Следующий вопрос, который всегда под названием "теодицея" стоял перед религиями, – объяснение и оправдание Бога, терпящего в мире Зло (рис. 2). Если происходящее в жизни содержит в себе зло, если налицо очаги зла, то какой стоит за этим смысл? Если горели печи Освенцима и фашизм уничтожил десятки миллионов славян, евреев и других, значит ли это, что в области смысла был какой-то импульс, идеология, энергия, которые это породили? Или и здесь "мухи отдельно, котлеты отдельно", смыслы отдельно, происходящее отдельно?

Мы видим, что в сегодняшнем Западе явно существует страстное желание отделить одно от другого. Я понимаю рискованность сопряжений, но постоянно это обнаруживаю:

– Мирча Элиаде был последовательным железногвардейцем…

– Нет, знаете, он был философом!

– Юнг последовательно стоял на фашистских позициях…

– О! Это архетипы!

– А Хайдеггер?..

– Это экзистенциальная философия.

Я не хочу никому "пришивать дело" и понимаю, что сложно заставить Ницше отвечать за капо в Освенциме, хотя и считаю, что это в каком-то смысле нужно сделать. Однако в современном западном обществе существует гигантское желание этих мух от этих котлет отделить окончательно и бесповоротно. И объявить, что смыслы ни за что не отвечают.

Но если смыслы ни за что не отвечают, что же тогда произошло, и откуда взялись Освенцим и геноцид? Это важно, но еще важнее другое. Если смыслы ни за что не отвечают – что такое человеческая жизнь, и почему она зовется человеческой? Говорить, что смыслы ни за что не отвечают, – это и есть попытка окончательно превратить смысл в чисто игровую постмодернистскую конструкцию!

Если всерьез обсуждать смыслы, то нельзя пройти мимо вопроса о смысле зла, то есть о смысловых очагах, проекцией которых на материальную реальность является зло. И мимо вопроса о том, что творит формы нашей жизни – дух, то есть смысл, или что-то еще? В классической философии, начиная с Платона, формы творит дух. Нет духа – нет форм, все рассыпается, возникает хаос.

Если убрать смыслы, что будет происходить с формами? С любыми формами жизни: с семьей, с межличностными отношениями, со школой, вообще любой деятельностью? Если смысл во все это не входит, если не смысл все это творит, то кто же и что же творит? Вот, на мой взгляд, главный вопрос XXI века.

И это вовсе не отвлеченный философский вопрос. Отказ от признания того, что дух и форма, то есть смысл и происходящее, связаны, прерывает эту связь, блокирует контакт "человека действующего" с его эгрегором, прерывает его подпитку энергиями высших целей и смыслов.

Что же тогда входит в происходящее? Во что превращается деятельность, если перекрыта связь между духом и формой, если смысл деятельности оказывается оторван от деятельности как таковой? Форма может просто рассыпаться. Так и произойдет, если прекратится доступ смысла, доступ духа. Но может произойти и другое. В форму войдет чужой, антагонистический смысл. Антисмысл. И тогда произойдет не рассыпание, а превращение форм. Форма даже усилится, но она станет отрицанием того содержания, которое ее создало. Форма начнет не раскрывать содержание и не прозябать в отсутствии оного. Она начнет воевать с содержанием.

Назовите это как угодно. Антибытием, адом. Важно понять, что речь идет об очень специфической онтологии и метафизике. И что эта онтология, эта метафизика имеют прямое отношение к нашей действительности, той самой злобе дня, о которой я говорил.

Как только вы не пускаете смысл в бытие, оно не просто чахнет и рассыпается. Это не единственный сценарий. По другому сценарию, в это бытие при перекрытии доступа смыслов активно входит антисмысл, зло.

Проблема превращенных форм ставилась еще в позднем марксизме. Позже неогегельянцы это обсуждали. Мамардашвили об этом много интересного написал (хотя и под другим углом зрения).

Так вот – наша реальность не просто обессмысливается. Она именно "превращается". И это указует на многое: на вектор, проект, субъект. Самый простой пример: если экономическая, хозяйственная деятельность оторвана от смысла, она не обязательно прекращается. Она может и превратиться. Стать антидеятельностью – в этом суть криминального государства. Важно не то, что я что-то построил, создал. Важно то, что я делаю прибыль на непостроении, на антиподе созидания. Что такое отмывка? Это затаскивание грязных денег в дыры, созданные недостатком деятельности. Пустота, антидеятельность становятся суперприбыльными. Чем не игра превращенных форм?

Другой пример – из сферы этого самого "чика". Если система государственной безопасности оторвана от смысла, она может принять в себя антисмысл. И стать для государства главной опасностью.

Есть такое заболевание – системная красная волчанка. Что это такое? Это такая биологическая превращенная форма, когда иммунная система (то есть система безопасности) начинает истреблять не врагов организма, а его, организма, системообразующие начала. Вот вам и пример по поводу сорняка и огурца. Сорняк (враг организма) поддерживается, огурец (системообразующий элемент) истребляется.

Рассмотрим теперь, что такое с данной точки зрения 60-летие Победы (рис.3). Празднуя Победу, нельзя не отвечать на вопросы "что победили?" и "кто победил?" И что это значит – победили? В чем был смысл фашизма, была ли в нем вообще связь между смыслом и происходящим?

Но ведь и у нас, и за рубежом постоянно спрашивают: "А почему она должна быть?" А заодно возникает и реабилитация определенных фашистских и околофашистских смыслов как "неответственных". И появляется Лени Рифеншталь не в качестве апологета фашизма, а в качестве "великого художника", и железногвардейцы оказываются просто "румынскими патриотами", а Дугин, восхвалявший Гиммлера, – "евразийским философом".

А когда все это появляется, то становится совсем уж непонятно: что победили-то? Своего исторического союзника – Третий рейх? О какой Победе идет речь? Если у Победы нет смысла, то нет победы, а есть поражение. Без осмысления этих вопросов мы сейчас идем к "триумфу капитуляции". И 60-летие Победы станет таким "триумфом капитуляции", потому что если отнимают смысл Победы, что такое форма Победы без содержания Победы?

Привожу пример. Газета "Известия" пишет: все говорят о том, что в Европе маршируют эсэсовцы. Столько лет прошло, а никакого примирения. В чем проблема-то? – спрашивает автор. Нужно, чтобы в День Победы в соседних колоннах прошли солдаты, водрузившие знамя на рейхстаге, и батальоны Waffen SS, чтобы все вместе отпраздновали этот день. И зачем, мол, мы с Латвией "выясняем отношения", обсуждаем, приедет или не приедет на праздник их президент? Все должны приехать, и должны по Красной площади пройти и немецкие батальоны, и наши ветераны, и все вместе должны выпить в этот день.

Не слабая идея, да? И где – в газете "Известия"! Нет связи смысла с происходящим. Нет этой связи – и происходящее распухает любыми формами, включая самые чудовищные, хоть предложением всем по Красной площади в одних колоннах идти.

Когда это возможно? Лишь тогда, когда смысл уже ничего не значит, когда он воспринимается как мертвый музейный экспонат. И тогда это уже не смысл, а чучело смысла, которое по его ценности для действительности равно смыслу чучела. Но если это чучела, то почему же они не могут сидеть или шагать рядом? Почему чучело мыши нельзя поместить рядом с чучелом филина? Это же чучела, экспонаты. Их смыслы не могут быть рядом: филин сожрет мышь или мышь убежит от филина. А чучела – могут.

Еще раз: если нет смысла Победы – нет и самой победы. И нет праздника, потому что праздник не может быть без смысла. А когда нет праздника – распухают "мероприятия". Деятельность лишена смысла, но оказывается самодостаточной. На философском языке – имманентное полностью оторвалось от трансцендентного, и это имманентное распухает "само в себе".