— Милый Рафаэль, — с чувством сказал Лоп, глядя ему в след, — какое у него золотое сердце, какое великодушие!

— А вы, братец, разве не такой же, как он?

— Нет, — сказал он, грустно покачав головою, — я не такой, как Рафаэль: он гораздо лучше меня! Ему, а не мне приходят на ум все хорошие и великодушные мысли, а я только следую его примеру. Он, не задумываясь, пожертвовал бы для меня жизнью, если нужно, а мое первое побуждение почти всегда бывает дурное. Правда, как только является размышление, оно исправляет мое первое побуждение, но тем не менее факт остается фактом!

— Вы умышленно клевещите на себя, Лоп! Все что вы сказали, не правда: вы ничуть не хуже Рафаэля; я это знаю. Не утверждайте противного, я вас лучше знаю, чем вы сами, дорогой брат!

— Да, да, ваш брат, Ассунта, называйте меня всегда братом: это слово в ваших устах наполняет меня радостью. Да и на самом деле, разве мы с вами не брат и сестра по душе, если не по крови?! Мы выросли вместе, воспитывались вместе и вы не можете себе представить даже, на сколько я люблю вас.

— Вы любите меня… как родную сестру?! — сказала она не совсем уверенно.

— Да, как дорогую, любимую сестру! — с грустной улыбкой подтвердил он, — люблю вас так, что не хотел бы никогда расставаться с вами.

— Никогда не расставайтесь со мной! — с видимым замешательством повторила она.

— Да, сестра, и потому в своих мечтах, так как я иногда мечтал!.. — со вздохом сказал он.

— И в ваших мечтах? — перебила она его с замирающим сердцем.

— Я говорю себе: «почему бы Ассунте не стать женою моего брата»? Рафаэль такой прекрасный, такой благородный человек, он сделал бы ее счастливой, я в этом убежден, а я…

— А вы? — едва дыша, спросила она.

— Я никогда не расставался бы с ними и был бы счастлив их счастьем! Я стал бы нянчить на руках их детей!

— Ах! — с недоумением прошептала донна Ассунта.

— Не правда ли, как было бы прекрасно? Какое отрадное будущее! Но, увы, ведь это только мечты!

— Мечты! — машинально и почти бессознательно прошептала девушка, — это правда!

Произнеся последние слова, дон Лоп был бледен, как мертвец, и отвернулся, чтобы утереть пот, выступивший крупными каплями на его лбу.

Молодая девушка смотрела на него с каким-то чувством страха, печали и недоумения.

— А, вот и Рафаэль! — весело воскликнул Лоп.

Действительно к ним подходил дон Рафаэль с ружьем за спиною, держа в руке другое, a за поясом у него виднелись два длинных пистолета.

— Я, кажется, немного задержался, но мне хотелось выбрать хорошее оружие. Уж если делать подарок, то надо, чтобы он действительно стоил чего-нибудь! Как ты находишь это ружье, Лоп?

— Прекрасным! Это несомненно довольно ценное оружие, — и protege Ассунты наверное останется доволен им!

— Ну, так я еду!

— Я провожу тебя до конюшни и по могу оседлать твоего коня: ведь, тебе же придется вести за собой в поводу лошадь дона Торрибио.

— Да, это правда, пойдем!

— Извините меня, сестра!

— До скорого свидания! — сказал дон Рафаэль.

— Вы к завтраку вернетесь?

— Постараюсь!

— Ну, до свидания! В добрый час!

Молодые люди направились в конюшню, а Ассунта долго еще стояла неподвижно под сводами портилло, провожая их глазами вплоть до того момента, когда они скрылись в конюшне. Затем она провела несколько раз рукой по лицу, как бы желая прогнать докучливую мысль!

— Неужели он слышал наш разговор? — прошептала она, — о, если бы это было так, это было бы очень хорошо!.. Это надо узнать!.. И она задумчивая вернулась в ранчо, куда ее звала донна Бенита.

Прошло несколько дней со дня происшествия у «моста лиан», и никто не вспоминал о нем, казалось, да и в самом деле о нем совершенно забыли.

Дон Сальватор не только не упрекал ни в чем свою племянницу, но мало того, на следующее утро, во время завтрака, когда она подошла к нему немного робко, чтобы поздороваться с ним, как всегда, заключил ее в свои объятия и, целуя несколько раз кряду, сказал ей самым ласковым тоном.

— Ты ангел, Ассунта! — Никогда я не смогу достаточно любить тебя, дорогая, за то счастье, какое ты вносишь в наш дом!

В течение нескольких последовавших за этим дней Ассунта напрасно пыталась вступить в разговор более или менее интимного характера с Лопом. Молодой человек, не показывая вида, что избегает ее и разговора с нею, каждый раз устранялся, не желая оставаться с нею с глаза на глаз.

Каждое утро молодая девушка, выросшая и воспитанная вместе с Рафаэлем и Лопом, имела привычку, здороваясь, целоваться с ними, как только она, бывало, выйдет из своей комнаты, свежая и благоухающая, как омытый утреннею росою, только что распустившийся цветок шиповника.

Однажды утром, когда Ассунта хлопотала по хозяйству с донной Бенитой, Лоп вошел в комнату. Ассунта по обыкновению весело поспешила к нему, подставляя ему свое свеженькое личико для поцелуя и приветливо здороваясь с ним.

Он отвечал ей таким же приветствием, но, вместо обычного поцелуя, слегка отстранился и шутливым тоном сказал:

— Нет, сестричка! Теперь вы стали прекрасной, взрослой девушкой, с которой такого рода фамильярности становятся уже не приличны! Эти братские ласки были уместны, когда вы были ребенком. Теперь они между нами не допустимы, я должен уважать в вас женщину, в которую вы теперь превратились из ребенка!

— Благодарю вас, брат! — И она упорхнула как птичка, веселая, счастливая и довольная.

— Прекрасно сказано, сын мой, — похвалила его донна Бенита, — приди и поцелуй меня. Я теперь уже слишком старая женщина, чтобы это могло иметь для меня или для тебя какое либо значение!

— Вас, мамаша, я поцелую с радостью! — сказал он, крепко обнимая и целуя донну Бениту.

— Тебе следовало бы посоветовать то же самое и брату твоему, чтобы он последовал твоему разумному совету.

— Нет, этого я сделать не могу, милая матушка!

— Почему же? — спросила она удивленно.

— Потому, что он старший и после отца глава семьи: он имеет право целовать Ассунту, а я нет… К тому же как знать?.. может быть…

Но спохватившись, что сейчас скажет больше, чем надо, он прервал себя на полуслове и, почтительно поклонившись мачехе, вышел из комнаты, оставив донну Бениту в полном недоумении относительно значения и смысла его слов.

— Ах! — прошептала она, — что же все это значит? Я ничего в этом не понимаю, а эта сумасшедшая девочка, которая благодарит его так сердечно за то, что он отказался целовать ее! Господи! Что здесь такое делается!.. но я это узнаю! — добавила она немного погодя.

Однако, это было не так легко, как она полагала. Ассунта оставалась неприступной и не проронила ни одного слова, упорно храня молчание на этот счет. И на этот раз донна Бенита совершенно задаром потратила все свои хитрости и уловки и все свои дипломатические приемы.

Дон Сальватор и его сыновья проводили все ночи вне дома. Контрабанда в это время велась с особым оживлением и успехом с иностранными судами, французскими и английскими, пристающими в Сан-Блаз. Эти трое мужчин зарабатывали громадные деньги; им платили особенно щедро еще потому, что они были чрезвычайно ловки и опытны в своем деле и им всегда удавалось спасти товары, которые они брались доставить тайным образом.

Между тем политический горизонт этой несчастной страны омрачался все более и более, и театр войны охватывал все более и более обширные пространства. По всей Новой Испании инсургенты дрались с невероятным озлоблением. Почти повсюду побиваемые и побежденные они по прежнему не падали духом и не теряли мужества; как только один их отряд был разбит и рассеян, и испанцы считали его уничтоженным навсегда, он вдруг совершенно неожиданно появлялся в другом месте, как бы возродившись снова. Борьба затягивалась до бесконечности; время шло, но ни та, ни другая сторона не могли похвастаться решительным перевесом, могущим решить в том или ином смысле великий вопрос, ради которого в течение последних четырех лет было пролито столько крови.