Глава девятнадцатая
Все понедельничное утро я исступленно пыталась дозвониться до малолетней Альмы Константин. Наконец в два часа дня трубку сняла красавица Тесс.
– Мне очень нужно поговорить с Альмой. Вы знаете, когда она вернется?
– Занятия у нее заканчиваются в начале четвертого. Дома она должна быть без четверти четыре, если где-нибудь не задержится, – самым любезным тоном прочирикала Тесс.
– Пусть она позвонит мне, как только придет. Это очень, очень важно!
Я повесила трубку и сунула в рот заранее приготовленный сандвич: перед звонком, который откладывала несколько дней, не мешало как следует подкрепиться.
Мы с Тимом Филдингом не разговаривали с того самого утра, когда вместе навестили Селену Уоррен. Я прекрасно сознавала, что Тим зол на меня как сто чертей, и, если честно, не винила его в этом. Впрочем, себя я тоже не винила. Еще чего! В конце концов, я защищала своего клиента! И сделала только то, что следовало сделать. После короткой репетиции (я превосходно справилась с ролью снисходительного и добродушного Тима Филдинга) я неохотно сняла трубку и медленно набрала номер. И быстренько швырнула ее на рычаг – вот такая я отважная и решительная особа! После чего позорно бежала в туалет, где набиралась решимости не менее четверти часа.
– Сержант Филдинг, – произнес любезный голос на другом конце провода спустя эти самые четверть часа. Но стоило мне назваться, как любезность мигом сменилась раздражением.
– Тим, знаю, что ты очень сердит на меня… – жалостливо начала я.
– Вот и отлично! – отрезал Филдинг. Так-так, разговор предстоит непростой.
– Ты уж прости за ту историю с Селеной. Каюсь, я тогда перешла все границы.
– Не могу с тобой не согласиться.
Похоже, все мои попытки оправдаться обречены на неудачу. Что ж, прибегнем к испытанному и хорошо зарекомендовавшему себя методу: буду прилюдно посыпать голову пеплом и угрызаться.
– Тим, я понимаю, что не имела права так себя вести. Боже, ты и представить не можешь, как мне тошно! До сих пор поедом себя ем.
Голос мой весьма правдоподобно дрогнул (спасибо школьному театру; казалось бы, сколько лет прошло, а сценические навыки до сих пор выручают). Труды не пропали втуне: Тим начал смягчаться.
– Да я понимаю, что тебе хотелось снять обвинения с этого парнишки Костелло, – нехотя признал он.
– Хотелось, ох как хотелось! И все равно я не имела права…
Видимо, Тиму надоело слушать, как я талдычу одно и то же. Он перебил мое заунывное бормотание:
– Почему бы нам не забыть об этом?
– Ой… А ничего, если я загляну к тебе завтра? У меня тут кое-что накопилось. Очень хочется с тобой обсудить. Я была бы тебе так благодарна!
– Должен заметить, наглости тебе не занимать. – Точно сказать не могу, но мне показалось, что, произнося эти слова, Тим улыбался. – Завтра меня не будет, но мы можем встретиться в среду.
Все-таки отличный парень этот Тим Филдинг!
В половине шестого от юной Альмы по-прежнему не было никаких известий. И перед тем как отправиться домой, я еще раз набрала ее номер. Тесс несколько растерянно сообщила, что ее подруга, по всей видимости, где-то задержалась.
После ужина я позвонила вновь. И опять нарвалась на Тесс.
– Альмы все еще нет. Даже представить себе не могу, что могло случиться. Наверное, зашла к подруге.
Надо отдать Тесс должное, врать она не большой мастер.
– Послушайте, милая моя девочка, у меня появились новые свидетельства, и я хочу оказать Альме любезность и обсудить новости с ней, прежде чем сообщить о них полиции. Пожалуйста, передайте ей мои слова.
Альма перезвонила через три минуты. Чувствовалось, что она отнюдь не горит желанием поболтать по душам. Но я подбавила в голос железных ноток, и упрямая девица согласилась-таки пообедать со мной – завтра, в небольшой кофейне, неподалеку от Нью-Йоркского университета.
Я прискакала в кафе на пять минут раньше назначенного срока. Наглая свистушка опоздала на целых полчаса.
Прямо скажем, в конкурсе красоты она вряд ли могла бы претендовать на победу. Все такие же грязные волосенки свисали тонкими сальными прядками, серое лицо казалось неумытым, косметика отсутствовала начисто, хотя, видит бог, помада, пудра и румяна пришлись бы как нельзя кстати. Забрызганный грязью плащ накинут поверх выцветшего синего свитера, а где девчонка откопала такие рваные брюки, представить невозможно.
Мы сидели в кабинке напротив друг друга. И вдруг совершенно неожиданно я разглядела удивительно приятные черты лица: красивые глаза (с которыми умело наложенные тени могли бы сотворить чудеса), короткий прямой нос и пухлые, четко очерченные губы. Боже мой, немного мыла с водой, самая малость косметики – и поверишь, что эта девчушка действительно дочь своих красивых родителей!
– Зачем вы хотели меня видеть? – спросила она без всяких предисловий.
– Давай сначала закажем что-нибудь.
– Я не голодна!
– Ну, легкая закуска никогда не бывает лишней.
Альма нацепила очки в проволочной оправе, которые тут же сползли на кончик носа, и скользнула взглядом по меню.
– Мне только салат из яиц и стакан воды, – буркнула она, обращаясь к официанту.
– И мне то же самое, только вместо воды – чашку крепкого кофе.
– И еще принесите мне кока-колы, – добавила она, когда официант уже отходил. Малый сделал пару шагов и снова остановился. – Постойте! И жареной картошки! С луком!
Мои благие намерения питаться святым духом, салатом и кофе рассеялись как дым. Согласитесь, нет на свете ничего более недолговечного и эфемерного, чем благие намерения…
– И мне! – гаркнула я вслед удаляющейся спине. – И мне картошку с луком, колу и… и чего-нибудь еще!
– Ну? – резко спросила Альма, когда мы наконец разобрались с заказом.
– Почему бы нам сначала не подкрепиться?
– У меня мало времени.
В отличие от нашей первой встречи, когда девочка выглядела просто безразличной, сейчас она так и излучала враждебность.
– Ладно, перейдем к сути. Альма, вы говорили, что ходили с мамой смотреть «Рождение звезды», так?
– Так.
– С Барброй Стрейзанд, так?
– Вы толчете воду в ступе.
А девчонка-то, оказывается, язва!
– Вы помните, мы обсуждали «Мужчину, который исчез»?
– Это вы о той дурацкой песенке? Да, помню.
– Так вот, Барбра Стрейзанд ее никогда не пела. Этой песни даже не было в фильме, который, по вашему утверждению, вы смотрели.
– Ушам своим не верю! – выкрикнула Альма. – И это вы называете свидетельством? Вот вы себя и раскрыли. Я с самого начала просекла, что вы пытаетесь заманить меня в ловушку! Мерзкая, пройдошливая ищейка, вот вы кто! – Ее натиск ошеломил меня. Честно говоря, я не подозревала, что девочка способна на столь сильные эмоции. – Послушайте, я никогда не говорила, что эту чертову песню пела Стрейзанд! К вашему сведению, я лишь сказала, что ее не пела Джуди Гарланд! И не пела она ее по той простой причине, что идиотской песенки не было в этой растреклятой киношке!
Я пожалела, что не захватила с собой в четверг магнитофон, чтобы предъявить этой сопливой девчонке ее собственные слова! Внутри у меня все так и кипело, но каким-то непостижимым образом я сумела сохраните спокойствие.
– Альма, мы обе знаем, что вы лжете.
А что еще я могла сказать?
Я ожидала, что Альма вскочит и хлопнет дверью, но, видимо, девчонка была гораздо голоднее, чем хотела показать. Она помалкивала, сверля меня злым взглядом, пока официант не принес наш заказ. Альма буквально набросилась на еду.
Поглощая салат, я снова попыталась вызвать ее на откровенность.
– Из того, что у вас нет алиби, еще не следует, что вас обвинят в убийстве отца, – сказала я, расправившись с яичным салатом. – На самом деле я почти уверена, что никто всерьез не подозревает вас. И то, что вы не можете подтвердить алиби своей матери, вовсе не означает, что у нее есть повод для беспокойства. Если она не убивала, то тревожиться ей не о чем. Но если вы будете упорствовать в своей нелепой выдумке, ложность которой я уже установила, то тогда у вас действительно могут возникнуть большие неприятности.
