– Мы и проверили. И получили подтверждение, что Селена Уоррен улетела в Чикаго двадцать первого числа. Обратно она вылетела из аэропорта О'Хейр тридцатого в семь часов утра и приземлилась в Ла-Гуардии в десять тридцать по нью-йоркскому времени, через несколько часов после смерти своего бойфренда. Если ты подозреваешь Селену, то идешь по ложному следу. Девушка действительно любила Константина.

– Похоже на то… Кстати, у вас есть какие-нибудь дополнительные сведения о финансовом положении Константина?

– Положение лучше некуда. Тетушка Эдна щедро одарила племянника – оставила ему больше четырехсот тысяч долларов. Если он их не спустил, то по двести тысяч получат Селена Уоррен и дочь. Дез, повторяю, ты идешь по ложному следу…

– Знаю, Тим, знаю. Но давай взглянем на эту историю с другой стороны. Чем больше ошибок я делаю, тем больше ты ощущаешь свое превосходство. Разве плохо?

Тим расцвел в широкой улыбке:

– А в этом что-то есть!

– Послушай, тебе удалось установить, было что-то украдено из квартиры Константина?

– Удалось. Из квартиры ничего не исчезло.

– Что ж, меня это нисколько не удивляет. Полагаю, ты проверил алиби всех остальных?

– Проверил, разумеется. Мать с дочерью были в кино, причем дочка провела ночь у родительницы. Швейцар подтверждает, что они вернулись домой около полуночи и ни одна из них больше не выходила. Кстати, что ты думаешь о малютке Альме?

– Не очень-то она горюет по отцу, но не надо забывать, что Константин ушел от жены, когда Альме было всего восемь. Она выросла с чувством, что отец бросил ее.

– Да я не об этом. Ты видела еще одну такую неряху? Будь эта грязнуля моей дочерью, я бы взял ее за шкирку, сунул в ванну и вылил на нее все чистящие средства, что нашлись бы в доме.

– Алиби остальных ты тоже проверил? – упорствовала я, не позволяя Тиму свернуть с интересующей меня темы. Что Альма неряха, я и без него знаю, а мне надо выяснить что-то новенькое.

Филдинг демонстративно втянул голову в плечи и шутовски зачастил:

– Хорошо-хорошо, хозяйка. Сейчас все скажу, только не бейте. Деловой партнер Константина заявил, что до двух часов ночи он сидел в маленьком ресторанчике. Но его слова не подтверждаются, поскольку заведение в тот вечер закрылось в двенадцать. Значит, этот тип вполне может быть убийцей. Джек Уоррен, бывший муж Селены, уверяет, что всю ночь находился дома. Поэтому и у него алиби нет.

– Я узнала примерно то же. – Разочаровывать Тима своим открытием по поводу фальшивого алиби Луизы и Альмы я не спешила. Подожду до тех пор, пока не найду дополнительных доказательств. – А что насчет баллистической экспертизы?

– А что с баллистической экспертизой? – насторожился Тим.

– Константина убили из того же пистолета, что и миссис Гаррити?

– Нет. Но знаешь, Дез, вполне может статься, что наши убийства вообще не связаны друг с другом.

– Ты веришь в это не больше, чем я.

– На сегодняшнем этапе расследования я понятия не имею, во что верю. Мы должны набраться терпения. Послушай, мне казалось, ты хотела поделиться сведениями.

– Да, хотела.

– Ну?

И я затарахтела о Джерри и о своей новой гипотезе, как могли появиться отпечатки пальцев мальчика на холодильнике.

– По-твоему, это называется «поделиться»? Ты не находишь, что это самое настоящее свинство?

– А по-моему, вполне правдоподобное объяснение!

– Я тебе объясню, что такое «правдоподобно». Правдоподобно, что твой клиент, хотя он и не отличается смышленостью, время в кутузке даром не тратил и сочинил небылицу, благодаря которой рассчитывает отделаться от нас.

– Но все-таки такое возможно.

– Конечно. Возможно все, в том числе и то, что парнишка прикончил старуху, как мы и думали с самого начала.

– Да ладно тебе, Тим!

– Никаких «ладно тебе», Дез. До сих пор я не узнал ничего такого, что позволяло бы мне считать иначе. С моей точки зрения, твой клиент по-прежнему главный подозреваемый. И он будет продолжать оставаться главным подозреваемым, пока не обозначится связь между двумя убийствами. Если такая связь вообще есть!

– Ты это серьезно?

– Совершенно серьезно. И вот еще что. Когда ты в следующий раз явишься с предложением «поделиться» сведениями, я позабочусь о том, чтобы ты говорила первой.

В дверях я столкнулась с писклей Коркораном. Судя по пятнам на коричневой папке, которую пискля нес под мышкой, мой любимый коп только что потратил несколько долларов в местной забегаловке.

– Разрази меня гром, если это не Дезире Шапиро, самая прилипчивая зараза в мире!

– И тебе приятного дня, сокровище мое! И пусть тебя поразит изжога!

Выскочив из полицейского участка, я кинулась искать работающий телефон-автомат. В Нью-Йорке это равносильно поискам святого Грааля. После четырех бесполезных железяк, две из которых нагло проглотили мои монетки, поиски все-таки увенчались успехом.

Я позвонила в швейцарскую того дома, где обитала Луиза Константин. Некто по имени Артур сообщил мне, что Энгельгард, как обычно, заступит в одиннадцать вечера на ночную смену. По крайней мере, неведомый Артур так полагает.

Было лишь начало седьмого, до встречи с Энгельгардом оставалось пять часов. Я поймала такси и покатила домой. Пора было пополнить запасы провианта. Вооружившись сумкой-тележкой и парой объемистых пакетов, я отправилась меж прилавков за средствами, необходимыми для человеческого существования: яйцами, молоком, соком, кофе, газировкой, рыбой, морожеными курами, тремя сортами сыра, двумя видами макарон, всякой всячиной для салата, мясным фаршем, замороженной пиццей и ореховыми леденцами… Уф-ф…

Не успела я закончить разгружать тележку, как заявилась моя соседка Харриет – с просьбой одолжить немного крахмала. В итоге Харриет проторчала у меня час, прожужжав все уши об успехах своего чада в колледже. Потом она сбегала через коридор и принесла недавние снимки, призванные подтвердить, каким красавчиком стал с прошлого лета ее сыночек. Когда еще через час этой пытке пришел конец, я решила, что мой долг – подумать о собственном желудке, истомившемся за время визита словоохотливой наседки. Правда, стряпать я уже была не в настроении, а потому спустилась вниз с намерением перекусить в ближайшей кофейне. Я туда частенько наведываюсь, когда лень готовить.

Но по пути к кофейне очень кстати подвернулся уютного вида новый итальянский ресторанчик.

Я заприметила его еще два месяца назад, но только сейчас остановилась почитать меню. Цены оказались весьма и весьма соблазнительными. Я осторожно заглянула внутрь и облизнулась при виде еще более соблазнительных скатертей в клеточку и подсвечников в виде бутылок из-под кьянти. Правда, я упустила из виду, что ресторанчик почти пуст, – должно быть, была слишком голодна. Зато отметила счастливые улыбки, написанные на физиономиях немногочисленных посетителей. Было их всего четыре человека на довольно просторный зал.

Может, они тут веселящего газа подпускают? Этим вопросом я задалась после трапезы. Блюда, в отличие от цен, скатертей и подсвечников, оказались абсолютно не соблазнительными и весьма малоаппетитными.

Отведав заветрившийся салат, резиновую телятину и окаменевший творожный пудинг, я почувствовала, что готова к встрече с мерзким лжецом Энгельгардом.

Одарив меня ледяной улыбкой, этот тип неохотно открыл дверь.

– Здравствуйте, мэм, – заученно произнес он, поднося руку к фуражке. – Хороший день выдался?

Тот, кто придумал дурацкую поговорку, что ранят не слова, а тон, ни черта не смыслит. От слов типа «мэм» у женщины все внутри так и съеживается. Клянусь, не стану сегодня на ночь глядя и близко подходить к зеркалу!

Я выдавила улыбку, которая была не многим теплее оскала Энгельгарда.

– Не знаю, помните ли вы меня…

– Конечно, помню. На прошлой неделе вы задали мне несколько вопросов по поводу миссис Константин. Она ждет вас сегодня?