Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Весь-то вопрос – как это зло нейтрализовать, как яд сделать… ну, не знаю… ну, хоть каким-то лекарством. Теперь оказывается, что из всего нужно выделить экстракт яда, и этот экстракт яда, это крутое зелье ведьм Макбета, выдать за эликсир? Чего? Чего эликсир? Либерализма? Свободы?

У меня разное отношение к Гитлеру и Сталину. Я по-разному смотрю на фашистские лагеря смерти и ГУЛАГ. Я не могу и не хочу уравнивать, потому что знаю, что это ложь. Но у меня дед погиб в ГУЛАГе. Я любую несвободу ненавижу гораздо больше, чем этот самый фон Хайек. Я твердо знаю, что несвобода губительна хотя бы потому, что начинается все с конфликта ценностей, а кончается доносами на обидевшего соседа. Что начинается с взлета энтузиазма, а кончается торжеством серости, которая сама же все и сводит под ноль ради своих серых прелестей. Кто свел под ноль СССР? ЦРУ? БНД? Советская номенклатура, вот кто!

Нелюбовь к свободе отвратительна. Можно встать в строй ради победы над врагом. И, встав в строй, лишиться свободы. В этом суть любой военной профессии. Но нельзя встать в строй просто ради любви идти в строю. Куда угодно идти в строю, хоть в могилу. Есть нормальная человеческая готовность принять касторку, если болен. Но нельзя называть нормальным желание утром и вечером пить касторку вместо кофе с молоком.

Не апологетика свободы раздражает меня в построениях фон Хайека или Ханны Арендт. Если выбирать между впечатляющим рабством и умалительностью свободы, между строительством пирамид и ковырянием крестьянина на собственном огороде, – я любую умалительность выберу и наплюю на любое величие, замешанное на рабстве. Потому что рухнет оно, это величие, стухнет, сгниет, развалится.

Но во всем, что делает Хайек и ему подобные, я вижу подкоп под идею свободы, а не ее концентрированное выражение. И вся эта линия в ее безусловной последовательности ненавидит не жестокость Сталина и не жестокость Гитлера. Не знаю, как с Ханной Арендт, не решил для себя до конца этот вопрос и потому не буду выносить вердикт. Но для фон Хайека и ему подобных отвратительна не жестокость Сталина и Гитлера, а соединение этой жестокости с идеологией, смыслами. Еще точнее – отвратительны эти идеологии и смыслы как таковые. Причем не в их реальном качестве, а вообще. Поэтому никто и не разбирается в содержании идеологии, в векторе цели.

Если абстрагироваться от содержания, то кто же спорит! И диктатура Сталина, и диктатура Гитлера – весьма жестоки. И в этой жестокости, в этом апофеозе насилия и несвободы, конечно же, отвратительны. Но фон Хайеку не это отвратительно. Ему отвратительно то, что все это замешано на энтузиазме и сочетается с идейным началом, со смыслами. Ему нужно эти смыслы испарить. Причем любые смыслы вообще, если только эти смыслы создают коллективности (даже микроколлективности, а уж макро – тем более).

Смыслы испарить – а жестокость? А жестокость будет наращиваться! Потому что, как только испарятся смыслы, что останется? Только страх! Иррациональный, абсолютный страх особи, лишенной человеческой самости перед тем, что доминантно и беспощадно. Страх кролика перед удавом. Нечеловеческий страх, возведенный в регулятор бытия как бы человеческих особей. Иррациональный страх, страх персонажей Кафки… Как там у Киплинга?

Мы бросили свои мечи не в битве и не днем,

А ночью в карауле, на берегу речном.

Вода ревела, ветер выл,

Родился страх, он рос, грозил,

И мы бежали что есть сил

От ужаса в ночи!

Вот этот страх Ночи, страх всего живого, покинутого духом, перед абсолютностью смерти – вот что такое идеальный Левиафан как компенсатор отсутствия смыслов и человечности.

В этих построениях все проникнуто дегуманизацией. И все ахи и охи по поводу террористической природы определенных режимов удивительно фальшивы и неискренни. Либерализм не лишен идеального, как и любой другой "изм". Самая простая, обыдленная человеческая природа никогда до конца в бессмыслие не упадет. Ее туда надо затолкать! Надо изобретать все новые и новые возможности найти и вытравить смысл, коренящийся в самом простом человеческом существовании. Как надо ненавидеть этот смысл, чтобы так с ним бороться?! И как надо изолгаться внутри себя самого, чтобы все это называть борьбой за свободу!?

Сказанное касается, прежде всего, фон Хайека. Отчасти и Карла Поппера. В случае Поппера мне всегда был непонятен воинствующий отказ от рассмотрения смыслов, культурных оснований, культуры вообще, и столь же воинствующее поклонение институтам. Институты должны спасти, должны прийти на место всего другого – бога, смысла, гуманности. Вопрос не в том, нравится мне это или нет. Мне это не нравится. И именно потому я пытаюсь быть особо беспристрастным и просто понять, возможно ли это.

Живут себе людоеды. Одна партия считает, что можно есть только маленьких детей. А другая – что можно есть всех подряд. Существует двухпартийная система, людоедский консенсус, пресса, свободно обсуждающая людоедскую проблематику, право митинговать по поводу качества людоедства. Почему это общество надо называть свободным? Формальные критерии открытости соблюдены. Почему эти формальные критерии должны гарантировать качество социальной жизни? Что? Начнут с людоедения, а кончат либерально-консервативным консенсусом? Да не кончат они никогда! Кончат тем, что, доев своих, займутся чужими, особенно если обзаведутся ядерным оружием.

Между тем концепция Поппера упорно проводится в жизнь не кем-нибудь, а всем совокупным Западом и, прежде всего, державой #1 – США. Приходим, дескать, в Ирак или Афганистан и начинаем строить открытое общество. Понятно, что поскольку культурных предпосылок нет, то открытое общество становится… ну, мягко говоря, резко более диким и агрессивным (то есть вторично-архаическим), чем общество предыдущее.

Что, кто-нибудь станет отрицать, что это так по факту? Ирак фактически разделили на три части. Шиитская ориентируется на самую консервативную часть Ирана (не Тегеран, а Кум). Суннитская сошла с ума настолько, что бен Ладен и Завахири скоро покажутся членами "Хельсинки уотч", профессорами Паганелями по отношению к террористам из суннитского треугольника. Что еще сотворили? Ах, да, Курдистан! Чтобы подорвать разом светскую устойчивость Турции – своего единственного более или менее естественного союзника на Ближнем Востоке.

Что несли на знаменах, когда все это делали? Идеологию Поппера, идеологию открытого общества. Спасибо еще, что не фон Хайека "замастырили"!

Это что, единственный пример? Вот-вот взорвется Египет и падет светский режим Мубарака. Это ради чего будет сделано? Ради открытого общества? Открытого чему? "Братьям-мусульманам"? Запад много источал лживых ахов и охов по поводу варварства Хомейни. Но Запад сам, в лице абсолютно конкретных американских советников и высоких должностных лиц, взрывал Иран, ломал волю своего союзника шаха. Ради чего? Он что, хотел иметь президентом Ирана Ханну Арендт? Он Хомейни хотел, и тому есть много свидетельств.

Запад декларативно восхищается светским режимом в Турции. А исподволь подтачивает этот режим. И толкает ему на смену сразу несколько весьма свирепых модификаций. Он что, рассчитывает, что, поломав железную властную вертикаль турецких военных, он побудит турецкий народ избрать Елену Боннэр главою демократического Турана?

Что происходит с этим открытым обществом в Центральной Азии, на Украине – везде? Что произошло в России? И как это произошедшее встроено в макропроцесс? Ведь фон Хайек, Поппер, Бжезинский, Ханна Арендт и иже с ними шарахались как черт от ладана каждый раз, когда предлагалось рассмотреть реальную двухфазную модель "либеральной демократизации"…

Фаза #1 – шок, выбивающий индивидуума из смысловых матриц и ничего не дающий взамен, а значит, превращающий индивидуума в помесь пластилина со взрывчаткой.

Фаза #2 – конвульсия, порожденная фазой #1. То самое, что Ханна Арендт (к ней мы, пожалуй, и перейдем) называет "тоталитарной конвульсией".

108
{"b":"314118","o":1}