Но на сегодня "генеральный штаб" радикального ислама, Китая и Европы находится в Нью-Йорке. Все решающие антибушевские сигналы посылаются именно оттуда, из двух, максимум трех штаб-квартир. И действия этих штаб-квартир вполне скоординированы.

Отмечу, что идущее сейчас шиитское восстание в Ираке, где умеренная часть шиитских кругов вышла из игры, а проявляют активность радикальные шиитские группы, – изначально ориентировано не на Тегеран, а на Кум, то есть на наиболее фундаменталистские группы в Иране. Это означает, что возникла координация действий между радикальным религиозным сегментом Ирана, проклинающим американцев как явление Сатаны в человеческом облике, – и нью-йоркской группой противников Буша, а также европейскими (в основном, французскими) центрами антибушевских сил.

Все эти люди поняли одно: дальнейшее развитие мировой ситуации, которую создает Буш, угрожает их жизненно важным интересам. Поэтому они, не имея возможности на сегодняшний день напрямую бороться с США, начали играть на противостоянии двух партий в самих США. Это и называется "политическая война". А суть ее в том, что воюют с конкретным императором, реализующим определенный имперский проект. И останавливают именно этого императора (в союзе с частью Рима), а не Рим вообще.

Средствами подобной войны, в отличие от войны обычной, являются: адресная аргументация и пропаганда, коррупция в невероятно крупных размерах, силовое политическое и психологическое элитное давление, использование давних противоречий для конструирования новых противоречий, парализация действий по ключевым направлениям и узлам, ослабление и разрушение политической системы противника.

Но – не бомбежки чьими-то самолетами авианосцев США. Никто не будет играть в войну с американцами по американским правилам. Противники Америки в данный момент этого не хотят и не могут. Опыт Ирака показал, что это заведомо приведет их к проигрышу.

Сегодняшняя политическая война будет вестись не на уровне авианосцев, не на уровне ракетного и химического оружия. И даже – не на уровне террористов. Террористы будут только подыгрывать там, где нужно, и настолько, насколько им скажут.

Война будет идти на уровне стратегических разведок. Стратегических – поскольку им предстоит убеждать необходимые узловые элементы создаваемой "временно союзной" системы в том, что сегодняшние оптимальные алгоритмы их действий – состоят не в том, что считалось оптимальным совсем недавно и что будет оптимальным спустя некоторое время.

Эта война – не вербовки, не убийства, хотя в ней, конечно, будут и вербовки, и убийства, и пр. Это – более сложная комбинация действий.

Я говорил об этом давно и настаиваю на том, что всё, на практике происходящее сегодня в мире (в том числе, и в Ираке), полностью подтверждает подобную логику действий.

Далее, некоторые реакции на мой предыдущий доклад по Грузии еще раз ставят меня перед необходимостью объяснить, зачем нужны именно такие объяснения. С этого и начну.

Возьмем любую ситуацию из тех, которые мы регулярно рассматриваем. В Грузии, в России, в Косово, в Ираке, в Узбекистане (рис. 1). Это называется "региональные" или "локальные" ситуации.

Так вот, с каждым годом всё очевиднее, что обсуждать локальную ситуацию в отрыве от общей, или глобальной, нельзя. На определенных исторических этапах локальные ситуации обладают какой-то политической, психологической, экономической, экзистенциальной автономностью. А суть политических тенденций последних лет состоит в том, что степень этой автономности неуклонно падает. Как бы мне ни хотелось рассматривать это по-другому, но региональные ситуации все больше становятся своего рода "придатками" или "следами" неких глобальных ситуаций.

Является ли это частью той тенденции, которую мы называем "глобализацией", или же следствием какого-то оскудения и упрощения человечества вообще (и его проектной дееспособности, в частности) – не знаю. Но я чувствую, что это так.

Значит, куда бы мы ни ткнулись, пока мы на это глобальное не выйдем, ничего обсудить, по большому счету, не получится. Сегодня это более нереально, нежели, например, в 1993 году, когда можно было, без серьезной потери содержания, анализировать события в Приднестровье в локальном и региональном ключе. Сейчас – всё другое. Вся материя того, что можно назвать "политическими процессами", стала иной. Если мы в какой-то степени хотим ее реально понять (а не притворяться, что мы ее понимаем, и, в конечном итоге, самовыражаться на привычном нам политическом языке), то придется в это глобальное вгрызаться всерьез, как-то с ним разбираться.

Но и это не все. Смотрим дальше (рис. 2). Есть общая глобальная ситуация – и ситуация в каком-то сегменте мировых процессов, например, в экономике. И снова ясно, что никакие конкретные обсуждения экономических оптимизационных мер – в отрыве от общей ситуации ни к чему не приводят. Как нам обеспечить такие-то параметры такого-то сегмента деятельности? Это уже не проблема данного сегмента – это другая, более широкая, проблема!

Все проблемы сегментов, с одной стороны, перемещаются в некий общий фокус целостности. Фокус системной архитектуры мира. А с другой стороны, из регионального – в глобальный фокус. С точки зрения территории охвата, проблемы поднимаются до глобального уровня очень быстро. Пять или семь лет назад я разбирал детально 8-9 ситуаций собственно в Грузии или Ираке, и на этом основании мог строить некий прогноз. Теперь же на все это подавляющим образом накладывается глобальный контекст.

Поймите, глобальное в современном локальном процессе – уже не рамка, не некая система опосредованных давлений. Это теперь уже нутро самой ситуации. И всякая попытка читать ее иначе – зачастую делает людей просто смешными.

Но есть и третий класс ситуаций (рис. 3). Переплетающиеся – неочевидным до конца образом – ситуации. Вот мы в апреле имеем дело с обострением в Ираке. Но рост противостояния американцам начался там еще в феврале. А в промежутке между февралем и апрелем мы наблюдали очень острые события в Косово.

Что там происходило? Это что, "в огороде бузина, а в Киеве дядька"? Или это единая стратегия американского империализма, который стремится всё и везде хаотизировать? С какой исследовательской оптикой, с каким аналитическим инструментарием надо подходить к такой ситуации, чтобы – снова повторяю – не оказаться заложником простых схем, которые, натыкаясь на конкретные данные и фактуры, будут просто взрываться, раня вас своими осколками?

Значит, есть ситуация в Грузии (рис. 4). И в Грузии этой, о которой я говорил в прошлый раз, крутятся люди, кипят страсти, решаются судьбы. Но ключевые объяснения надо искать в глобальной ситуации.

Ещё раз повторю: я не считаю, что люди, интегрированные в наркотрафики, плохие. Потому что, с моей точки зрения, все, кто сегодня что-нибудь реальное делает, во что-нибудь этакое интегрированы.

Кто там хороший или плохой, кто кого любит или нет – это тема для профессора Кона, который много о любви написал. Я не о любви здесь говорю. Это иначе называется. Я говорю о том, что вывести какие-то военные части из какого-то региона легко, а вернуть их после этого назад – трудно. Поэтому, с моей точки зрения, лучше не выводить, хотя части эти – не ангелы и наверняка занимаются не только своим миротворческим делом…

Я только хочу знать: военные позиции в Грузии ещё нужны России, или уже не нужны? И призываю: давайте разберемся – кто эти позиции после нас и вместо нас получит? И как это накладывается на сетку международных и корпоративных интересов.