пойдемте. — В дверях появился Ригби. — Уходим.
Дверь шкафа была открыта и загораживала от него ее руки. Она обшаривала карманы пиджаков один за другим и наконец в очередном пиджаке нашла то, что искала.
Она повернулась к журналисту из «Инквайрера» и улыбнулась своей самой теплой улыбкой, незаметно вытаскивая приборчик и опуская его в собственный карман.
Вашингтон, округ Колумбия, среда, 22 марта, 22 ч. 15 мин.
— Итак, теперь решение принимаете вы. Вы поговорили с коллегами, и они сказали, что в конгрессе вы получите полную поддержку Республиканской партии.
— Они сказали. А ты прекрасно знаешь цену словесным договоренностям в этом городе.
— Знаю, сэр. Они ничего не стоят.
Она это сделала одним лишь словом и, конечно, знала, что делает. Словечком «сэр». Он тотчас ощутил толчок в чреслах. Сегодня вечером она умело играла свою роль: скромная и в то же время роскошная красотка-южанка. Стоило ей назвать его «сэр» и взмахнуть ресницами, как он переносился в девятнадцатый век: он — хозяин поместья, и она склоняется, подчиняясь его воле…
Он посмотрел на часы: четверть одиннадцатого. Надо спешить.
— Что касается работы, Синди, то критической точкой стала смерть Форбса. Наши избиратели должны быть уверены, что Форбс убит по приказу Стивена Бейкера.
— Здесь у нас не слишком много сторонников. Губернатор Тетт, конечно, наш, но он окружен демократами. Но есть и хорошая новость. «Нэшнл инквайрер» начал вынюхивать.
— Это действительно хорошая новость. Это великая новость, Синди. Если мы правильно ею распорядимся, Бейкер кончился.
— А вы, сэр, вы начнетесь. — Она снова взмахнула ресницами. — Ударьте меня, если я не права.
Вот-вот, оно самое. Вожделение стало непреодолимым. Сенатор Рик Франклин взглянул на фотографию на своем столе: он и четверо его детей улыбаются прямо в объектив, а жена, с которой он прожил восемнадцать лет, с улыбкой смотрит на него. Фотографию он положил лицом вниз и посмотрел на часы. Если быстренько, то успеем.
— Что ж, Синди, я не стану нарушать правил этого дома и наложу на тебя наказание, которого ты заслуживаешь.
Они достаточно долго практиковались, сенатор и его ассистентка, так что на весь ритуал у них ушли считаные минуты.
Закончив, он почувствовал, что готов совершить жест, который определит его карьеру и, возможно, изменит ход американской истории. Он набрал номер, который положила перед ним Синди, дождался ответа оператора и вместе со всплеском адреналина ощутил важность того, что он собирается сделать.
— Это сенатор Рик Франклин. Мне нужно поговорить с президентом.
Новый Орлеан, среда, 22 марта, 23 ч. 45 мин.
Целый час найденный приборчик жег ей карман. Льюис Ригби пригласил ее выпить, и, пока они выпивали и разговаривали, Мэгги, глядя в глаза этому нечистоплотному труженику пера и мило улыбаясь, не слышала ни слова из того, что он говорил, потому что вся мощь ее ума сосредоточилась в кончиках пальцев, которыми она снова и снова притрагивалась к этой штуке в кармане.