В целом, во время тьюнинга с Аленой в тот раз Петр Николаевич расслаблялся и отдыхал. Но неотъемлемые вечерние звонки в «бесплатное время» были изматывающими.

При первой их встрече Петр Николаевич даже находил эти звонки увлекательными, потому что Алена была женщиной незаурядного ума и начитанности. Во вторую их встречу спустя два года они были просто терпимы. Но в тот раз, в третий, Петр Николаевич наконец прибег к проверенному средству: снимать трубку с рычага без десяти девять и класть ее обратно только в пол-одиннадцатого. Это была очень удобная увертка от его неукоснительного правила «с девяти до десяти вечера — время для бесплатных консультаций в любом объеме».

В первый и единственный их телефонный разговор за те пять дней Алена рассказала множество историй в духе: «как правильно запихнуть кошке в горло таблетку от глистов, чтобы эта задрыга ее не срыгнула». Петр Николаевич с прискорбием заключил, что Алена деградировала до категории отупевших стареющих женщин, которые подбирают на помойках вонючих собачонок и плешивых кошек. Обычно, правда, такие женщины одиноки и бездетны. В случае с Аленой, эту мерзость приходилось терпеть четырем детям и мужу. Петр Николаевич предположил, что если она еще заведет курятник на балконе, у мужа лопнет терпение, и он выставит ее за дверь. Или просто уйдет, чтобы не ввязываться в конфликт насчет квартиры.

Как бы в подтверждение своей любви к животным, Алена пришла на второй день в свитере, облепленном чьим-то серым волосом, а на пятый от ее обуви разлился в прихожей терпкий аромат кошачьей мочи.

Любовь к животным у нее, однако, принимала часто нетривиальные формы, о чем Петр Николаевич узнал из того же телефонного разговора. Алена всерьез рассвирепела, рассказывая про то, как глупые хозяева балуют своих собак. Оказывается, в ее доме собаке приходилось нелегко. Если она позволяла себе заглянуть на кухню до того, как семья закончит ужин, то получала ногой (либо подручным кухонным предметом) по морде. Та же участь ждала ее, если она уходила со своей подстилки в коридоре и совалась в комнату, чтобы, например, посмотреть со всеми телевизор. «Шаг в сторону — и сразу ногой под брюхо! — с оскалом на лице прорычала Алена, следом заулыбалась и похвасталась: — Недавно я так ее отлупила, что сломала несколько ребер. Она два дня не вставала с подстилки. Теперь ходит за мной на прогулках как привязанная, ни шагу в сторону».

Когда пять дней занятий подошли к концу, и Петр Николаевич провожал Алену в прихожей, та медлила и копалась. Наконец она спросила: «Петр Николаевич, я, честно, не знаю, как так вышло, что мой муж отказался ставить вам сигнализацию. Может, вы все-таки вернете мне деньги. Я, как только раскручусь, отдам вам с процентами, обещаю». — «Вот когда вы их заработаете, тогда приходите, — ответил Петр Николаевич, не сдерживая раздражения в голосе. — Учитесь обязательности. Не пытайтесь переигрывать то, о чем уже есть уговор. Предприниматели больше всего ценят, когда вы не отступаете от принятых решений. Это мой вам совет, следуйте ему, и у вас все получится. А сейчас, извините, мне нужно сделать очень важный телефонный звонок».

Выпроводив ее, он прильнул к глазку. Алена не спешила уходить с лестничной площадки. Пару минут она топала ногами, махала руками и дергала головой, как человек, который проклинает себя за оплошность. Она ничего не выкрикивала, но строила гримасы и открывала рот. Отругав себя, она сделала движение назад, к двери, чем напугала Петра Николаевича, но потом передумала и рванула вниз по лестнице.

Ее муж проявил пунктуальность. Он был хмурый, крепко сложенный мужчина с короткими подернутыми сединой волосами. «Рад познакомиться, Виталий», — сказал муж и до боли сжал его руку. Петр Николаевич оценил его сложение, толстые вены на запястье. Встревоженно он подумал: «Интересно, этот Виталий занимался единоборствами?». Ему пришло в голову, что Виталий согласился монтировать видеонаблюдение, чтобы встретиться и избить Петра Николаевича в отместку за жену.

Однако Виталий отпустил руку и стал неспешно раскладывать инструменты. Через полтора часа он закончил и объяснил Петру Николаевичу, как включать и выключать устройство, сменять кассеты, стирать записи и отматывать пленку в начало. Камера была замаскирована под подкову и висела над входной дверью. Она давала широкий обзор прихожей и коридора почти до самой кухни. У грабителя не было шансов: его лицо обязательно фиксировалось бы камерой. Виталий собрал инструменты и попросил деньги.

Петр Николаевич тут же выполнил просьбу. Пересчитав деньги дважды и посмотрев пару купюр на свет, Виталий спросил:

— Как вы думаете, мне от нее уйти?

— А вам есть куда идти?

— Да, к маме.

— Тогда уходите как можно скорее, — искренне посоветовал Петр Николаевич.

— А как же дети?

— Заберите пацанов с собой, чтобы не испортила.

— Она родила четырех девочек, — сокрушенно сказал Виталий.

Петр Николаевич присвистнул.

— Она совсем тронулась, да? — спросил Виталий.

— Хотите мое совсем честное мнение? — сказал Петр Николаевич после паузы. — Это клинический случай, и она в один прекрасный день может убить вас и детей.

— Я думал об этом, — тихо сказал Виталий. — Ладно, было приятно, — неожиданно сказал он и ушел, не пожимая руки.

Наконец, спустя еще год Петр Николаевич снова встретил Алену и был убежден, что больше не увидит ее никогда. Однажды весной он подбегал к подъезду после утреннего спорта, и увидел женщину в спецовке и строительных ботинках. Она сидела огромном рюкзаке у двери подъезда. Она вскочила и кинулась к нему. Тогда он узнал ее по голосу и только потом разглядел знакомые черты лица. «Петр Николаевич! — закричала она и схватила его за руки, от нее пахло водкой. — Я пришла к вам с предложением! Уходите со мной в экопоселение, будете моим астральным мужем. Я уже купила участок земли, осталось только построить дом. Мы лето проживем в палатке и что-нибудь до осени построим. Будем выращивать все свое, чтобы еда была наполнена эфирами. Если вы не свяжете себя с матерью-землей, ваша душа не сможет переродиться, и вы погибните навсегда. Я бросила мужа и детей, они безнадежны. Но вы же умный, вы должны понимать. Все уже готово, автобус отходит через три часа от Юго-Западной, вы успеете собрать вещи!»

Захваченный врасплох этим излиянием, Петр Николаевич выслушал все. Когда она закончила, у него в носу стоял запах перегара и гнилых зубов. Сдерживаясь от желания ударить ее, он извинился, отцепил от себя ее руки и вошел в подъезд. Она двинулась за ним, он пустился в бег по лестнице. Она пробежала пару лестничных пролетов, но потом задохнулась и только закричала хрипло вслед: «Ах ты, мерзавец! Предал меня! А я для тебя все делала, все!»

Он был убежден, что она умерла или попала в психбольницу. Но вот, она снова перед ним, в желто-синем платьице, старая и тощая, пытающаяся кокетничать.

«Алена?» — спросил он осторожно.

«Ой, не называйте меня та-ак! — она подалась вперед и шепнула. — Чтобы они не узнали!» — и она сделала «тщщ», приставив указательный палец к губам.

«Как ваша сельская жизнь?» — спросил он.

«Они всё у меня отобрали!» — закричала навзрыд она, закрыв лицо руками, но тут же отняла руки и засмеялась: «Но они не знали, с кем связались! Они не знали, что у меня есть вы. Вы так помогали мне, когда мы строили дом и сажали деревья. Зачем вы потом уехали? Если бы вы не уехали, они бы ничего не отобрали, — снова она выдала рыдающие нотки. — Но теперь вы мне поможете! У меня столько целей, сто-олько!» — она округлила глаза.

Петра Николаевича передернуло. Он подумал вдруг, что за десять с лишним лет своей практики ни разу не сталкивался с сумасшедшим, в смысле, по-настоящему, совсемсовсем сумасшедшим. Таким, от которого не знаешь чего ожидать.

«Как ваш муж, дети?» — спросил он, подумывая о том, чтобы выставить ее за дверь.

«Ох! — она стала качать головой. — Он съел детей и потом выгнал меня. Я стала совсем одна, и только вы теперь мой защитник. И еще Татьяна, — она вдруг заулыбалась и стала подмигивать. — Татьяна так мне помогает, так помогает, но никому ни слова, тщщщ!»